обучение

Женщины-философы работали с древних времен. Я надеюсь, что вы найдете информацию на этих страницах интересной и полезной. Знаете ли вы, что: За несколько тысяч лет до Пифагора ( Отца Философии ) женщина, Эн Хеду'Анна, занималась философией. Она жила в районе, который теперь обозначается как Сирия и / или Ирак. Императрица Римской империи восстановила философию в Риме после того, как Нерон убил или выслал всех активных философов. Женские монастыри в Европе были родиной многих женщин-философов. Например, аббата Хросвита написала философские пьесы. Одним из великих эпических авторов Японии был женский философ. Работа женского британского философа установила различие между философией и эмпирическими науками, которое сегодня принято в западных университетах. (Помните, что Ньютон, Галилей и другие публиковали свои работы как «Естественная философия», а не как «Естественная наука») Сент-Луис Гегельянс в Соединенных Штатах приписывают введение профессиональной философии в США. Женщины были частью этой группы. У них были статьи, опубликованные в первом журнале профессиональной философии в стране. Для алфавитного списка женщин-философов, которые можно найти на этом сайте, перейдите на страницу индекса имени . Там вы увидите, что женщины индексируются по именам FIRST. Это не делается из знакомства или менее адекватного уважения. Это делается потому, что для женщин во многих культурах это только их имена, которые они сохраняют всю свою жизнь. Социальная конвенция во многих культурах требует, чтобы женщины меняли свою фамилию на фамилию семьи своего мужа, если и когда они вступают в брак. Когда позволит время, мы будем индексировать их также их фамилиями. Для получения хронологического списка женщин-философов, которые можно найти на этом сайте, перейдите на страницу « Указатель даты» . Там вы увидите, что женщины индексируются в соответствии с тем, когда они, как считается, жили. Это полезно, если вы хотите сравнить и сопоставить взгляды, которые придерживаются философы в течение определенного периода времени, или, если вы хотите сравнить ранние взгляды на тему (например, логику, феминизм или этику добродетели) с последующими разработками по этой теме. Когда вы нажмете на имя философа, ее страница скоро также укажет, представлена ​​ли она в фотоальбоме «Busted !! A Pictorial History of Women Philosophers from Antiquity to XXI век» или в четырехтомном DVD-сериале «Busted !! Изобразительная история женщин-философов 2300 г. до н.э. - 2012. СЕНТЕНТИЙНАЯ АНТИКВАРИАТ ΕΥΔΟΞΑ ΑΓΝΩΣΤΑ ΚΑΤΑΓΕΛΑΣΤΑ ПЕРЕЙТИ К СОДЕРЖАНИЮ ГЛАВНАЯ ОКОЛО ЭССЕ НЕКОТОРЫЕ ДРУГИЕ ОДИССЕЙ ZONARAS: СОВОКУПНОСТЬ ИСТОРИЙ ИСТОРИЯ АПОЛЛОНИЯ ТИРА БИТВА ЛЯГУШЕК И МЫШЕЙ ДРУЗЬЯ Впечатляющий список женщин-авторов из древности 1 АВГУСТА 2016 ГОДА/ SENTENTIAEANTIQUAE Я получил ссылку на следующее по электронной почте от моего преподавателя стихов стихов удивительного поэта и переводчика Ольги Броумас. Сообщение находится на tumblr на странице DiasporaChic , бит оригинального автора, который уже завоевал мое восхищение, - Terpsikeraunos . Как обычно, когда я думал, что что-то знаю, кто-то приходит, чтобы избавить меня от моих притязаний! Calliope Женщины в Древней Греции и Риме с сохранившимися произведениями или фрагментами by terpsikeraunos : ФИЛОСОФИЯ Aesara of Lucania : «Только фрагмент выжил из книги« Книга о человеческой природе » книги « Азара », но он дает ключ к пониманию философии Phintys, Perictione и Theano II. Aesara представляет знакомую и интуитивную теорию естественного права. Она говорит, что благодаря деятельности самоанализа в нашу собственную природу, в частности природу человеческой души, мы можем обнаружить не только естественную философскую основу для всего человеческого права, но и мы можем также различить техническую структуру нравственности, позитивного права, и, как можно предположить, законы нравственной психологии и физической медицины. Теория естественного права Эзары относится к законам, регулирующим три применения морального права: индивидуальную или частную мораль, законы, регулирующие моральную основу института семьи, и законы, регулирующие моральные основы социальных институтов. Анализируя природу души, Эзара говорит:История женщин-философов: Том I: Философы древних женщин, 600 г. до н.э. - 500 н.э. , М. Мелисса : «Мелисса (3 век до н.э.) [1] [2] была философом-пифагореем ... Ничего не известно о ее жизни. Она известна только из письма, написанного другой женщине по имени Cleareta (или Clearete). Письмо написано на дорическом греческом диалекте, датированном примерно в 3 веке до нашей эры. [2] В письме обсуждается необходимость скромности и добродетельности жены и подчеркивается, что она должна подчиняться мужу. [2] Содержание привело к предположению, что он был написан псевдонимом человеком. [2] С другой стороны, автор письма не предполагает, что женщина естественно низшая или слабая, или что она нуждается в правиле мужчины, чтобы быть добродетельной. [1] "- Википедия Perictione (I и II) : «Две работы, приписываемые Perictione, сохранились в фрагментах:« О гармонии женщин и о мудрости » . Различия в языке говорят о том, что они были написаны двумя разными людьми. Аллен и Вайте идентифицируют их как Perictione I и Perictione II. Мать Платона была названа Perictione, и Waithe утверждает, что ее следует идентифицировать как более раннюю Perictione, предполагая, что сходство между Республикой Платона и « О гармонии женщин» может быть не результатом того, что Perictione читает Платона, а наоборот - сын, изучающий философию из его мать. О гармонии женщин, однако, написан в ионической прозе со случайными дорическими формами. Этот смешанный диалект датирует работу до конца четвертого или третьего веков до нашей эры. В справочнике « О гармонии женщин с женщинами» говорится о эллинистических монархиях третьего века до нашей эры или позже. О Мудрости написано в Дорике и частично идентично работе Архитата с тем же именем. Эта работа должна быть датирована позднее, до третьего или второго века до нашей эры. Обе даты работ и их диалекты означают Perictione, поскольку мать Платона не могла написать их. Затем у нас есть два пифагорейских текста, приписываемых неизвестным женщинам по имени «Перице», которые должны быть датированы, возможно, на сто лет друг от друга ». - Женщины-писатели Древней Греции и Рима: Антология , завод IM Phintys : «Phintys (или Phyntis, Greek: Φίντυς, 4 или 3 век до н.э.) был философом-пифагореем. Ничего не известно о ее жизни и о том, откуда она взялась. Она написала работу по правильному поведению женщин, две выдержки которой сохранились у Стобея ». - Википедия Птолемей Кирины : «Птолемаис известен нам благодаря ее работе Порфирия в его« Комментарии о гармониках Птолемея » . Он говорит нам, что она родом из Кирины и дает название своей работы, «Пифагорейские принципы музыки», который он цитирует. Она единственная известная женская музыкальная теоретика из древности. Ее даты не могут быть точно известны. Она явно предшествовала Порфирию, который родился около 232 года н.э .; Дидимус, которого также цитирует Порфирий, знал работу Птолемаиса и даже мог быть источником Порфирия для этого. Этот Дидимус, вероятно, тот, кто жил во времена Нерона, давая нам дату для Птолемаиса первого века нашей эры или раньше ... Одна из проблем, связанных с этим текстом, заключается в том, что это в цитате. Порфирий не имеет четкого различия между текстом, который он цитирует из Птолемаиса, и его собственным обсуждением поднятых вопросов ... Второй вопрос - проблема точности цитаты. Порфирий говорит во введении к фрагменту 4, что он изменил несколько вещей в цитате ради краткости. Мы не должны предполагать, что это единственная цитата, которая пострадала от редактирования. С другой стороны, где он цитирует тот же самый проход дважды (фрагмент 3 повторяется почти дословно в фрагменте 4), его последовательность является обнадеживающей. Работа Птолемаиса - это катехизис, написанный как серия вопросов и ответов. Она обсуждает различные школы мысли о гармонической теории, различая степень, в которой они придавали значение теории и восприятию. Ее текст предпочитает подход Аристоксена к подходу пифагорейцев, поэтому ее нельзя считать пифагорейцем, несмотря на название ее работы ». написанный как серия вопросов и ответов. Она обсуждает различные школы мысли о гармонической теории, различая степень, в которой они придавали значение теории и восприятию. Ее текст предпочитает подход Аристоксена к подходу пифагорейцев, поэтому ее нельзя считать пифагорейцем, несмотря на название ее работы ». написанный как серия вопросов и ответов. Она обсуждает различные школы мысли о гармонической теории, различая степень, в которой они придавали значение теории и восприятию. Ее текст предпочитает подход Аристоксена к подходу пифагорейцев, поэтому ее нельзя считать пифагорейцем, несмотря на название ее работы ».Женщины-писатели Древней Греции и Рима: Антология , завод IM ГРЕЧЕСКИЕ АВТОРЫ НАУКА, МЕДИЦИНА И РУКОВОДСТВА Клеопатра Алхимик : «Три трактата выживают. Chrysopoeia состоит только из страницы символов и рисунков. Название трактата, упомянутого в «Комариусе», а также внутренние доказательства трактата Клеопатры, указывают на дату первого века. Символы и рисунки рисунков - это, вероятно, самые ранние рисунки, которые мы имеем из химического аппарата. Диалог Клеопатры и философов существует в изуродованной форме; вероятно, с той же даты, что и вышеупомянутые трактаты, но нельзя отнести к Клеопатре ». - Обзор греческой алхимии , Ф. Шервуд Тейлор Клеопатра Врач: «Насколько серьезно или строго, хронологическое (и действительно концептуальное) соединение Галена Гераклида и Клеопатры должно быть принято, неясно. Клеопатра, безусловно, находится раньше, чем фармакологические писатели, которые приближаются к Трианайской дате Крита гораздо ближе, но можно сказать немного больше. Ее также цитировали византийские врачи Аций из Амиды и Пол Эгины в их, соответственно, медицинской и медицинской энциклопедии шестого и седьмого века. Aetius включает в себя одну сладкую пахучую мазь «Queen Cleopatra» в главе о лицевых приложениях. Пол включает в себя набор рецептов керлинга и крашения волос, взятых из «книг Клеопатры», среди прочих, имеющих дело с головой и волосами в начале его третьей книги.Костметикон . Массы и меры, и в частности перевод между подразделениями, принадлежащими разным временам и местам, имеют жизненно важное значение для всех видов медицинских рецептов. Тем не менее, ничто из этого не помогает в закреплении этой Клеопатры. Она остается активной когда-то в первом веке до нашей эры или в нашей эры, и, по крайней мере, для Галена, стоит, без комментариев, рядом с различными мужскими медицинскими писателями; хотя для Аэция она обладает более монархическими качествами ». - Женщины, писание и медицина в классическом мире , Ребекка Флемминг Филанис : «Филанис из Самос (по-гречески, Φιλαινίς) был, по-видимому, греческой куртизанкой 4-го или 3-го веков до нашей эры. Обычно ее называли автором пособия по ухаживанию и сексу. Поэт Эшрион из Самос отрицал, что его соотечественник Филанис действительно был автором этой печально известной работы. Краткие фрагменты руководства, в том числе вступительные слова, были вновь открыты среди Oxyrhynchus Papyri (P.Oxy. 2891) ». - Википедия Salpe * : «[Плиний Старший] описывает лекарства, которые использовались для широкого спектра заболеваний, от простуды до колдовства, и он цитирует из различных медицинских текстов, которые были ему доступны. Один из них был Сальпе. Плиний описывает ее как obstetrix или акушерку ... Все , что нам ее работы является пересказом Плинии из шести средств ... Фрагменты ее работы в Плиния являются косвенными: оригинал сообщаются , а не цитировал непосредственно, и был бы по - гречески, а не Плинийский латынь. Плиний вводит каждое лекарство, поскольку «Сальпе говорит нам, что ...» или слова на этот счет ... То же самое относится к цитатам других медицинских писателей в Плинии: Олимпии, Сотире, Лайсе и Элефантисе ». - Женщины-писатели Древней Греции и Рима : Антология , IM Plant БИОГРАФИЯ И ИСТОРИЯ Nicobule : «Nicobule или Nicobula (греческий: Νικοβούλη, Nikoboúlē) была греческой женщиной, которая, возможно, создала работу над жизнью Александра Македонского. Биографические данные о ее жизни не сохранились. Поскольку ее имя греческое, ученые склонны предполагать, что она, скорее всего, писала в течение первого-третьего веков нашей эры, период, в котором эллинистическая стипендия больше всего интересовала Александра. [1] Athenaeus (процветавший около 200 г. н.э.) цитирует два отрывка [ 2] [3] по Никобуле со ссылкой на Александра Великого и, в частности, на чрезмерное употребление Александра. [1] »- Википедия Памфила Эпидавра *: «Памфила или Памфила Эпидавра (греч. Παμφίλη, Pamphílē; латинский: Pamphila, fl. 1-й век) был историком, который жил в царство Нерона. Согласно Суда, она была Эпидаурианом, [1] Фотий описывает ее как египтянина по рождению или роду, [2], который можно примирить, предположив, что она уроженец Эпидавра и что ее семья из Египта. Фотий суммирует предисловие к своей работе, в которой мы узнаем, что в течение тринадцати лет она жила с мужем, от которого она никогда не отсутствовала в течение одного часа, она постоянно работала над своей книгой и что она старательно записывала независимо от того, что она слышала от своего мужа и от многих других ученых людей, которые часто бывали в их доме, а также о том, что она сама читала в книгах ... Основная работа Памфилии - это исторические комментарии, история Греции состоит из тридцати трех книг. Фотий дает общее представление о характере его содержимого. Работа не была организована в соответствии с предметами или в соответствии с каким-либо установленным планом, но это было больше похоже на обычную книгу, в которой каждая информация была изложена, поскольку она подпадает под уведомление автора, который заявил, что считает, что это разнообразие принесет большую радость читателю. Фотий считает эту работу очень полезной и предоставляет важную информацию по многим вопросам истории и литературы. Оценка, в которой она проходила в древности, показана не только суждением Фотия, но и ссылками на него в работах Аула Геллиуса и Диогена Лаартия, которые, похоже, воспользовались им в значительной степени ». - Фотий дает общее представление о характере его содержимого. Работа не была организована в соответствии с предметами или в соответствии с каким-либо установленным планом, но это было больше похоже на обычную книгу, в которой каждая информация была изложена, поскольку она подпадает под уведомление автора, который заявил, что считает, что это разнообразие принесет большую радость читателю. Фотий считает эту работу очень полезной и предоставляет важную информацию по многим вопросам истории и литературы. Оценка, в которой она проходила в древности, показана не только суждением Фотия, но и ссылками на него в работах Аула Геллиуса и Диогена Лаартия, которые, похоже, воспользовались им в значительной степени ». - Фотий дает общее представление о характере его содержимого. Работа не была организована в соответствии с предметами или в соответствии с каким-либо установленным планом, но это было больше похоже на обычную книгу, в которой каждая информация была изложена, поскольку она подпадает под уведомление автора, который заявил, что считает, что это разнообразие принесет большую радость читателю. Фотий считает эту работу очень полезной и предоставляет важную информацию по многим вопросам истории и литературы. Оценка, в которой она проходила в древности, показана не только суждением Фотия, но и ссылками на него в работах Аула Геллиуса и Диогена Лаартия, которые, похоже, воспользовались им в значительной степени ». - но это было больше похоже на обычную книгу, в которой каждая информация была изложена, поскольку она попала под уведомление писателя, который заявил, что считает, что этот сорт принесет большую пользу читателю. Фотий считает эту работу очень полезной и предоставляет важную информацию по многим вопросам истории и литературы. Оценка, в которой она проходила в древности, показана не только суждением Фотия, но и ссылками на него в работах Аула Геллиуса и Диогена Лаартия, которые, похоже, воспользовались им в значительной степени ». - но это было больше похоже на обычную книгу, в которой каждая информация была изложена, поскольку она попала под уведомление писателя, который заявил, что считает, что этот сорт принесет большую пользу читателю. Фотий считает эту работу очень полезной и предоставляет важную информацию по многим вопросам истории и литературы. Оценка, в которой она проходила в древности, показана не только суждением Фотия, но и ссылками на него в работах Аула Геллиуса и Диогена Лаартия, которые, похоже, воспользовались им в значительной степени ». - и предоставление важной информации по многим вопросам истории и литературы. Оценка, в которой она проходила в древности, показана не только суждением Фотия, но и ссылками на него в работах Аула Геллиуса и Диогена Лаартия, которые, похоже, воспользовались им в значительной степени ». - и предоставление важной информации по многим вопросам истории и литературы. Оценка, в которой она проходила в древности, показана не только суждением Фотия, но и ссылками на него в работах Аула Геллиуса и Диогена Лаартия, которые, похоже, воспользовались им в значительной степени ». -Википедия ПОЭЗИЯ Aelia Eudocia: «Aelia Eudocia Augusta /iːli.ə juːdoʊʃə ɔːɡʌstə / (поздний греческий: Αιλία Ευδοκία Αυγούστα, c. 401-460 н.э.), также называемый Святой Евдокойей, был женой Феодосия II и видной исторической фигурой в понимании роста Христианство в начале Византийской империи. Евдокия жила в мире, где греческое язычество и христианство существовали бок о бок, и как язычники, так и неортодоксальные христиане подвергались преследованиям [1]. Хотя работа Евдокии в основном игнорировалась современными учеными, ее поэзия и литературная работа - отличные примеры того, как ее христианская вера и греческое воспитание были переплетены, иллюстрируя наследие, которое византийская империя оставила в христианском мире ... Хотя Евдокия могла написать много литературы после выхода из суда, только некоторые из ее работ сохранились. Евдокия "написала в гексаметрах, который является стихом эпической поэзии, по христианским темам ». [27] Она написала стихотворение« Мученичество святого Киприана »в двух книгах, из которых сохранилось 800 строк, и надпись стихотворения на бани у Хаммата Гадера. [27] Ее наиболее изученной литературой является ее Homeric cento, которая недавно была проанализирована несколькими современными учеными, такими как Марк Ашер и Брайан Сауэр. Евдокия - это нелюбимый поэт и пренебрегается из-за «отсутствия полного и авторитетного текста». [35] -Википедия Anyte of Tegea: «Anyte of Tegea (греческий: Ἀνύτη Τεγεᾶτις, Anýtē Tegeâtis, fl., Начало 3-го века до н.э.) был аркадским поэтом, которого восхищали ее современники и последующие поколения для ее очаровательных эпиграмм и эпитафий. Антипатер из Фессалоники перечислил ее как одну из девяти земных муз. Согласно некоторым источникам, она была лидером школы поэзии и литературы на Пелопоннесе, в которую также входил поэт Леонид из Тарентума. По меньшей мере 18 из ее эпиграмм, написанных на дорический диалект, выжить в греческой антологии; дополнительные шесть сомнительно приписаны ей. Тем не менее, у нас есть более полные стихи Айте, чем любая другая греческая женщина, так как девять книг Сафо выживают только фрагментами ». - Википедия Boeo : «Boeo (греческий Βοιὼ) был дельфийской жрицей и гимнистом, который был источником заметок Паусаниаса об истории Дельфийского оракула. ​​Паузаниас утверждает, что Боо был родным Дельфийском и цитирует четыре строки гимна, который написал« Boeo » Аполлон, в том числе прохождение к его концу, где она заявляет, что Олен был первым пророком и священником Аполлона, и что Дельфийский оракул был установлен его учениками вместе с гиперборейцами. Паусаниас отмечает, что после его основания высший офис в Дельфах всегда проводился женскими жрицами. Гимн Боо теперь потерян, за исключением фрагментов, сохраненных Паусаниасом, имя ее работы неизвестно, и нет других биографических подробностей ». - Википедия Клеобулина: «Клеобулина (около 600 г. до н.э.). Существует сомнение в самом существовании Клеобулины, хотя у нас есть три коротких стихотворения, приписываемых ей, многочисленные ссылки на ее жизнь в самых разных древних источниках и знающие две пьесы названный в честь нее. Ученые давно подозревают, что она, возможно, была изобретена, чтобы олицетворять женского головореза ... Несмотря на проблемы с ее историей, мы не должны слегка отстранять ее как историческую фигуру и поэта. Детали ее жизни, как и у большинства древних авторов, были быстро забыты. То, что осталось, было репутацией остроумия, обучения, здравого политического суждения и философии, вытекающих из произведений, приписываемых ей. Ассоциация Клеобулины с Фалесом датирует ее до начала шестого века до нашей эры. Хотя такой биографической детали не следует доверять, мы знаем, что она уже хорошо известна в пятом веке до нашей эры. Athenaeus (10.448b) и Diogenes Laertius (1.89) согласны с тем, что она приехала из города Линдус на Родосе. Другой неизвестный автор, Диотимус Олимпен, написал дискуссию о загадках Клеобулины, давая доказательства того, что труды, приписанные ей, существовали в свое время. Только три загадки, оставшиеся от классической Греции, специально приписываются ей, и отнесение этих стихотворений было поставлено под сомнение ... Однако, несмотря на то, что она была всего лишь именем, мы должны отметить, что источники весьма специфичны при атрибуции авторства только трех существующих загадки ей - и никакие другие. Она не была единственным известным композитором загадок ». Другой неизвестный автор, Диотимус Олимпен, написал дискуссию о загадках Клеобулины, давая доказательства того, что труды, приписанные ей, существовали в свое время. Только три загадки, оставшиеся от классической Греции, специально приписываются ей, и отнесение этих стихотворений было поставлено под сомнение ... Однако, несмотря на то, что она была всего лишь именем, мы должны отметить, что источники весьма специфичны при атрибуции авторства только трех существующих загадки ей - и никакие другие. Она не была единственным известным композитором загадок ». Другой неизвестный автор, Диотимус Олимпен, написал дискуссию о загадках Клеобулины, давая доказательства того, что труды, приписанные ей, существовали в свое время. Только три загадки, оставшиеся от классической Греции, специально приписываются ей, и отнесение этих стихотворений было поставлено под сомнение ... Однако, несмотря на то, что она была всего лишь именем, мы должны отметить, что источники весьма специфичны при атрибуции авторства только трех существующих загадки ей - и никакие другие. Она не была единственным известным композитором загадок ». и приписывание этих стихотворений было поставлено под сомнение ... Однако, несмотря на то, что она была всего лишь именем, мы должны отметить, что источники весьма специфичны в том, что они приписывают ей только три оставшихся загадки - и никто другой. Она не была единственным известным композитором загадок ». и приписывание этих стихотворений было поставлено под сомнение ... Однако, несмотря на то, что она была всего лишь именем, мы должны отметить, что источники весьма специфичны в том, что они приписывают ей только три оставшихся загадки - и никто другой. Она не была единственным известным композитором загадок ».Женщины-писатели Древней Греции и Рима: Антология , завод IM Коринна : «Коринна или Коринна (греч. Κόριννα) была древнегреческим поэтом, традиционно приписываемым VI веку до нашей эры. Согласно древним источникам, таким как Плутарх и Паусаниас, она приехала из Танагры в Беотия, где она была учителем и соперником более известного фиванского поэта Пиндара. Хотя два ее стихотворения сохранились в воплощении, большая часть ее работы сохранилась в фрагментах папируса ... Многие современные ученые бросили вызов традиционному утверждению, что Коринна была современником Пиндара и требовала гораздо более поздней даты для нее. Ссылаясь на беотийскую орфографию ее сохранившихся фрагментов, Дэвид Кэмпбелл, отредактировавший современную версию своих фрагментов, утверждает, что она прожила около 200 г. до н.э., и что ее традиционная биография, изобилующая противоречивыми описаниями ее характера, появилась как легенда гораздо позже Дата." -Википедия демонстрация: «Демонстрация была автором одной короткой эпиграммы, которую она сочинила в Колоссе Мемнона и записала на статуе. Ее имя указывает на то, что она была греческой, но ее имя не было редким именем в эллинистическом мире, которое засвидетельствовано как в Египте, так и в других местах, и поэтому ее нельзя определить дальше. Дата ее визита в Колосс не может быть определена с какой-либо определенностью, за исключением того, что ее эпиграмма была надписана высоко на левой ноге после двух надписей, которые ее обозначают, и поэтому они должны быть датированы после них. Один из них датирован, и поэтому мы можем определить, что посещение Демонстрации в Мемноне было 25 февраля 1961 года н.э., или через некоторое время ... Демо, как Джулия Балбилла, использует диалект Эолоса для ее стиха и включает гомерические намеки, демонстрируя, что она тоже имел традиционное греческое образование богатого класса. Она называет себя протеже Муз и любовника песни, традиционных изображений для лирических поэтов. Лица, которую принимает автор, поэт, намекает на призвание, а другой работы больше не существует ».Женщины-писатели Древней Греции и Рима: Антология , завод IM Дионисия : «Дионисия (122 г. н. Э.)« На статуе Мемнона в Фивах есть одна короткая эпиграмма Дионисия, которая иначе неизвестна. Текст был написан тем же лицом, что и две другие надписи, одна из которых датирована 5 сентября 122 года нашей эры, что дает нам хорошее указание на дату визита Дионисии в Фивы. Дионисия вполне могла побывать на сайте в компании с авторами этих других (прозаических) надписей Джулии Сатурниной, Люциуса Фрисулануса Чарисиуса и его жены Фульвии. Funisulanus был римским чиновником в Египте, стратег по nomoiХермонтиса и Латополиса. Дионисия (чье имя говорит нам, что она была греческой) смешивалась в уважаемой римской компании, если не в повышенном круге Юлии Балбилла. Надпись добавляет наши свидетельства для туризма в римском Египте ». - Женщины-писатели Древней Греции и Рима: Антология , завод IM Эринна: «Эринна (/ ɨrɪnə /; Greek: Ἤριννα) была греческим поэтом, современником и другом Сафо, уроженцем Родоса или прилегающим островом Телос или даже, возможно, Теносом, который процветал около 600 г. до н.э. (однако, по словам Евсевия , она была хорошо известна в 352 году до н.э. [1]). Ее самым известным стихотворением был Distaff (греческий Ἠλᾰκάτη), написанный в смеси Эолического и Дорического Грека и состоящий из 300 дактилических гексаметровых линий, из которых только четыре были до 1928 года. Три эпиграммы, приписываемые ей в антологии Палатина, вероятно, принадлежат к более поздней дате, хотя некоторые дебаты по первой эпиграмме существуют. В 1928 году был найден папирус (PSI 1090), который содержал 54 фрагментарных строки, написанных ею, в шести частях [2], которые теперь находятся в Библиотеке Медичи Лауренциана. Стихотворение - это плач (θρῆνος) о смерти ее друга Баукиса (Βαυκίς), ученика Сафо,Википедия Хедэил : «Хедиль (греч. Ἥδυλη, Hḗdylē, fl. 3-й век bc) был афинянским ямбским поэтом, дочери Москины и матери Хедила. Она написала стихотворение под названием « Сцилла» , из которого процитирован Атеней ». - Википедия Мелинно: «Мелинно (древнегреческий: Μελιννῶ) был греческим лирическим поэтом. Вероятно, она жила во II веке до нашей эры и, вероятно, была из эпицифийских локров в Магне-Грейсии, но из-за того, что у нее мало биографических материалов, это неопределенно. Ей приписывают работу, обычно называемую Одой в Рим, которая представляет уникальные проблемы в анализе греческой поэзии и считается влиятельной в будущем курсе греческой и латинской поэзии ... Мелинно известен пятью сапфическими строфами, в состав которых входит Ода в Рим, хвалите поэзию, обращаясь к персонифицированному божеству рома. Его одновременная похвала Риму, но отсутствие ссылок на княжество заставляет ученых полагать, что это относится к эпохе республиканцев, после Пирройской войны и римского завоевания Италии, но до образования Римской империи. [1] Работа Мелинно важна, потому что это эллинистическая попытка возрождения умирающей сапфической строфы по-гречески, сохраняя в греческом мире традицию, которая уже переводилась на латынь Горацией и продолжалась с Катуллом. Но сапфический метр Горация и Катулла подражал плавному стилю Сафо и Алкея, в котором мысли могут пересекать метрические границы, чтобы достичь их завершения в другой строке или строфе, в то время как Мелинно этого не делает ».Википедия Moero : «Moero (Μοιρώ) или Миро (Μυρώ) был поэтом III века до нашей эры из города Византии. Она была женой Андромаха Филолога и матери (по другим источникам, дочери) Гомера Византии, трагика. Антипатер из Фессалоники включает Муро в своем списке знаменитых поэтесс. Она писала эпическую, элегическую и лирическую поэзию, но мало что пережила. Athenaeus цитирует ее эпическое стихотворение, Mnemosyne (Μνημοσύνη), [1] и две посвятительные эпиграммы ее включены в греческую антологию. Она также написала гимн Посейдону и сборник стихов под названием Араи (Ἀραί). [2] Суда упоминает ее под именем Миро, а Миро, о котором упоминал Евстафий, - это, вероятно, один и тот же человек ». - Википедия Миртис Антедон * : «Миртис Антедон (VI в. До н. Э.) Был древнегреческим поэтом и, как предполагается, был учителем Пиндара Фив и Коринны Танагрской [1]. Ученые считают, что она была самой ранней из лирических поэтов, которые вышли из района Беотия (Антедон был небольшим городом в районе Беотия, который граничит с Аттикой на северо-западе). Из поэзии Миртиса все, что мы знаем, это то, что можно предположить из пересказ Плутарха (самого Беотия) одного из ее прозаических стихов. [1] Плутрахр цитирует Миртиса как источник истории, объясняющей, почему женщинам было запрещено ступать в священную рощу, посвященную местному герою Евностосу в беотийском городе Танагра ». - Википедия Nossis : «Nossis (греческий: Νοσσίς) был древнегреческой женщиной-эпиграфом и поэтом, c. 300 г. до н.э., который жил в южной Италии, в Локри. Ее эпиграммы были вдохновлены Сафо, которой она претендует на соперников. [1] Двенадцать ее эпиграмм (одна из которых, возможно, ложная) выживают в греческой антологии. В ее гирлянде есть один из самых выдающихся греческих певцов. , Антипатер из Фессалоники занимает ее место среди девяти поэтов, которые заслуживают чести конкурировать с Музами. Носсис заявляет в своей работе, что ее мать была названа Теуфилой, дочерью Клеутаса. В другой эпиграмме она упоминает, что у нее была дочь по имени Мелинна, [2], которая, возможно, является поэтом Мелинно ». - Википедия Праксилла : «Праксилла была разносторонним лирическим поэтом из Сициона. Современник Телисиллы, она жила в середине пятого века до нашей эры. Антипатер из Фессалоники перечисляет свой первый среди своего канона девяти «бессмертных» женщин-поэтов (Anth.Pal.9.26.3), а Лисипп, известный скульптор четвертого века, также из Сициона, сделал бронзовую статую ее, свидетельства высочайшее уважение, в котором она была проведена ... Восемь фрагментов ее работы сохранились, но только в пяти из них указаны любые ее слова. Тем не менее эти фрагменты иллюстрируют диапазон ее поэзии. Она писала пьесы ( scolia ), гимны и дитирамбы (хоральные оды, исполненные на фестивалях Диониса). Кроме того, ее запомнили для дактилического метра, который она придумала (или, по крайней мере, прославилась), который после нее был назван Праксилион ».Женщины-писатели Древней Греции и Рима: Антология , завод IM Sappho : «Sappho (/ sæfoʊ /; аттический греческий Σαπφώ [sapːʰɔ̌ː], эоловый греческий Ψάπφω, Psappho [psápːʰɔː]) был греческим лирическим поэтом, родившимся на острове Лесбос. Александрии включили ее в список из девяти поэтов-лириков. Она родилась где-то между 630 и 612 годами до нашей эры, и сказано, что она умерла около 570 лет до н. Э., Но мало что известно о ее жизни. Большая часть ее поэзии, которая была хорошо известна и очень восхищалась большей частью древности, была потеряна; однако ее огромная репутация пережила пережившие фрагменты ». - Википедия Telesilla: «Телесилла была лирическим поэтом, который жил в Аргосе в пятом веке до нашей эры. Она прославилась тем, что спасла город, когда его атаковали спартанцы в 494 году до нашей эры. В рассказе, рассказанном Паусаниасом, после убийства спартанцев боевыми бойцами, Телесилла собрала всех оставшихся в городе, способных носить оружие, в том числе женщин, и выгнала захватчиков. История была признана апокрифической, однако, хотя их роль в битве, возможно, была преувеличена, нет ничего невероятного в том, что женщины присоединяются к последней защите от обороны города ... Возможно, роль Тельсиллы в битве, если не историческая, позже из того, что она написала ... Telesilla восхищалась в древности своими стихами. Аргивы почитали ее, воздвигнув выгравированную стелу, на которой она была изображена перед храмом Афродиты. Татиан рассказывает нам, что статуя Телезиллы была сделана Никератом (скульптором первого века до нашей эры), а Антипатр из Фессалоники включает ее в свой канон из девяти женщин-поэтов, называя ее «славной Телесильей». Евсевий считал ее знаменитой, как комический поэт Ястребы и лирический поэт Баккилид. Однако из ее поэзии сохранился только один фрагмент более чем одного слова ... Телесилла была также запомнилась для метрического новаторства ее лирической поэзии. Фрагмент 1 - это пример телесиланского метра: две с половиной фута гликонной линии, названная в честь нее. "- сохранился только один фрагмент из более чем одного слова ... Telesilla также была запомнилась за метрическое новшество ее лирической поэзии. Фрагмент 1 - это пример телесиланского метра: две с половиной фута гликонной линии, названная в честь нее. "- сохранился только один фрагмент из более чем одного слова ... Telesilla также была запомнилась за метрическое новшество ее лирической поэзии. Фрагмент 1 - это пример телесиланского метра: две с половиной фута гликонной линии, названная в честь нее. "-Женщины-писатели Древней Греции и Рима: Антология , завод IM * Работа (ы) выжить только в резюме или парафразе другими авторами ЛАТИНСКИЕ АВТОРЫ ПОЭЗИЯ Цецилия Требулла : Цецилия Требулла собрала три эпиграммы при ее посещении статуи Мемнона, с гордостью поставив свое имя выше своих стихов. Она иначе неизвестна. Первое стихотворение, похоже, было написано на левой ноге Мемнона перед визитом Джулии Бальбилла, первое стихотворение которого было написано сразу под ней. Это сопоставление предполагает, что она посетила Мемнон незадолго до Джулии Балбилла в 130 г. н.э. ... Его командование литературным греческим языком типично для хорошо образованной римской аристократии. Она сочувствует статуе, слушая ее голос как личное приветствие, так и плач за судьбу Мемнона. По общему мнению, Мемнон «пел» своей матери, Эос (Рассвет); Цецилия напоминает Мемнону о своей матери, которую она включает в свои молитвы ». - Женщины-писатели Древней Греции и Рима: Антология, завода IM Eucheria : «Eucheria (пол. 5 или 6 вв. Н.э.). Эвхерия известна нам из одного стихотворения, которое сохранилось от ее имени. Латинская лексика, которую она использует, предполагает, что стихотворение было составлено в Аквитании в конце пятого или шестом веках нашей эры. В тексте подразумевается, что его автор - хорошо родившаяся женщина, которая презирает человека более низкого класса, который пытался жениться на ней ... Хотя Эвхерия не может быть идентифицирована с какой-либо определенностью, ее фамилия хорошо засвидетельствована среди римской знати в Галлии: Евхериус Сенаторский ранг был епископом Лионского в начале-середине пятого века нашей эры ... Сатира считается жанром, мало используемым женщинами-писателями, хотя Сульпиция и Евхерия предоставляют заметные исключения ». - Женщины-писатели Древней Греции и Рима: Антология , по Завод IM Faltonia Betitia Proba : «Faltonia Betitia Proba (приблизительно 306 / c. 315 - c. 353 / c. 366) был латинским римским христианским поэтом, возможно, самым влиятельным латинским поэтом поздней античности. Член одной из самых влиятельных аристократических семей, она сочинила Cento vergilianus de laudibus Christi, центо, составленный из стихов Вергилия, был переупорядочен, чтобы сформировать эпическое стихотворение, посвященное жизни Иисуса. Проба принадлежала влиятельной семье 4-го века, Petronii Probi. Ее отец был Петрониусом Пробиусом, римским консулом в 322 году, а ее мать, вероятно, называлась Деметрия. [1] У нее был брат, Петроний Пробинус, назначенный консулом в 341 году; также ее дед, Помпеиус Пробус, был консулом в 310 году. Проба вышла замуж за Клодия Цельсина Адельфуса, префекта urbi из Рима в 351 году, создав таким образом связь с могущественным мужем Аниция. У них было по крайней мере двух сыновей: Квинт Клодий Гермогьянус Олбриус и Фалтоний Пробус Алипиус, которые стали высокими имперскими офицерами. У нее также была внучка Анисия Фалтония Проба, дочь Олибрия и Тирнания Анисия Джулиана ». - Википедия Джулия Балбилла : Юлия Балбилла (греч. Ἡ Ἰουλία Βαλβίλλα, 72 CE - после 130 г. н.э.) была римской благородной женщиной и поэтом. [1] В то время как в Фивах, путешествуя по Египту как часть императорского двора Адриана, она записала четыре эпиграммы, которые выжили. [2] ... Бальбилла была придворной поэтессой и другом Адриана и компаньоном или леди в ожидании своей жены Вибии Сабины. В 129 году н.э. она сопровождала их в Долине царей в Древнем Египте. [6] Бальбилле было поручено записать обратный визит партии с 19 по 21 ноября 130 г. н. Э. [7]. Бальбилла вписал четыре эпиграммы в Эолийском греческом, известный как «эпиграммата», на ногах Колосса Мемнона. [8] Статуя напомнила Балбилле из скульптур на горе Немрут и мавзолей ее предка, Антиоха I Теоса Комгагена ». - Википедия Sulpicia I : Ранняя Sulpicia ..., как говорят, жила в царствование Августа и, вероятно, была дочерью Сервия Сульпиция Руфуса и племянницы Мессаллы Корвинуса, важного покровителя литературы. Ее стихи были сохранены с текстами Тибулла в третьей книге элегий, Приложение tibulliana, [2] и долгое время были приписаны ему. Они состоят из шести элегических стихотворений (3.13-18), адресованных любовнику по имени Керинтус. Керинтус, скорее всего, был псевдонимом в стиле дня (например, «Каллулл Лесбия», «Коринна Овидия»). Считается, что иногда Керинтус относится к Корнуту, адресованному Тибуллом в двух его Элегиях, вероятно, аристократическом Цецилиусе Корнуте. Недавняя критика уклонилась от попыток идентифицировать Керинтуса с исторической фигурой в пользу того, чтобы отметить литературные последствия псевдонима ... Халлетт утверждает, что для увеличения количества стихотворений, приписываемых Сульпиции, включить стихи 8-12 из Корпуса Тибуллиана, которые ранее был приписан амикусу Сульпиции (другу Сульпиции) ». - Википедия Sulpicia II : более поздняя Sulpicia жила во время правления Домициана и была, по-видимому, замужем за человеком по имени Calenus. Она восхваляется Мартиальным (х.35, 38), который сравнивает ее с Сафо, как образцовой преданности и как писатель стихов, которые учат «девочек угождать одному мужу и мужьям, чтобы угодить одной жене». [11] Две линии ямбических триметров, приписываемые Сульпиции, выживают в учености Ювеналу ... Фрагмент, похоже, подтверждает характеристику в Martial: сексуально откровенная поэзия о супружеской любви ». - Wikipedia Послания Корнелия Африкана : «Корнелия Сципионас Африкана (190-100 гг. До н.э.) была второй дочерью Публия Корнелиуса Сципиона Африканца, героя Второй Пунической войны и Эмилии Пауллы ... Рукописи Корнелиуса Непоса, самого раннего латинского биографа (около 110- 24 до н.э.), включают несколько выдержек из письма, предположительно составленного Корнелией Гаю (ее младшему сыну). Хотя не все ученые признают их подлинными [8], если они действительно есть, они сделают Корнелию одной из четырех римских женщин, чьи работы сохранились до наших дней. Письмо может быть датировано непосредственно перед трибуналом Гая в 122 году до нашей эры. (Гай будет убит в следующем году в 121 г. до н.э., спустя десятилетие после смерти его брата Тиберия в 133 г. до н. Э.). Письмо Корнелии сообщает, как римские женщины пользовались значительным влиянием в политических семьях ».Википедия РЕЛИГИОЗНАЯ ПРОСЕССИЯ Эгерия : « Журнал Эгерии является дневником ее паломничества к Святой Земле, за которой следует отчет о литургическом году и литургии в Иерусалиме. Факты свидетельствуют о том, что Эгерия была богатым членом религиозной общины в Галиции на западе Испании, возможно, даже аббатией, которая составляла отчет о своем паломничестве для своих коллег-религиоведов, которых она обращается как «Ваша милосердие», «почитаемые дамы ... мои сестры. Текст не предназначен для общей публикации, что может объяснить его грубый и повторяющийся стиль. Текст Эгерии имеет большое историческое значение. Ее описание литургии и религиозных обрядов в Иерусалиме пятого века ценно. Она также добавляет к нашему знанию библейские сайты и религиозные здания в свое время. Завещание ее веры, религиозные цели ее путешествий,Женщины-писатели Древней Греции и Рима: Антология , завод IM Перпетуа : «Автобиографическая прозаическая работа приписывается Перпету, христианскому мученику, убитому в Карфагене во время преследования Септимия Севера в AD 202-03. В рассказе о ее мученичестве содержится раздел первого лица, в котором говорится о собственном рассказе Перпетуи о ее суде и времени в тюрьме до ее казни. Если ее авторство будет принято, этот текст приобретает особое значение как самая ранняя христианская литература, написанная женщиной. Текст Перпетуа был популярен в христианской общине, и отчасти это объясняет его выживание ». - Женщины-писатели Древней Греции и Рима: Антология , IM Plant ЛЕКАРСТВЕННОЕ СРЕДСТВО Фабулла : «Фабулла (до 210 г. н.э.) Гален приводит два отрывка из Фабуллы (13.250), повторяя те же два прохода вскоре после (13.341). Он описывает ее как ливийскую (то есть африканскую), хотя ее имя знаменует ее как Роман. Она использует римскую весовую систему для измерения ее ингредиентов, и это говорит о том, что ее текст, возможно, был написан первоначально на латыни и переведен на греческий язык Галеном (или неизвестным источником-посредником). Вероятно, она была медикой , женщиной-доктором ». Женщины-писатели Древней Греции и Рима: антология , завод IMЖенщины-философы СОДЕРЖАНИЕ: Юлия Кристева. Симона де Бовуар. Ханна Арендт. Гипатия. Аспазия. чистота Сиенская. Симона Вейль. Шелли Мэри Уостонкрафт. Джудит Батлер. Катюша де Сиена. Олимпия де Гуж. Кристина Пизанская. Размышления дам о существование и мироздании. Содержание: Введение Юлия Кристева Симона де Бовуар Ханна Арендт Гипатия Аспазия чистота Сиенская Симона Вейль Шелли Мэри Уостонкрафт Джудит Батлер Катюша де Сиена Олимпия де Гуж Кристина Пизанская Приложение Женщины философы. Древние разговаривали, что мужчина может думать о бесконечности, а дама давать ей значение. Подобная сентенция владеет самый-самый разный значение: кпримеру, мужчине неясно создавать на свет деток, но он может утешаться парадоксами Зенона( zenon). На основании аналогичного утверждения получила распределение мысль, что на протяжении всей Истории( по последней мерке, до ХХ-го века) на Земле являлись большие поэтессы и прекрасные писательницы, рождались выдающиеся женщины-ученые, но не было ни женщин-философов, ни женщин-математиков. Подобное искаженное известие к дамам привело к тому, что на протяжении продолжительного времени числилось, какбудто они неспособны к занятиям живописью, а Росальбу Каррьера( rosalba carriera) и Артемизию Джентилески( artemisia gentileschi) считали исключением. Объяснимо, что до тех пор, покуда живопись предполагала исполнение фресок в церквях, для дам числилось непристойным лазить в юбках по строительным лесам, одинаково как и управлять искусный с тридцатью подмастерьями. Но как лишь стала развиваться мольбертная живопись, возникли и женщины-художницы. То же наиболее разговаривали и про евреев, какие добились успеха во почтивсех направлениях художества, но лишь не в живописи; до тех пор, покуда не возник Шагал( chagall). Еврейское художество вправду было известно, в ть почтивсе античные манускрипты. Проблема содержалась в том, что в те эпохи, когда образное художество находилось в руках Церкви, евреи навряд ли могли стремиться к написанию изображений Богоматери и распятий. Удивляться этому все одинаково, что изумляться тому, что ни один иудей не стал Папой Римским. В хрониках Университета Болоньи упоминаются такие женщины-преподаватели, как Беттисия Гоззадини( bettisia gozzadini) и Новелла Д'Андрэа( novella d'anrea), красивая так, что лекции ей доводилось декламировать в вуали, чтоб не сбивать студентов. Но ни та, ни иная не преподавали философию. В учебниках по летописи философии мы так же не встретипервую очередность, своими музыкальными, а не зрительными творениями, поэтому как к священному не пристало обходиться средством изображений.. Блистательной и несчастливой Элоизе( eloisa) - ученице Абеляра( abelardo) - довелось наслаждаться долей настоятельницы монастыря. К проблеме аббатис, о которой уже в наши дни немало написала женщина-философ горькая Тереза Фумагалли( maria teresa fumagalli), так же не стоит касаться с легкостью. В средневековом сообществе настоятельницы монастырей были не лишь духовными учителями для собственных монахинь, профессиональными организаторами и политиками, заботившимися о собственном монастыре, но колоритными представительницами интеллектуального общества такого времени. В всяком неплохом учебнике философии обязаны упоминаться имена таковых больших женщин-мистиков, как Катюша Сиенская( catarina da siena), не разговаривая уже о Хильдегард фон Бинген( hildegarda de bingen), даже сейчас поражающей нас своими метафизическими представлениями и видением бесконечности. Утверждение, что магия не является философией, невозможно полагать правомерным, поэтому как в летописи философии существенное интерес отводится таковым мистикам, как Сузо( suso), Таулер( tauler), Мейстер Экхарт( eckhart). А ратифицировать, что женская магия уделяла более интереса телесному, чем абстрактным идеям, равноценно утверждению, что из учебников философии обязаны скрыться упоминания о, ну не знаю, Мерло-Понти( merleau-ponty), кпримеру. Феминистки уже издавна поставили на пьедестал свою героиню Гипатию Александрийскую( hipatia), которая в 5 веке преподавала платоновскую философию и математику. Гипатия стала настоящим эмблемой дамской философии, желая от ее творений остались только воспоминания. Все они были уничтожены, как и хозяйка Гипатия, погибшая от рук разъяренных христиан, вдохновителем которых, по словам историком, был тот самый-самый Кирилл Александрийский( cirilo de alejandria), потом вышеназванный святым, желая и не за этот поступок, естественно. Но была ли Гипатия единой? Совсем нетакдавно во Франции вышла в свет маленькая книжка 'История женщин-философов'( 'histoire des femmes philosophes'). Автор данной книжки - Жиль Менаж( gilles menage), живший в 17-ом веке и впрошлом предком маркизы де Севинье( de sevigne) и мадам де Лафайет( de lafayette). Впервые его книжка была издана в 1690 году и носила заглавие 'mulierum philosopharum historia'. Так что Гипатия была не единой, и желая в книжке Менажа величайшее интерес уделено классической эре, из нее мы спрашиваем о таковых женщинах-философах, как: Диотима( diotima) из платоновского 'Пира', Арета Керинейская( areta), Никарета( nicarete) из мегарской школы, философ-киник Гипаркия( hiparquia), последовательница аристотелевой философии Феодора( theodora), последовательница эпикурейцев Леонтион( leontion) и пифагорейцев - Фемистоклея( temistoclea). Просматривая античные рукописи и работы отцов Церкви, Менажу получилось отыскать упоминания 65 имен женщин-философов, желая стоит признать, что его мнение о философии было довольно широким. Если учесть, что в греческом сообществе дамам отводилось пространство только за прикрытыми дверями дома, философы предпочитали не столько прекрасных женщин, насколько прекрасных юношей, а, чтоб обладать определенное воздействие в сообществе дама обязана была быть куртизанкой, делается ясно, какие стремления предпринимались мыслительницами такого времени, чтоб быть услышанными. С иной стороны, Аспазию( aspasia) все более помнят конкретно как гетеру, забывая о том, что она была блестящим ритором и философом, которую - об этом нам строчит Плутарх( plutarco) - обожал слушать сам Сократ( socrat). Я перелистал три имеющиеся на нынешний день философские энциклопедии, и не повстречал там упоминания ни об одной женщине-философе, за исключением Гипатии. И дело не в том, что за всю нашу Историю не было дам, размышлявших о существование и мироздании. Просто мужчины-философы выбрали их забыть, доэтого, можетбыть, приписав себе все их философские изыскания. Caterina da siena – ЕКАТЕРИНА СИЕНСКАЯ ( 1347 - 1380) Настоящее имя чистота Бенинказа( benincasa). Родилась в семье сиенского красильщика. Уже в детстве оказалась под воздействием доминиканской среды. Вся ее жизнь отмечена глубочайшей религиозностью. В 1363 г. вступила в орден „кающихся сестер св. Доминика”, и с этого момента вполне посвятила себя служению нездоровым и милосердию. Очень быстро чистота делается популярной благодаря собственному аскетическому виду жизни, к ней обращены веры почтивсех из тех, кто полагается на обновление церкви и перенос папского престола из Авиньона в Рим. Еще в ранней молодости Екатерине был присущ мистицизм. Около 1370 г., после 1-го из магических видений, она постановляет биться за мир меж людьми и за церковные реформы. Она непрерывно ездит по городкам Италии( Пиза, Лукка и др.), а потом отправляется в Авиньон с замыслом примирить Флоренцию с отцом. Здесь, не достигнув цели поездки, она все же достигает возвращения папского престола в Италию( 1377). Из ее наследия популярен " Диалог о Божественном Провидении "( " dialogo della divina provvidenza ", 1378), продиктованный ею в состоянии магического экстаза воспитанникам, а втомжедухе широкая переписка( 381 письмо), приэтом посреди адресатов были как политические и верующие деятели, так и обыкновенные религиозные. Умерла в Риме в 1380 г. Была канонизирована отцом Пием ii в 1461 г. В прозе Екатерины, которая длительное время была неграмотной, отображается многогранность ее личности и искренняя, непоколебимая религия в личные идеалы. В ее мировоззрении переплетаются мистицизм, рвение отклониться от решетка, чтоб существовать в единении с Христом( она считала себя обрученной с ним и носила на руке лишь ей видное обручальное перстень), и возможности практического плана, какие помогают ей исполнять конкретные и оптимальные поступки. Особенно явны обе эти черты в " Письмах ", желая и не постоянно они согласованно смешиваются. Тем не наименее, горячая тональность и магический пыл традиционно уравновешиваются рвением к конкретному деянию и достижению установленной цели. Стиль Екатерины тяжело именовать литературным, он основывается на видах, взятых из библейских текстов или из народной культуры. АСПАЗИЯ. Перикл( 495-429 годы до н. э.) — долголетний управляющий Афин эры расцвета Эллады — немало сделал для возвышения греческой главногогорода. “Мы воздвигли себе большие монументы, свидетельствующие о нашем могуществе, и станем разжигать изумление в следующих поколениях, как возбуждаем его сейчас в современниках ”, - заявлял он. Периклу получилось превратить Афины в народнохозяйственный, общественно-политический, цивилизованный и церковный центр всей Греции. Современники разговаривали о нем, что он был оратором, философом, живописцем, политиком и бойцом — человеком, олицетворявшим “золотой век” афинской государственности. Активная общественно-политическая активность Перикла протекала на фоне неурядиц его домашней жизни, желая он взыскательно исполнял законы Гименея по афинскому эталону. По этим законам афинские супруги занимались, основным образом, семейными работами и детьми. Общественные, интеллектуальные и художественные интересы им были чужды — они не воспринимали роли в каких-то зрелищных мероприятиях и пиршествах, были только прислужницами собственных супругов и имели глупый церковный кругозор. Добродетель таковых дам содержалась в том, чтоб быть как разрешено наименее видными. Естественно, что такие дамы недостаточно завлекали парней, и те тянулись к гетерам — увлекательным и искрометно интеллигентным собеседницам, какие, как правило, приезжали в Афины из остальных городов и даже государств. Перикл относился к собственной супруге, как и остальные афиняне: он не питал к ней особенной симпатии, а легче разговаривая, был равнодушен, неглядя на то, что они успели нажить 2-ух сыновей. И внезапно все поменялось — к нему пришла реальная влюбленность. Перикл радикально и без особенного раскаяния разошелся со собственной супругой, тем наиболее что в тогдашних Афинах разводы совершались достаточно просто. Разведенная супруга, “с ее согласия”, без особенного труда передавалась иному. Выполнив этот ритуал развода, Перикл женился на иностранке Аспазии, к которой питал “большую нежность”. Этот альянс был в некий мерке особым. Он трогал не рядового афинянина, а главного гражданина Афин, их управляющего и вдохновителя, главаря афинской демократии, на деяния которого греки приравнивались. В данной связи поступок Перикла привлек повальное интерес, вызвал много толков в афинском сообществе и принес Периклу ряд незаслуженных огорчений и обид. Когда Аспазия возникла в столице Греции, буквально заявить нереально. Можно лишь допустить, что это вышло на 20 главном году ее жизни. Здесь она застала немало противоречивых и отсталых традиций и сходу истока против них решительную борьбу. Главным образом это касалось дамского вопроса — трудности эмансипации дам. Как уже говорилось, по стародавним афинским устоям, на долю дамы оставались только хозяйственные заботы и воспитание деток, от нее требовались повиновение, преданность и застенчивость. Она была лишена политических прав и даже не могла хозяйка избрать супруга. Браки по любви были диковинным исключением. Судьбу женщины определяли предки. В 15 лет ее традиционно сватали за тридцатилетнего мужчину, и заранее женитьбы она обязана была приводить в дар богине Артемиде куклу. Развод исполнялся по главному желанию супруга, детки при этом оставались у него. Если же прекратить брак желала дама, то в этом случае вмешивалось само правительство, которое всяческими мерами препятствовало этому. Против всех данных традиций радикально выступила Аспазия, которая стала учиться широкой просветительской деловитостью, распространяла познания, проводила новейшие, наиболее прогрессивные взоры на жизнь, на роль дамы в сообществе. Ее разговоры и лекции были чрезвычайно известны и имели большущий резонанс. Ее милости добивались почтивсе из афинян. Своими познаниями она поражала мудрецов-философов. Сам известный Сократ завидовал ее умению полемизировать и с наслаждением прослушивал ее. Он главным объявил себя воспитанником данной прелестной и гениальной дамы, которая была одинаково превосходной в художестве любви и художестве разговоры. Судя по рассказам, ее речи в кружку товарищей отличались образностью и высочайшей духовностью. Когда Сократа узнавали, как лучше выкормить неплохую супругу, он постоянно отвечал: “Все это еще лучше объяснит Аспазия”. Об отношении Сократа к Аспазии свидетельствует бронзовый рельеф из Помпеи, на котором она изображена вблизи с этим философом, и он, как адепт, прослушивает ее. О том, что она произносит о любви, свидетельствует важный на заднем плане Эрос, который кое-что записывает. Ее волнистые волосы покрыты платком. Этот мотив повторяется на гемме с дамским портретом, хранящейся в Ватикане. В нижней доли портрета имеется надпись “Аспазия”. Сократ был так удивлен ее прелестной внешностью, а еще наиболее — состоятельным духовным миром, что решил представить ее с главным гражданином афинского страны — Периклом. Осуществить эту идею оказалось достаточно тяжело, тем наиболее что Аспазию именовали гетерой, а Перикл в женском вопросе придерживался консервативных взоров. Он уже привык к одиночеству, был очень осторожен в выборе товарищей, изредка знакомился с новыми людьми. Но Сократ был настойчив, выделяя, что ежели он воспримет его предписание, то не пожалеет, таккак с Аспазией считают нужным пересекаться умнейшие греки, какие от данных встреч стают еще разумнее и благороднее. Была потревожена и малость известного греческого законодателя Солона, который заявлял, что конкретно гетеры снабжали нерушимость брака, избавляя супругов от бессчетных похождений. Перикл сдался на уговоры Сократа, когда крайний поставил вопрос ребром: “Может, Перикл так обожает свою супругу, что лишь в ней обретает советника и друга? ” При первой же встрече они потянулись друг к другу, полюбили с главного взора, желая Перикл был наиболее чем в два раза ветше Аспазии. Вскоре она вошла в его дом полноправной владелицей, и он ощутил себя счастливым. Всей душой он привязался к ней. Его биограф Плутарх передает, что, по словам современников, Перикл “никогда не вступал и не уходил из дому, не поцеловав ее”. С тех пор как в доме Перикла поселилась Аспазия, он, без преувеличения, стал центром культурной жизни Греции. Многие прибывали сюда Разговаривать, полемизировать, обсуждать муниципальные и даже семейные дела. Частыми посетителями были философы Анаксагор, Сократ и Зенон, историк Геродот, драматург Софокл, конструктор Гипподам, архитектор Фидий, арфист Дамон, а втомжедухе остальные стихотворцы, живописцы и ораторы. Это был известный кружок просветителей, духовной элиты тогдашних Афин, и появился он благодаря Аспазии. Одновременно она была верным ином, советником и помощницей Перикла. Молва разговаривала, что она не лишь учила красноречию теоретически, но и помогала Периклу придумывать речи. Пока Перикл находился у власти, был могуществен и силен, Аспазия с особенным политическим тактом и разумом, цельно и твердо поддерживала его прогрессивные начинания, безбоязненно отражала нападки и оскорбления. Исключительное состояние Аспазии, достоинство дел Перикла и ее воздействие на него делали ее мишенью для их политических врагов. Она подвергалась клевете, насмешкам и поруганию. Ее ассоциировали с Омфалой, околдовавшей Геракла, с Деянирой — супругой Геракла и виновницей его погибели. Вскоре амуниция усугубилась, и им обоим довелось проверить много проблем. В данных критериях они еще сильнее привязались друг к другу. В самом начале 30-х годов v века до н. э. разразилась многолетняя, томная и изнурительная битва меж Афинами и Спартой, популярная в летописи под заглавием Пелопоннесской борьбы. Перикл пробовал ее предупредить, но не сумел. В критериях военной обстановки он стал терять собственный бывший престиж и воздействие. Усилились бессчетные нападки на ближайших товарищей Перикла, на него самого и его супругу. Причем враги Перикла установили зловещую очередность собственных нападок. Им хотелось сразить врага поначалу в лице его товарищей, а позже уже добраться до супруги, чтоб, ослабив его таковым образом, достигнуть его совершенного поражения. Первый удар был ориентирован против Фидия, известного живописца и архитектора. Его обвинили в утайке золота, которое вручили ему для отливки плаща богини Афины Паллады. Обвинение это не имело под собой никакой земли. Достаточно было сбросить этот плащ и взвесить, что и сделал Фидий. Это поставило клеветников в неловкое состояние. Однако они не желали мириться со собственным поражением. На украшении щита Паллады они увидели изображения с чертами Перикла и самого Фидия, что послужило обоснованием нарекания живописца в осквернении святыни и богохульстве. В итоге что он был заточен в тюрьму, где и погиб от тоски еще до окончания собственного процесса. Таким образом, противникам получилось без особенного труда выхватить первое звено из Периклова окружения. Затем они перешли к последующему шагу: двое недалёких товарищей Перикла — арфист Дамон и философ Анаксагор — были обвинены в атеизме. Первый спасся от погибели бегством, жизнь другого Перикл отстоял с огромным трудом, но освободить от ссылки не сумел. ныне настало время Аспазии. Она была вызвана на суд, где ей предъявили два нарекания: несчитая собственной распущенности и безбожия ей приписали сутенерство, совращение вольных афинянок, которых она какбудто бы вызывала в дом Перикла для амурных потех владельца. Обвинения эти были построены на песке. Но суд имеется суд, и дело Аспазии могло взять негодный кругооборот. По греческим традициям, дамам невозможно было ходить в публичном месте. Стало быть, Аспазия не могла хозяйка себя отстоять, и эту функцию довелось брать на себя потрясенному вероломством противников Периклу. Во время разбирательства он употреблял все родное красноречие, прося присяжных не переносить ему тяжелого удара осуждением супруги. С трудом, со слезами на очах ему получилось достигнуть ее извинения. Присяжные отправь навстречу Периклу и сняли все нарекания. В 351 году до н. э. Перикл издал закон о гражданстве, по которому гражданином Афин мог быть лишь тот, у кого и отец и мама имели афинское гражданство. Тогда этот закон был принципиальной меркой утверждения афинской демократии. Согласно афинской конституции, любой мещанин имел преимущество на снабжение продовольствием из казны страны. Поэтому чем меньше было количество людей, тем более была порция заработка всякого из них. После принятия этого закона провели чистку гражданских списков, из которых почтивсе были вычеркнуты по оговорам о рождении родителей. Мог ли мыслить тогда Перикл, что этот закон шибко ударит по самому законодателю. Дело в том, что единый сын Аспазии и Перикла, которому они отдали имя отца, по этому закону терял права гражданства, как сын иностранки. Снова Перикл кинулся в бой, сейчас уже за сына, и ценой неимоверных усилий смог достигнуть внесения его в гражданские перечни. Это было уступкой ему за особенные собственные награды. Пелопоннесская битва знаменовала правило крайнего катастрофического периода в жизни известного муниципального деятеля. Через некотороеколичество лет после истока боевых действий на Афины с Востока рухнула ужасная эпидемия, которая скосила оченьмного афинян. Не обошла она и дом Перикла. Умерла его сестра, потом оба сына от главного брака. Потом настала очередность самого Перикла, неглядя на смелые стремления его супруги оградить любимого супруга от смерти. Он погиб на 65 году жизни, осенью 429 года до н. э., став крайней жертвой уже угасающей эпидемии. Что сталось с Аспазией после погибели ее супруга? Она удалилась из Афин и отпечатки ее потерялись Гипатия, дочь Теона С детства она была окружена книжками. Папирусные свитки и кодексы из пергамента находились всюду: и на полках и на рабочем столике отца. А основное, они жили на местности Мусейона, научного центра и высшей школы, которой гордился Египет. Рядом с их комнатами располагалось крупнейшее библиотека решетка - Александрийская книгохранилище. Основанная и собранная преемниками Александра Македонского, она во эпохи Цезаря, когда град подвергся разграблению, потерпела неисправимый вред. По свидетельству старых писателей, сгорело семьсот тыщ томов. Но славу библиотеки получилось вернуть. Антоний, чтоб изготовить приятное Клеопатре, отдалприказ принести в Александрию книжные сокровища Пергама. При императоре Аврелиане книгохранилище опять шибко пострадала. Кровавая усобица, сопровождавшаяся пожарами, убила практически целый квартал, где она находилась. Когда опять воцарился мир, эксперты Мусейона с остатком книжек были переселены на акрополь, в помещения, принадлежавшие Серапеуму. Александрия прославилась своими храмами, но Серапеум числился самым известным. Он был настолько великолепен, что даже историк Аммиан Марцеллин, узнаваемый собственным красноречием, убеждал, какбудто бессилен его обрисовать. Особенно прекрасны были бессчетные внутренние дворики, окруженные колоннадой, тенистые аллеи, дышащие жизнью скульптуры, рельефы, фрески. " Все это украшает Серапеум в таковой мерке, - подмечал Аммиан Марцеллин, - что после Капитолия, которым увековечивает себя достославный Рим, ничто наиболее прекрасного не знает галактика ". Теон, отец Гипатии, был видным астрологом и знатоком механики. Он гордился, что щэодолжает дело больших экспертов и принадлежит я Мусейону, научному социуму, в стенках которого работали прежне Эвклид, Аполлоний Пергский и хромой Птолемей. Гипатия рано стала обнаруживать энтузиазм к занятиям отца. Она полюбила геометрию и исписывала оченьмного табличек, обучаясь обосновывать теоремы. Ей нравилось в звездные ночи следить небо. Брат ее под управлением отца также удачно постигал математику, но отставал от Гипатии. Девочка различалась удивительной сообразительностью и, что было вособенности редкостным, обнаруживала уникальные возможности к механике. Она длительно глядела, как работают ремесленники. Подражая Теону, мастерила несложные приборы, нужные для астрономических надзоров. Мусейон прославился не одними математиками. Стоило в хотькакой стране неизвестному доктору представить бумаги, указывающие, что он обучался в Александрии, как к нему тут же проникались доверием. Под кровом Мусейона в родное время наставляли мудрости почтивсе видные эксперты. И тут, как в Афинах и Риме, расцветала философская школа неоплатоников. За книжками старых философов Гипатия провела почтивсе годы. Широта интересов, умопомрачительная трудоспособность, насмешка ума, глубокое сознание Платона и Аристотеля снискали ей почтение профессоров Мусейона. Она была еще чрезвычайно молода, когда у нее возникли первые воспитанники. Вместо обыкновенной одежды юный женщины она стала перемещать черный плащ философа. Молва о ее поразительных познаниях распространялась все просторнее и просторнее. Александрия, жемчужина Египта, давно прославилась своими учеными. ныне Гипатия становилась ее новейшей гордостью. Огромная книгохранилище, сообщество утонченных и знающих людей, отличные аудитории, восхищенные воспитанники - все, казалось, содействовало спокойным занятиям наукой. Но реального спокойствия не было и под платанами Мусейона. Шли годы, заполненные опаской и ожиданием несчастий. Римская империя рушилась. Внутренние распри раздирали правительство, обескровленное непомерными поборами, бесконечными войнами, произволом правителей. Смятение правило не лишь в пограничных областях, где хозяйничали орды вандалов, переполох правило в умах и душах. Уже 70 лет, как при Константине христианство стало главенствующей религией, но чуда не вышло. Жизнь всееще была полна несправедливости и подавления. Все те же напасти губили римский мир, цари всееще спорили друг у друга администрация, всееще массы готов, гуннов и скифов разоряли цветущие земли. Люди, верные старым всевышним, приписывали все беды новейшей религии, а в христианской церкви громче и громче раздавались гласа тех, кто требовал совсем сокрушить язычество. Епископ Александрии Феофил был в числе самых нетерпеливых. Настойчиво достигал он от правителя указа об уничтожении всех без исключения языческих храмов в Египте. Запрета поклоняться идолам и исполнять жертвоприношения ему было недостаточно. Он стремился снесения языческих святынь. Феофила не смущало, что его усердие влекло за собой кровавые беспорядки и смерть людей. Жители Александрии и ее окружностей часто оказывали противодействие фанатикам, какие пробовали повредить храмы, поражавшие собственной гармоничностью и красотой. Но Феофил не мог утихнуть, покуда Серапеум оставался цельным. Не зная устали, заботился он при дворе о дозволении его убить. Этот день иа всю жизнь остался в памяти Гипатии как кошмарный сон, в действительность которого тяжело поверить, Утром большая масса, предводительствуемая монахами, устремилась к Серапеуму. Сторожа успели приподнять тревогу и прикрыть ворота. Это только отсрочило развязку. Нападение было отлично подготовлено. Руководил им сам Феофил. И желая на содействие заступникам Серапеума поторопились почтивсе горожане, гневные посягательством Феофила на красоту и гордость Александрии, участь храма была решена. Когда смельчаки, оборонявшие церковь, сделали некотороеколичество отчаянных вылазок и потеснили людей Феофила, тот обратился к начальнику войск. Во выполнение императорского указа нужно немедленно наслать боец! Те прибыли с осадными орудиями, какбудто для взятия неприятельской цитадели. Военные лестницы помогли осаждающим справиться стенки. Мощный таран разбил ворота. На местность Серапеума хлынула масса. Плиты, устилавшие площадь, обагрились кровью. Фанатики, обуреваемые духом разрушения, крушили все, что попадалось под руку: разбивали скульптуры, выламывали двери, портили фрески. Желавшие поживиться состоятельной добычей кинулись к сокровищнице. Но там уже хозяйничали доверенные люди епископа. Под надежной охраной бесчисленные храмовые сокровища были ориентированы во дворец Феофила. В массе раздались гневные гласа. Тогда некто из монахов крикнул, что следует немедля убить всю языческую нечисть - книжки идолопоклонников. Толпа устремилась к библиотеке. Безумие нужно было приостановить хотькакой ценой! Горстка экспертов с орудием в руках защищала подступы книгохранилищу. Некоторые из них показали чудеса отваги. Элладий, кпримеру, один сразил девятерых. Но все зря. Силы были очень неравны. Люди, бешеные от убийств, ворвались в помещения библиотеки. Бесценные книи ные имущества, сохраненные и приумнс женные трудами почтивсех поколений экспертов, оказались добычей черных, пышущих нена вистью людей. Монахи вовсю их подзадоривали. Языческую заразу следует совсем искоренить! Книги сбрасывали с полойк рвали, топтали ногами. Рукописи, за какие в родное время отдавали цельные состоя ния, вышвыривались во двор. Там собирали их в кучи и раскладывали костры. Внутренние помещения Серапеума, как и библиотека, громили продолжительно и серьезно. Тщетно Гипатия орала и рвалась туда, где сражались и гибли товарищи. По указу Теона ее солидно держали прочные руки рабов. Храм Сераписа был разгромлен. Myсейона более не было. Александрийская книгохранилище была практически вполне уничтожена. Это свершилось в 391 году, на 6-ой год правления епископа Феофила. * * * Ревнители христианской веры еще сбивали ломами крайние рельефы с фронтонов, а по аллеям Серапеума ветр гнал клочки драгоценных рукописей, когда teoн нанял маленький дом в тихом микрорайоне. На плоской крыше он установил приборы, нужные для надзора звезд. Вскоре Теон объявил, что раскрывает личную школу и станет учить всех желающих механике и астрономии. Гипатия не снимала траура по погибшим товарищам, не возникала на людях, не уходила к столу. Теон, осунувшийся и когда-то сходу постаревший, не произносил слов успокоения. Но единожды он произнес " Завтра, дочь, мы восстанавливаем занятия, Утром к тебе придут воспитанники ". Варварство надвигалось со всех сторон. Германцы с окрашенными рыжей краской волосами, желающие плодородных земель для поселений, или быстрые кочевники, выходцы из Азии, то и дело переходили рубежи. А внутри империи все больше поднимало голову иное варварство - активный фанатизм победивших xpистиан, их исступленная верность собственной вере и рвение силой усмирить все остальные неприятные религии. Добродетелью стало считаться неуважение к культурным ценностям, вражда к науке. Серапеум и сотки остальных храмов истребляли не чужеземцы-варвары, одетые в шкуры, а сами же египтяне, греки, римляне, сирийцы. Сыновья народов, замечательных старой культурой, обратившись в христианство, разрушали строения редкой красоты, жгли библиотеки, разбивали скульптуры. Все это объявлялось ненужным и вредоносным. Надо, размышляя о господе, готовиться к грядущей вечной жизни на том свете. Христианские проповедники на все лады превозносили невежество. Верующий неуч, чистый сердцем, противопоставлялся лукавому язычнику-ученому. Взгляды большинства князей церкви отличались узостью. Наука годилась только в том случае, ежели сходу приносила им выгоду. Какой толк от астронома, ежели он, углубившись в подсчеты, пробует понять загадки мироздания? Все, что необходимо об этом ведать, имеется в библии! Другое дело, ежели он умело высчитывает пришествие пасхи. Правда, случается, и сочинения греческих риторов приносят выгоду, помогая улучшаться в церковном красноречии. Спасать нужно было не тот или другой дорогой свиток, рельеф или фреску, выручать нужно было само понятие о культурных ценностях, о преемственности культур, о значимости науки, о назначении художества. После погрома Серапеума почтивсе водящие эксперты совсем покинули Александрию. Но Теон с дочерью остались. Ссылаться на поговорку " Родина там, где отлично " допустимо меняле, а не ученому. Настоящий ученый не покинет отчизну в годину испытаний. Школа Теона и Гипатии продолжала действовать. Все свободное от занятий время Гипатия сидела над книжками или изучала звездное небо. Она достигла достоинства в тяжелом художестве следить звезды. Гипатия не лишь развивала идеи большого астронома и математика хромая Птолемея. Многолетние надзора позволили ей привнести в его труд ряд поправок. Она составила наиболее четкие астрономические таблицы. Дочь затмила отца в астрономии. Слава Гипатии превзошла славу Теона. Постепенно от преподавания арифметики Гипатия перешла к чтению лекций по философии. Она объясняла слушателям учения Платона и Аристотеля. Гипатия вызывала изумление. Казалось, в данной девушке воплотилась мудрость прошедшего. Ее объяснения греческих философов веселили обстоятельностью и глубиной. Все почаще раздавались восхищенные гласа: никто так не знает философии, как Гипатия! С годами известность о ее школе обширно распространилась. Быть воспитанником Гипатии числилось большущий честью. В Александрию ехали юноши из различных государств. Сокрушение язычества совсем не повело к тому, что люди, задававшие тон в христианской церкви, отказались от воинственности и прониклись миролюбием. Среди епископов шла беспощадная и беспринципная сражение за администрация. Те богословские учения объявлялись правильными, сторонники которых в реальный момент хватали вершина. * * * Епископ Феофил признавал лишь кулачное преимущество. Когда некотороеколичество духовных лиц, прозванных за высочайший рост Длинными братьями, возмутившись его порядками, пожелали вернуться в пустыню, он воспылал жаждой мести. Он заявил, что Длинные братья держатся неправильных богословских взоров. На самом же деле Феофил еще нетакдавно делил эти взоры, но сейчас, чтобы насолить ненавистникам, он стал охранять противоположное мировоззрение. В Нитрийских горах, пустынной местности недалеко от Александрии, находились бессчетные скиты. Жившие там монахи, в большинстве собственном люди безграмотные, прославились воинственным духом и неумолимостью. Феофил натравил их на Длинных братьев, и те чуть избежали погибели. Успех Феофила окрылил его сторонников и послужил вдохновляющим образцом для всех ревнителей настоящей веры, считавших, что насаждать ее нужно сильной рукою. Богословские дискуссии, какоказалось, разрешено отлично улаживать с поддержкой грубой физиологической силы! События, происходившие в Александрии и ее окрестностях, вызывали беспокойство Гипатии. Дело не в том, что тут на епископском престоле сидел лихой и черный человек, неразборчивый в средствах. Хуже было иное. Люди, полагавшие, что христианство, став гос религией и совсем низвергнув язычество, обратится на путь решетка и терпимости, ошиблись. Победившее христианство не обнаруживало ни бережного дела к старой языческой культуре, ни к искусству, ни к научному наследию. Отовсюду шли малоутешительные новости: пастыри-ученые все более оказывались не у дел. Их пространство занимали ограниченные и скупые до власти честолюбцы. Князья церкви неудержимо рвались к мирскому могуществу и желали подчинить себе все. Слова и дела были в вопиющем противоречии. Духовные наставники перевоплотился в расчетливых политиков. Они умели воспользоваться и нарочитой торжественностью богослужений, и берущими за душу проповедями, и разговорами с оку на глаз, и благотворительностью. Христианские пастыри научились профессионально играться на низменных инстинктах толпы, сеяли нелюбовь к иноверцам, взращивали суеверия. Ссылками на " божью волю " распаляли влечения, а миской дешевой похлебки завоевывали ежели не сердца, то желудки бедняков, чтоб натравить пожизненно голодных людей на лиц, не угодных церкви. Хорошие начинания и добрые дела, еще нетакдавно служившие самым благим целям, обращались в свою противоположность. Во время эпидемий некоторому было бродить за нездоровыми и прибирать мертвецы. Смертельная зараза направляла в бегство людей и не трусливого десятка. Требовались особенное мужество и самоотверженность, чтоб по своей воле брать на себя томные и опасные повинности, нужные для всеобщего блага. В этом стали созидать церковный заслуга. Смельчаки, решившиеся на это, объединялись в необыкновенную компанию. Их так и звали - " парабаланы ", то имеется " смелые ", " подвергающие себя смертельной угрозы ". Они воспользовались почтением и вблизи привилегий. Их освобождали от налогов. Феофил направил интерес на парабалан. Он, даже по признанию церковных историков, был главным, кто положил правило самовластью епископов. Недаром Феофила именовали " христианским фараоном ". Его притязания на безграничное господство встречали противодействие светских властей. Частые конфликты принудили Феофила призадуматься. Расправляясь с врагами, он времяотвремени прибегал к поддержке нитрийских монахов. Но они были за пределами городка, александрийская чернь оставалась разобщенной, и, чтоб приподнять ее, требовалось время. А он нуждался в людях, готовых в хотькакой момент ринуться за него в пламя и воду. Он не имел права кормить боец. Войсками в Александрии распоряжался полководец. Тогда Феофил вспомнил о парабаланах. Великий мор случается не так уж нередко, и, на негодный конец, тянуть мертвецы разрешено вынудить и рабов! Ему вданныймомент необходимы решительные, вышколенные, достоверные воины. Среди парабалан навели распорядок. Созерцателей и богомольцев, мечтающих избавить душу, ухаживая за умирающими, сориентировали действовать в богадельни. Набрали новейших людей, мускулистых, отчаянных. Предпочтение отдавали былым бойцам и гладиаторам. Когда префект, предводитель Египта, спохватился и запротестовал, Феофил, посмеиваясь, сослался на прежние установления: парабаланами традиционно распоряжался епископ. Да и кто станет прибирать мертвецы, ежели Александрию поймет ещеодна встречать? * * * Гипатия поражала собственной разносторонностью. Ее обширно прославило аудирование философии и арифметики. Однако с не наименьшим сиянием читала она о Гомере или. о греческих трагиках. По всеобщему понятию, Гипатия затмила всех современных ей философов. Недаром воспитанники стекались к ней отовсюду. Она примыкала к философской школе неоплатоников, но ее серьезный мир чисел и геометрических фигур, мир, подчиненный законам механики, был отдален от желаний и магических озарений остальных философов данной школы. Превосходно знала Гипатия и книжки христианских писателей. Вотан из ее любимых воспитанников, Синезий, епископ Птолемаиды, не решался отпустить в свет собственный богословский труд без согласия Гипатии. Ей принадлежал широкий комментарий к сочинениям Диофанта по геометрии. Следуя за Аполлонием Пергским. она посвятила особую работу коническим сечениям. В школе Гипатии занимались выходцы из различных государств. Рядом с христианами сидели язычники. Бывших ее воспитанников разрешено было повстречать и на епископской кафедре и при дворе в Константинополе. Слушать Гипатию было одно удовольствие. Часто на ее лекции сходилось немало народу. Посещать дом Гипатии вошло в моду. Вокруг нее намеревался целый краска ученой Александрии, Сам префект часто случался ее посетителем. Познания Гипатии, осторожность и застенчивость внушали почтение. Она постоянно держалась с плюсом. Даже перед правителями возникала в собственном черном плаще философа. Ей добровольно внимали магистраты. Свое воздействие она никогда не употребляла во зло. Гипатию считали воплощением мудрости и к гласу ее прислушивались не лишь, когда стиль шла о научных вопросах. А время совсем не содействовало занятиям наукой. Математика вызывала подоэрения. В ту пору в церквах часто молили бога обрушить собственный ярость на головы " математиков, колдунов и иных злодеев ". Астрономия была долею арифметики, а различия меж астрологом. изучающим небесные явления, и астрономом, предсказывающим судьбу по звездам, каи правило, не делалось. Даже в официальных документах звездочетов именовали элементарно математиками. В 409 году цари Гонорий и Феодосии ii издалека особый закон. Математикам вменялось в обязательство появиться к епископу, отказаться от богопротивных взоров, изменить огню описок собственных заблуждений и поклясться беречь христианскую веру. Тех же, кто отказывался доставить отрицание, было ведено прогнать из Рима и всех иных городов. Математиков, какие осмелились сорвать это введение, самовольно остались в городках или под прикрытием неправильной клятвы продолжали тайно учиться собственной профессией, надлежало наказывать без каждого милосердия. От указа этого Гипатия не пострадала. У должностных лиц Александрии хватило, к счастью, ума не относить ее к тем математикам, которых во имя пиршества веры и муниципального покоя следовало улавливать и наказывать. Даже Феофил вытерпел Гипатию. Ему льстило, что в его городке есть школа, одинаковой которой нет ни в Риме, ни в Константинополе. Ученые-александрийцы не бросать были похвастаться: что, мол, Афины по сравнению с их родным городом? Слава Афин закатилась, сейчас они имеютвсешансы кичиться только душистым аттическим медом, в Александрии же сверкает Гипатия! Весь Египет кормится ее посевом, когда в Афинах царит гадость запустения. Люди уже привыкли к тому, что время от времени ужасные новости сотрясали Римскую империю. Натиск вандалов усиливался. Хорошо, когда от них удавалось откупиться золотом или землями для поселений. Но они, ощущая свою мощь, становились все напористей. В 378 году правитель Валент понес под Адрианополем жесточайшее поражение и был убит. Весь Балканский полуостров покоился незащищенным перед отрядами суровых готов. Судьба самого Константинополя висела на волоске. Правда, Феодосию, полководцу, ставшему потом царем, получилось исправить состояние, но быстро. В главаре вестготов Аларихе империя нашла новейшего неприятеля, ужасного собственной ненасытностью. Он также чуток было не брал Константинополь и опустошил Балканы до самых южных областей Греции. Несколько лет спустя несметное армия готов обрушилось на Италию. Осажденный Рим дважды откупался, но в третий раз Аларих завладел град приступом и дал его на поток и ограбление. Римлян поняла ужасающая гроза. Рассказы о торжестве вандалов и их бесчинствах разнеслись по всем концам прежде единственной, большой и крепкой империи. На этот раз свершилось нереальное. В августе 410 года пал Вечный град, олицетворение могущества, знак непобедимости. Пал под ударами вандалов Рим! * * * Своего племянника, Кирилла, Феофил беспрепятственно прочил себе в наместники. Выборы выборами, но он сделает все вероятное, чтоб после его погибели епископский трон достался сыну сестры, а не какому-нибудь чужаку! Считая, что судьба Кирилла во многом зависит от такого, как сложатся его дела с нитрийскими монахами, он повелел ему на время вселиться в одном из горных скитов. Внешне Кирилл стал реальным пустынником, а в душе лелеял мечты о власти. Он с готовностью возвратился в Александрию, когда его позвал Феофил. ныне помощь нитрийских монахов была ему снабжена, и нужно было захватить известность у обитателей Александрии. Недавний отшельник преобразился: щеголеватое одеяние, статная фигура, прекрасный глас. Его проповеди в Кесарионе, ключевой церкви городка, проходили при большом стечении народа. Ему бешено аплодировали. Епископ рекомендовал племяннику направить особенное интерес на парабалан, - увеличить им жалование, дать новейшие льготы. Он одобрил Кирилла, когда тот брал в свои руки все средства, предназначенные для благотворительности, и стал улаживать, кого подкармливать досыта, а кому вручать только крохи. Некоторых смущали сомнительные новшества Кирилла: люди, встречавшие его на улицах приветственными возгласами и бурно рукоплескавшие ему в храмах, нанимались на церковные средства. Растущая известность Кирилла совсем не волновала епископа. Он видел в нем благородного наместника. Феофил покоился на смертном одре. Жизнь чуть в нем теплилась. Он присутствовал в летаргии. Вести о его кончине ожидали с минутки на минутку. Для Кирилла пришло время делать. Он обязан во что бы то ни стало завладеть епископский трон! Характер пресвитера Кирилла, ожесточенный и властолюбивый, вызывал у почтивсех опаски. Люди, способные воздействовать на избрание епископа, колебались. Другой кандидат, архидиакон Тимофей, внушал более доверия. Борьба разгорелась еще до такого, как было объявлено о погибели Феофила. Вокруг Тимофея и Кирилла собирались сторонники. Страсти обострились до крайности, какбудто предстояло не избрание духовного головы Александрии, а баталия с врагом. Кирилл опасался, что, ежели не использовать впору силу, вершина поймут его враги. Начались столкновения. Вездесущие агенты Кирилла подогревали непримиримость толпы. В ход отправь палки, камешки, ножи. Абунданций, шеф гарнизона, встал на сторону Тимофея. Исход борьбы казался предрешенным, но Кирилл не смутился. Звать на содействие нитрийских монахов было поздно. Тут-то и понадобились верные Кириллу парабаланы. Сотни их с орудием в руках устремились к дому Тимофея. Солдаты были смяты. Абунданций, боясь большой резни, пошел на мировую и отказал Тимофею в предстоящей помощи. Кирилл одолел, и его возвели на трон епископа. С опаской и озабоченностью следила Гипатия за ходом событий. Христианские пастыри, провозглашающие свою веру религией решетка и верности, в открытую попирают личные взгляды и силой захватывают администрация! Орест, префект Александрии, выбрал не ввязываться. Пусть, мол, в делах церкви разбираются сами священники. Неужели префект не соображает, к чему может привести такое потворство? Или он элементарно проверяет ужас перед шайками вооруженных парабалан? Очень быстро Кирилл стал обнаруживать родное самоволие. Первыми, за кого он взялся, были новациане, христиане-сектанты, люди грозных житейских правил, собравшие в собственных церквах немалые имущества. Он сказал проповедь, масса его бешеных сторонников кинулась на новациан. Их церкви были опустошены и прикрыты. Деньги, драгоценная церковная утварь и все актив епископа новациан оказались в руках Кирилла. Грабить церкви христиан, какие не делят его взоров, также неотъемлемое преимущество епископа Кирилла? Это также не касается префекта? Орест снова заявлял, что и эта распря - только усобица церковников. Дальше, очевидно, Кирилл не сходит. Но это было лишь самоуспокоение. Вскоре амуниция еще наиболее осложнилась. В Александрии давно жило немало иудеев. Кирилл не желал мириться с тем, что значимая дробь мещан осталась вне его власти. Он решил пользоваться старенькой враждой иудеев и христиан. В городке участились стычки. Яростней стали взаимные упреки. То там, то тут совершались поджоги. На улицах по утрам находили убитых. Вражда росла. Однажды на рассвете сам Кирилл направился во голове вооруженной толпы в иудейскую дробь городка. Святой отец хочет раз и совсем очистить град от противников христианской веры! Люди Кирилла разоряли синагоги, захватывали меняльные конторы, ювелирные мастерские, сложения, вламывались в лавки, грабили дома. Особенно неистовствовали парабаланы. Все иудейское народонаселение, 10-ки тыщ людей, было изгнано из Александрии. Кирилл праздновал победу. Его казна ломилась от награбленных сокровищ. Возмущенный Орест написал в Константинополь и умолял рапортовать о происшедшем императору. Эта апелляция недостаточно заботила Кирилла. Он сосвоейточкизрения объяснял действия и скинул всю вину на иудеев. Кирилл был уверен, что его разъяснения воспримут при дворе доброжелательно. Значительную дробь пленённого золота он послал в Константинополь необходимым и авторитетным людям. Однако точказрения, занятая префектом, сердила Кирилла. Оресту следовало бы же взятьвтолк, кто реальный владелец Александрии. Он обязан смириться, не спрашивать наказания виновных, не тревожить двор жалобами. При каждом комфортном случае Кирилл выставлял напоказ родное дружелюбие. Он неодинраз высылал к префекту собственных людей с предложением пресечь распрю. Нo Орест отверг дружбу епископа. Он громко говорил, что не позволит Кириллу злоупотреблять силой и ограничивать права светской власти. В церкви Кирилл, протягивая евангелие, призывал Ореста примириться. Но тот был непреклонен и говорил, что принудит почитать закон. Орест, не скрывая злобы, делается в позу ревнителя законности? Ну что же, будетнеобходимо представить этому несмышленышу в тоге префекта, кто тут сейчас владеет подлинной властью! * * * Не надеясь на одних парабалан, Кирилл вспомнил о той силе, которую в борьбе с врагами удачно употреблял Феофил, о нитрийских пустынниках. Он послал к ним гонца с призывом о поддержке. Престижу церкви грозит несговорчивость префекта! Чтец Петр, один из приближенных Феофила, отобрал самых решительных, мощных, готовых на все. Он привел в Александрию 500 монахов, один вид которых внушал ужас. Опаленные солнцем пустоши тела в рубищах или шкурах, заросшие, угрюмые лица, неприязненные взоры. Привыкшие послушно повиноваться собственным начальникам, они заняли улицы, по которым традиционно проезжал Орест. Едва возникла его колесница, как масса кинулась ей наперерез. Десятки монахов, схватившись за упряжь, приостановили лошадок. " Жертвоприноситель! Изменник! - неслось со всех сторон. - Проклятый язычник! " Орест побледнел. Он сообразил, что атака подстроено Кириллом. Префект закричал шумно, как лишь мог: " Я не язычник. Я христианин, меня крестил константинопольский епископ Аттик! " Но его не слушали и продолжали прикрывать оскорблениями. Телохранители обнажили клинки. Толпа ответила дождем заблаговременно изготовленных камней. Вотан из монахов стукнул Ореста камнем в голову. Префект свалился. Из царапины изобильно лилась кровь. В массе раздались клики пиршества. Почти все телохранители Ореста, боясь быть убитыми, побросали орудие и разбежались. В это время подоспела выручка. Горожане, услышав о нападении на префекта, поторопились на содействие. Им получилось поймать 1-го из самых бешеных подстрекателей, такого монаха, который ранил Ореста. Его звали Аммоний. Остальных нитрийских пустынников направили в бегство. Префекта, залитого кровью, доставили во дворец. Рана оказалась не чрезвычайно тяжелой, и Орест скоро был уже в состоянии возвращать указы. На основании закона о расправе преступников, чинящих беспорядки и покушающихся на носителей власти, он приговорил Аммония к погибели. Казнь совершалась всенародно. Аммоний погиб в ужасных мучениях. Ночью мертвоетело казненного пропал. Его выкрали безызвестные. А наутро по указу Кирилла тело Аммония было выставлено в одной из основных церквей для повального поклонения. Кирилл дал ему имя Фавмасия, то имеется " чудесного ", и повелел славить его как страдальца, отдавшего жизнь за пир веры. В церквах на все лады возносили похвалу Аммонию-Фавмасию, его религиозному подвигу, величию духа, благочестию. Храм был убран с поражающим великолепием. Все было залито светом. Горели лампады и свечки в золотых канделябрах. Кругом курили ладан. Живые цветочки источали одурманивающий запах. Сверкали ценные камешки. Тело Аммония было доложено так, что всем были видимы отпечатки пыток. Звучал многоголосый хор. Специальные распорядители умело правили богомольцами. Люди простирались ниц, причитали и рыдали, колотили земные поклоны, лезли на коленях мимо гроба Аммония, мимо знаков мученичества, целовали постамент, на котором он был установлен. целовали стенки церкви, каменные плиты пола. К Фавмасию-Аммонию взывали с просьбами о покровительстве, об исцелении от заболеваний, о ниспослании фортуны. Голосили плакальщицы. Почести " великомученику " воздавали чрезвычайно продолжительно, с неестественным размахом и невиданной пышностью. Прежде, расправляясь с язычниками, храм кидала им нарекания в идолопоклонстве. Но прошло мало времени, и победившее христианство само стало религией идолопоклонников. И поклонялись сейчас не красивым скульптурам богов, а " святым силам ", остаткам какого-либо святого или великомученика, руке его или ноге, черепу или пряди волос. Родилось новое, христианское идолопоклонство, куда наиболее отвратительное, чем языческое. Возвеличение Фавмасия-Аммония вызвало в Александрии беспощадные дискуссии. Многие христиане, люди богобоязненные и умеренные, выражали тревогу и сомнение. Их возмущало нечестивое понятие, устроенное Кириллом. Жизнь Аммония, далековато не идеальная, его бурный и мстительный характер были отлично популярны. Для что же Кирилл, очевидно отходя от правды, сделал из него мученика за веру? Да, Аммоний погиб в мучениях, но от него, очевидно, не требовали отказаться от Христа. Он понес законное возмездие за свою грубость. Нельзя давать событиям настолько неправильную окраску. Да и оправдана ли эта языческая роскошь? Ропот усиливался. Среди христиан, недовольных лишним усердием собственного епископа, было много авторитетных людей. Кирилл сообразил, что перегнул палку. Но главного он завоевал - как следует наказал Ореста и показал, что такого ожидает, ежели он будет всееще ему перечить. ныне не в интересах Кирилла было разжигать конфликт. Он решил вменьшеймере произносить об Аммонии, чтоб всю эту историю мало-помалу изменить забвению. На улицах было еще суетливо, когда Гипатия отправилась к Оресту. Нет, не для такого, чтоб звать его к окончательным деяниям против зарвавшегося епископа. Префекта она знала издавна и на его счет не заблуждалась. Она пришла проведать раненого, проявить ему роль. Орест не походил на богатыря. Вызывающее поведение Кирилла, его нечёткость в средствах, неуемная охота всевластия и наглая отвага, рожденная ощущением безнаказанности, подействовали на Ореста гнетуще. На стороне префекта были закон, администрация, бойцы, но он не веровал в успех противодействия, им обладало рассудок обреченности, замечательно знал он, что за Кириллом стоит неодолимая держава. Префект заявлял, что ощущает себя снова государем расположения. Он успел кликнуть в град стоявшие в окрестностях Александрии легионы. Дворец его окружен надежной сторожей. Ему нечего бояться толпы фанатиков. А что касается летописи с телом Аммония, то он решил не ввязываться. Его, естественно, также коробит от данной гадкой затеи, но ежели Кирилл обретает, что из-за полезности церкви нужно рисовать подвергнутого экзекуции злодея великомучеником, то это его дело. Он, Орест, ограничится тем, что напишет обо всем в Константинополь. Требовать же выдачи казненного он не хочет - схожий трофей он добровольно оставит Кириллу. Было светло, что и на этот раз самоуправство Кирилла не повстречает должного отпора. Перед Гипатией в тоге префекта сидел ничтожный, напуганный человек с забинтованной башкой. Умирая, отец брал с нее словечко, что во имя науки она никогда не станет ввязываться в распри правителей и не даст ввергнуть себя в междоусобицу. Миссия ее в ином: она обязана всеми мощами беречь немногие оставшиеся зачатки познаний, чтоб их совсем не вытоптали орды неграмотных вандалов или безумствующих монахов. Одно беспечное выступление, и школу ее разгромят. Долгие годы Гипатия держалась, не читала лекций, какие навлекли бы на нее нарекания в неправомыслии. Среди разгула влечений она берегла невозмутимость. В дни, когда качественные подстрекатели устраивали на улицах столкновения, а благоразумные люди не высовывали из дому и носа, она не отменяла лекций. Платона она объясняла под шум уличных беспорядков. В ночи поджогов ее видели у астрономических приборов. Она привыкла не прерывать занятий, когда под портиком посреди слушателей замечала соглядатаев Феофила. Она постоянно помнила манит отца и в наиболее томные минутки утешала себя мыслью, что делает необходимое дело и посреди торжествующего безумия лелеет хрупкие зачатки интеллекта. Но чем далее заходил Феофил, а позже и Кирилл, в влечении подчинить собственной власти все - души верующих и прибыльные поместья, актив вдов и переписку книжек, содержание проповедей и раздачу голодным пища, - тем трудней было Гипатии предохранять выдержку. Под прикрытием фраз о чистоте веры шла оголтелая сражение за администрация. Пока христианство не перевоплотился в муниципальную вероисповедание, ее духовные главари требовали лишь 1-го - терпимости и свободы совести. Стоило же христианству одолеть, как зазвучали остальные призывы, призывы убить язычество. Нетерпимость стала наибольшей добродетелью. " Не пристало одной религии утеснять иную ", - как-то провозглашал христианский беллетрист Тертуллиан, Но жизнь скоро переиначила эти слова: одна вероисповедание не может не утеснять иную. Более такого, посреди самих христиан начались раздоры. " Христиане, враждуя меж собой, - подмечал один летописец, - водят себя ужаснее лютых зверей ". Все эти годы Гипатия продолжала вдохновлять, не вмешивалась в распри, держала в узде и рот и сердечко. Она научилась молчанию. Но ее все почаще терзала мысль, что это также пособничество преступлению. Она пробовала себя обелить: что одна она, дама, может изготовить в век наибольших потрясений, когда рушится империя, когда в перемещение пришли цельные народы, когда 10-ки тыщ вандалов, как набегающие волны, захлестывают пограничные области, когда все перемешалось - племена, вероисповедания, обычаи, идеи? Она жила для науки: раскрывала юношам глубины философии и посвящала их в секреты арифметики. Она противилась наступавшему варварству, сохраняя и распространяя познания, накопленные светлейшими умами населенияземли. Гипатия непорочно берегла манит отца и смолчала даже тогда, когда Кирилл изгнал из Алексаядрии тыщи ее коренных обитателей. Так неужели сейчас вследствии фимиама, расточаемого кругом казненного злодея, она нарушит словечко? Новое идолопоклонство, угрюмое и угрюмое, вызывает у нее антипатия, но это ничего по сравнению с иными правонарушениями Кирилла. Несметная масса скорбящих и юродствующих теснилась у церкви, где Кирилл возмещал крайние почести великомученику Фавмасию, а в доме Гипатии длились обычные занятия. Ее все почаще охватывало эмоция неудовлетворенности и волнения. Прошло более 20 лет с тех пор, когда, стараясь отстоять сокровища Александрийской библиотеки, сражались и гибли ее товарищи, юные эксперты. Отец ее удержал, она осталась в живых. Неустанным трудом она добилась такого, что не достигла ни одна дама. Современники считали ее первой посреди философов. Руководимая ею школа была популярна далековато за пределами Александрии. Приобщаться мудрости приезжали к ней из почтивсех государств. Но благословенной внутренней гармонией, о которой как о наибольшем благе разговаривали любимые ею философы, Гипатия похвастаться не могла. Имела ли она преимущество все это время сохранять Безмолвие? Она немало задумывалась о погроме Серапеума, о друзьях, погибших с орудием я руках, и не чувствовала гордыни за собственный длинный, продолжающийся десятилетиями академический заслуга. Может быть и ей следовало помереть тогда же, помереть под ударами фанатиков, посреди обагренных кровью книжек? Она колебалась в правоте Теона. Отец обосновывал, что в годы лихолетья долг экспертов - сберечь науку для грядущего. Он веровал, что со порой люди закончат уничтожать красивые скульптуры и опытные книжки. Надежды его не оправдались. Книги всееще истребляли. Правда, сейчас это совершали не одни невежды. Куда с огромным размахом и знанием дела книжки жгли высокообразованные священнослужители. Гипатии единожды поведали, что недалеко от Александрии посреди развалин какого-то храма монахи нашли цельную библиотеку греческих и римских писателей. Кирилл, находившийся там проездом, осмотрел ее. Среди рукописей было немало ценного, в том числе труды Платона и Аристотеля. Монахи во голове с настоятелем требовали изменить всю эту языческую гадость сожжению. Епископ, не желая терять доверие " темных людей ", составлявших его опору, дал единодушие. В костер полетели бесценные свитки. А некотороеколичество дней спустя, выступая в Александрии с проповедью, Кирилл посреди остального рассуждал и о Платоновых идеях! Гипатия не укрывала возмущения. Кирилл, не в образчик собственному предшественнику-дяде, мужиковатому и неотесанному, был обширно интеллигентен. В юности он прослушивал философию у Гипатии и учил греческих мыслителей: Он считал себя знатоком богословия и принимался позволять всевозможные вопросы. Опровергая доводы врагов, Кирилл был не бросать блеснуть ученостью. У него была хорошая память. Он цитировал напамять пространные библейские тексты. Ему все сходило с рук: захват епископского престола с поддержкой стаи парабалан, давления над иноверцами, ограбление церквей, принадлежащих христианам иного толка, поджоги, убийства, атака на самого префекта. Пусть бы и богословские дискуссии он решал на манер дяди: науськивал вооруженных нитрийских пустынников на собственных идейных противников. Но он, кичась образованностью, стал справляться на Платона! Орест, неуверенный и слабовольный, может на почтивсе закрывать глаза. Он дозволяет собственному епископу попирать законы собственного правителя. Это его внимание. Но таккак дело не в нарушении такого или другого постановления, а в торжестве произвола и попрании обычный человечности. Она, Гипатия, очень продолжительно безмолвствовала. Но всему имеется граница. Правда, и сейчас она не нарушит слова, предоставленного папе, не будет справляться неуверенность Ореста или восстанавливать магистратов против Кирилла. Она не выйдет за рубежа научного спора и только только покажет, как епископ александрийский извращает идеи больших философов. У нее нет ни власти Ореста, ни покорных его воле легионов. Она может выступить против Кирилла лишь с одним орудием - орудием правды. О грядущей лекции она огласила заблаговременно. Слушателей собралось гораздо более обыденного. Гипатия отказалась от выигрышных ораторских приемов, разговаривала демонстративно черство и практично. Она сопоставляла тексты, лишь тексты. Вот истинные идеи Платона, а вот так их истолковывает епископ Кирилл... Когда Кириллу докладывали о выступлении Гипатии, он все более и более мрачнел, Гипатия, возможно, разжигала вражду к нему Ореста? Нет, префекта на лекции не было. Да и разговаривала она лишь о верном и неправильном истолковании Платона. Перед тем как выпустить всех, Кирилл как бы случайно кинул: " А понятно ли вам, что примириться со мной Оресту препятствует конкретно Гипатия? Ведь она неспроста посетила у него во замке ". И желая люди из ближайшего окружения епископа отлично знали, что это деза, тем не наименее по городку безотлагательно же поползли слухи, какбудто в упрямстве Ореста виновата одна Гипатия. Еще было время одуматься. Ночи стояли неспокойные. Надрывно лаял пес. Напуганный привратник пожаловался: кругом дома, кое-что высматривая, непрерывно бродят безызвестные. Наутро служанки подняли вопль. Они натолкнулись на привратника. Он покоился соединенный, обыкновенный, с кляпом во рту. Сторожевая пес была задушена. Но в доме ничто не украли. Только на плоской крыше, где находились приборы для надзора звезд, прекрасная армилла, гордость Гипатии, была разломана на кусочки. Несколько дней спустя в ее библиотеке водинмомент начался пожар. Кто-то подбросил туда и зажег пропитанное маслом старье. Убийство префекта совсем не вступало в планы Кирилла. Ничего, несчитая ущерба, это бы не принесло. Его дела с константинопольским двором, и без такого натянутые, обострились бы до крайности. На пространство убитого префекта прислали бы иного, может быть, еще наиболее несговорчивого. Вражда с Орестом связывала Кириллу руки, но префекта следовало не убить, а подчинить. Кирилл неодинраз заявлял о желании " угасить вражду ". Однако путь к этому, по его понятию, был единый - Оресту следовало признать, что во всех делах, и церковных и светских, разрешающий глас отныне принадлежит в Александрии ее епископу. Оресту на улице разбили в кровь голову, разнесли в щепы его колесницу, разогнали телохранителей, а он все еще не уразумел, что Кирилл ни перед чем не остановится, чтобы снабдить церкви безграничное господство. Как вынудить его это взятьвтолк? Однажды Кирилл проезжал мимо дома Гипатии. У подъезда он увидел немало рабов с носилками и нарядные колесницы. Опять выслушивать Гипатию собрались богатейшие и влиятельнейшие люди Александрии! Вечером Кириллу докладывали об следующий лекции Гипатии. Соглядатай был из интеллигентных и различался неплохой памятью. Хотя лекция Гипатии и была приуроченак Платону, она тем не наименее снова тронула, посреди остального, и богословских взоров самого Кирилла. Она выделила, что они расползаются с давними распоряжениями церковных храмов и встречают полностью обоснованную рецензенту со стороны антиохийских богословов. Среди слушателей было немало тех, кто благодаря собственным сокровищам и поместьям играл в христианской общине Александрии чрезвычайно главную роль. Они внимали речам Гипатии с огромным согласием. Кирилл нахмурился. Гипатия не хотела считаться с предупреждениями. Ее не образумили ни сломанные приборы, ни пожар в библиотеке. Да и Орест, неглядя на пробитую голову, все еще не соглашается на примирение. Внезапно лицо Кирилла просветлело. В прохладных очах засверкали злобные огоньки. Чтец Петр, вожак парабалан и нитрийских монахов, воскликнул: " Доколь же, отче, мы станем вытерпеть Гипатию? Неужели позволим ей и впредь расширять посреди христиан токсичные плоды ее учений? " " Смоковницу, не приносящую хорошего фрукта, - ответил Кирилл евангельскими словами, - срубают и кидают в пламя ". Гипатия ворачивалась домой в носилках. На одной из улиц, вблизи от церкви Кесарион, важной у моря, путь ей внезапно преградили монахи. В миг ока по чьему-то сигналу на улицу высыпала масса нитрийских пустынников и парабалан. Ими распоряжался чтец. Петр. Гипатию подстерегли. Засада. Бесполезно орать и манить на содействие. Она окружена стеной неумолимых противников. В руках у них камешки, палки, кусочки черепицы, острые раковины, выбранные на сберегаю... Ее стащили с носилок, швырнули на землю, поволокли к церкви. Там - в священнейшем для всякого христианина месте! - монахи, сорвав с нее одежды, принялись ее колотить. Гипатию колотили безжалостно, колотили с исступлением, колотили остервенелые фанатики, колотили, когда она издавна уже была мертвой, Останки ее выволокли из церкви и потащили на площадь, где заблаговременно был разожжен большой костер. Страшная известие повергла Ореста в переполох. Гипатию уничтожили и кинули в пламя! Префект Александрии был сломлен. Он не рискнул даже отправить в Константинополь отчет о случившемся. Убийство. Гипатии, по словам 1-го летописца, " угасило вражду " меж Кириллом и Орестом. Префект решил, покуда не поздно, примириться с епископом. Он признал себя побежденным. Кирилл стал безраздельным властителем Александрии. Это вышло в 415 году, в луне марте, во время большого поста. * * * Убийство Гипатии осталось безнаказанным. И желая почтивсе в Александрии отлично знали, что Кирилл настоящий вдохновитель этого злодейства, состояние его не пошатнулось. Он, против, наслаждался чувством силы. Орест более ему не перечил. Даже известие об данных событиях было послано чрез голову префекта. Группа каких-либо людей Александрии, гневная, как следовательно, безнаказанностью правонарушения и убеждением Ореста, направила по своей воле в Константинополь делегацию, чтоб поведать о происшедшем. Но Кирилл также не спал. Дамаский докладывает, что Эдесий, принципиальный сановник, занимавшийся расследованием, был подкуплен и избавил убийц от наказания. В " Кодексе Феодосия " сохранилось приказ правителя от 5 октября 416 года. Там говорится, что в случае необходимости выслать из Александрии полпредство городские власти выносят заключение, а принять его должны вышестоящие должностные лица. Какие-либо самовольные депутации мещан в Константинополь строго-настрого запрещаются! Еще два акта из " Кодекса Феодосия " имеют, по всей вероятности, известие к событиям, связанным с убийством Гипатии. Императорский декрет от 29 сентября 416 года предписывал, чтоб парабаланы ограничились конкретными обязанностями и не вмешивались бы в дела городских властей. Им запрещено навещать общественные вида или проявляться без вызова в присутственные места. Число их не обязано превосходить пятисот человек. Отныне определять новейших парабалан станет не епископ, а префект. Но даже с данными ограничениями Кирилл не пожелал смириться. Через полтора года численность парабалан было снова увеличено. Парабаланы всееще оставались покорным инструментом в руках Кирилла Александрийского. Судьба была безжалостна и к самой Гипатии и к ее книжкам. Ни одна из написанных Гипатией работ не дошла до нас. Единственное письмо и то оказалось подложным. Да и о жизни ее сохранились только отрывочные и случайные извещения. Поэтому собрать малость подробную биографию Гипатии невозможно. Попытки осознать и связать воедино все популярные свидетельства неизбежно требуют большей или наименьшей части домысла. Наиболее детальный рассказ о драматической борьбе в Алекеандрии, одним из эпизодов которой было смертоубийство Гипатии, держится в " Церковной летописи " Сократа Схоластика. В базе его лежат, возможно, устные свидетельства свидетелей. Гипатия неодинраз упоминается в письмах Синезия Птолемаидского. Важные детали докладывают Филосторгий, писатель-язычник Дамаский( отрывки из его сочинений сохранились у Свиды и в " Мириобиблионе " Фотия), Гесихий Милетский, византийский хронист Иоанн Малала и остальные. Кирилл Александрийский восторжествовал над врагами. А фаворитов, как понятно, не осуждают - им формируют крометого приличествующую триумфу биографию. Беспринципный интриган и преступник был канонизирован и причислен к " папам церкви ". Убийство Гипатии, даже по признанию Сократа Схоластика, очень аккуратного церковного историка, " навлекло много стыда и на Кирилла и на александрийскую храм ". Этот эпизод, очевидно, не скрашивал жития " святого Кирилла ". И его не замедлили значительно подправить. Слава Гипатии была очень звучной, и не так элементарно было нарисовать эту восхитительную даму исчадием ада. Церковь выбрала другой путь. Гипатию сделали чуток ли не христианской мученицей. В " Житии святого Кирилла Александрийского " все смотрится уже так: " В Александрии проживала одна девушка, по имени Гипатия, дочь философа Теона. Она была дама верующая и добродетельная и, отличаясь христианской мудростью, проводила дни свои в чистоте и непорочности, соблюдая девство. С молодости она была научена собственным папой Теоном философии и так преуспела в любомудрии, что превосходила всех философов, живших в те эпохи. Она и замуж не пожелала вылезти частично из желания свободно заниматься в любомудрии и исследовании книжек, но в индивидуальности она берегла родное девство по любви ко Христу ". Убили ее " ненавидевшие мир бунтари ". Нитрийских монахов в городке тогда не было. Узнав о происшедшем, они " исполнились скорби и жалости к неповинным жертвам бунта " и, придя в Александрию, чтоб отстоять Кирилла, забросали камнями колесницу префекта. Услужливые историки солидно и навечно окрыли правду. Гипатию уничтожили дважды: одни монахи растерзали ее в церкви, остальные принялись поочередно и упрямо уничтожать сделанные ею книжки. Гипатию обрекли на постоянное Безмолвие. Тем порой сочинения Кирилла размножали сотки переписчиков. Житие его скрашивали миниатюрами. Несмотря на стремления экспертов и писателей, пытавшихся вернуть правду и восстановить настоящий вид Гипатии, верность так и не восторжествовала. В церквах поклоняются иконам с ликом " святого " Кирилла Александрийского. Из-под печатных станков все еще значит его совершенное лжи биография. На полках библиотек стоят его многотомные сочинения. А из книжек Гипатии до сих пор не найдено ни единственной строки. Столкновение защитницы древнего мировоззрения, " жизнерадостного и ясного ", с надвигающимся " мраком средневековья " - благодатная содержание для романистов, вособенности ежели их не очень отягощает влюбленность к исторической достоверности. Леконт де Лиль видел в Гипатии знак гибнущей эллинской культуры, крайнее воплощение " духа Платона и тела Афродиты ". Этот образ соблазнил не 1-го романиста. Искушение оказалось непреодолимым: обучающая философии юная красавица требовала в качестве обязательного противопоставления черных монахов, какие, убивая ее, предоставляют вывод подавленному вожделению. На российский язык переведены два романа, приуроченныек Гипатии, - Фрица Маутнера и Чарльза Кингсли, но оба они в большей или наименьшей ступени следуют той же схеме. У Маутнера Исидор, отвергнутый Гипатией, достигает от Кирилла позволения уничтожить ненавистницу, ибо искушающий его бес воспринимает ее вид. Ненависть монахов к прелестной язычнице усугубляется, по Кингсли, любовью Ореста к Гипатии. Чего стоят такие выдумки об убиваемой монахами разумной девушке " с телом Афродиты ", указывает желая бы то, что Гипатии к моменту смерти, по самым умеренным подсчетам, было под 50. Жизнь Гипатии еще ожидает собственного романиста, который, отринув штампы, смог бы представить ее эру, эру больших соц столкновений и жестокой борьбы идей. Феодора. Феодора, одной из самых увлекательных и профессиональных дам в византийском государстве. " Тайная деяния ", принадлежащая перу Прокопия, историка эры Юстиниана, изображает в сгущенных красках развратную жизнь Феодоры в ее молодые годы, когда она, происходя из низов сообщества( отец ее был охранником медведей в цирке), в нравственно больной обстановке тогдашней сцены перевоплотился в даму, дарившую почтивсех собственной любовью. Природа наделила ее красотой, грацией, разумом и остроумием. По словам 1-го историка( Диля), " она веселила, чаровала и скандализировала Константинополь ". Http:// gumilevica. Kulichki. Net/ vaa/ vaa131. Htm - vaa131note12#vaa131note12 Честные люди, встретив Феодору на улице, ведает Прокопий, сворачивали с пути, чтоб прикосновением не опорочить собственного платьица. Но все грязные детали о юной поре жизни грядущей императрицы обязаны быть принимаемы с большущий осторожностью, как исходящие от Прокопия, который в собственной " Тайной летописи " задался целью запятнать Юстиниана и Феодору. После настолько буйной жизни она на некое время теряется из главногогорода в Африку. По возвращении в Константинополь Феодора уже не была бывшей легкомысленной актрисой: она, оставив сцену, водила уединенную жизнь, интересуясь церковными вопросами и занимаясь пряжей шерсти. В это время ее увидел Юстиниан. Красота Феодоры поразила его. Увлеченный правитель приблизил ее ко двору, пожаловал званием патрикии и скоро женился на ней. Со предисловием Юстиниана на трон она сделалась императрицей Византии. В собственной новейшей роли Феодора оказалась на возвышенности расположения: оставаясь преданной супругой, она увлекалась муниципальными делами, умела в них разбираться и действовала в этом отношении на Юстиниана. В восстании 532 года, о чем станет стиль ниже, Феодора игралась одну из основных ролей; она собственным равнодушием и энергией, может быть, выручила правительство от последующих потрясений. В собственных религиозных симпатиях она беспрепятственно стояла на стороне монофизитов, в противоположность колеблющейся политике жена, который огромную дробь собственного продолжительного царствования, при неких уступках в выгоду монофизитства, держался, основным образом, православия. В крайнем случае Феодора лучше Юстиниана понимала смысл для Византии восточных монофизитских провинций, в которых содержалась живая держава для империи, и желала вступить на путь примирения с ними. Феодора погибла от рака в 548 году задолго до погибели Юстиниана. Http:// gumilevica. Kulichki. Net/ vaa/ vaa131. Htm - vaa131note14#vaa131note14 Симона де Бовуар ( 09. 01. 1908 года - 14. 04. 1986 года) Франция Сегодня в России, когда дама все поглубже чувствует личное " я ", совершенно не увлекаясь проблемами феминизма, а элементарно когда дама все поглубже чувствует личное " я ", совершенно не увлекаясь проблемами феминизма, а элементарно трогая вопросов наиболее немаловажных и глобальных, чем надоевшие ей сферы быта и секса, она поневоле встречается с тем, что прочувствовала и пронесла чрез свою жизнь Симона де Бовуар. " Идеи прибывают в мир совместно с людьми ", много людей желало бы наступить в бесконечность, но почаще только люди принадлежат лишь собственному времени. Симона де Бовуар станет тропа следующим поколениям тем, что находила, желая и не нашла устойчивого соотношения меж дамским сословием и миросозерцанием интеллигента Книга Симоны де Бовуар " Второй пол ", написанная уже полвека обратно, желая и растворяется во множестве новейших, связанных со вторым тысячелетием заморочек, но в неких отношениях не перестает быть актуальной, так как дает даме четкое о себе понятие, как био, исторической и религиозной особи. Что бы сейчас ни разговаривали о де Бовуар, как бы ни " умывали " ее в прессе и проповедях, она глядела действительности в глаза и образцом своей жизни доказала вероятие новейшего нрава взаимоотношений меж мужчинами и дамами. Написанная в конце 40-х годов книжка " Второй пол " не закончила быть важной и сейчас, неглядя на дамские бунты 30-х годов, вынесение авторитетных колхозниц, героизацию отдельных личностей русского периода( участниц борьбы, астронавтов и членов правительств). Отдельные случаи не имеется правило. Появление в 60-х годах неких художественных творений фантастического нрава на темы об амазонках наших дней, написанных в главном мужчинами, одним лишь нравом заметного испуга их создателей перед пришествием дамского сословия подтверждают верность данных суждений. ныне припомним судьбу самой писательницы. Гражданская жена популярного французского философа-экзистенциалиста, Симона де Бовуар родилась в благоприятной и никак не скудной семье защитника и ревностной католички. Ее детство, как позже она сознавалась, было счастливым и светлым. Окончив философский департамент и написав работу " на чин ", Симона де Бовуар преподает философию в Марселе все тридцатые годы. В начале 40-х годов у нее наступает роман с педагогом философии Жаном-Полем Сартром, ставшим для нее ином на всю жизнь. Как литератор, она воспринимает роль совместно с ним в движении Сопротивления. Их роль в данных событиях разносторонне, и некими ровесниками оспаривается до сих пор, таккак они не перенесли тех лишений, какие выпали на долю тех, кто сражался в Сопротивлении с орудием в руках. Но у Симоны де Бовуар совсем остался комплекс вины вследствии такого, что она не знала ощущения голода, не мерзла и не чувствовала сотворить лишь существенное, программное творение, будь то роман, эссе или автобиографическая повесть. Она думает о том, что в различие от почтивсех живых существ лишь человек понимает, что его жизнь окончательна, что он смертен. И на протяжении данной короткой жизни людям недосягаема абсолютная воля, они постоянно сталкиваются с проблемой ответственности в общении " с иными ". И наиболее огромные трудности появляются при общении меж полами. Симона де Бовуар наблюдает вероятность согласия меж ними не в сфере секса и ориентации на привилегированный статус мужчины, а в общем розыске значения жизни. В конце xx века стали вспоминать книжки де Бовуар, приуроченныек " третьему возрасту ", где она смогла дать красота жизни, тревогу и тоску взрослых лет, скандальное стычка личного сознания с действием умирания, ухода в небытие. Вспомнили и книжки, в которых она ведает о собственных " римских каникулах " с Сартром, о темах их разговоров и дискуссий, о том, что их тревожило на протяжении жизни, о фантастическом успехе Сартра, о его воздействии на молодежь и умы современников. У самой Симоны де Бовуар не было честолюбия ее жена, но она, непременно, нагревалась в лучах его славы, скажем с французским цветом - " реноме ", покуда не заработала свою свою славу собственным четко проявленным " феминизмом ". Философские сочинения Симоны де Бовуар отмечают взвешенная беспристрастность, прозорливость, кругозор, неплохой слог, просветительское правило, но в сообществе она нравилась далековато не всем, ее ругали и марксисты, и католики. Они считали, что ее " кристально дамский " бунт был не обоснованием необходимости эмансипации, а свидетельством необузданной гордыни и издерганной души. Спокойное гармоническое положение Симоны де Бовуар не раз, как она сознавалась, на протяжении жизни разрушалось, и писательница подвергала свою судьбу безжалостному разбору и в художественных творениях и в научных исследованиях. " Моя героиня - это я " - цитирует она Марию Башкирцеву. И вправду большаячасть ее романов автобиографичны. Так, кпримеру, в собственном главном романе " Гостья " о жизни пары, слаженную гармонию которой ломает вторгшееся в их жизнь юное вещество, она описывает свои дела с Жаном Полем Сартром. Не тайна, что большого философа непрерывно окружали молодые поклонницы. Для нее творчество писателя - еще и метод самопознания: " Мужчина действует и таковым образом узнает себя. Женщина же, живя взаперти и занимаясь трудом, не имеющим значимых итогов, не может найти ни родное пространство в мире, ни свои силы. Она присваивает себе высшее смысл конкретно поэтому, что ей недоступен никакой принципиальный предмет деятельности... ... Желание существовать дамской жизнью, обладать супруга, дом, деток, проверить чары любви не постоянно просто примирить со рвением достигнуть намеченной цели ". Удалось ли ей самой это примирение? Скорее только, нет. Но она преднамеренно избрала собственный путь. Книга Симоны де Бовуар " Второй пол ", написанная уже полвека обратно, желая и растворяется во множестве новейших, связанных со вторым тысячелетием заморочек, но в неких отношениях не перестает быть актуальной, так как дает даме четкое о себе понятие, как био, исторической и религиозной особи. Что бы сейчас ни разговаривали о де Бовуар, как бы ни " умывали " ее в прессе и проповедях, она глядела действительности в глаза и образцом своей жизни доказала вероятие новейшего нрава взаимоотношений меж мужчинами и дамами. Написанная в конце 40-х годов книжка " Второй пол " не закончила быть важной и сейчас, неглядя на дамские бунты 30-х годов, вынесение авторитетных колхозниц, героизацию отдельных личностей русского периода( участниц борьбы, астронавтов и членов правительств). Отдельные случаи не имеется правило. Появление в 60-х годах неких художественных творений фантастического нрава на темы об амазонках наших дней, написанных в главном мужчинами, одним лишь нравом заметного испуга их создателей перед пришествием дамского сословия подтверждают верность данных суждений. ныне припомним судьбу самой писательницы. Гражданская жена популярного французского философа-экзистенциалиста, Симона де Бовуар родилась в благоприятной и никак не скудной семье защитника и ревностной католички. Ее детство, как позже она сознавалась, было счастливым и светлым. Окончив философский департамент и написав работу " на чин ", Симона де Бовуар преподает философию в Марселе все тридцатые годы. В начале 40-х годов у нее наступает роман с педагогом философии Жаном-Полем Сартром, ставшим для нее ином на всю жизнь. Как литератор, она воспринимает роль совместно с ним в движении Сопротивления. Их роль в данных событиях разносторонне, и некими ровесниками оспаривается до сих пор, таккак они не перенесли тех лишений, какие выпали на долю тех, кто сражался в Сопротивлении с орудием в руках. Но у Симоны де Бовуар совсем остался комплекс вины вследствии такого, что она не знала ощущения голода, не мерзла и не чувствовала жажды. В нравственном плане неимение такового эксперимента угнетало ее существенно более, чем намеренный отказ обладать деток. В конце концов деток ей заменили бессчетные книжки, где она пробовала ориентироваться в себе и в том, кпримеру, что такое детки как форма продолжения человечного рода. " У меня постоянно была надобность произносить о себе... Первый вопрос, который у меня появлялся постоянно, был таковой: что означает быть дамой? " Я задумывалась, что я безотлагательно на него отвечу. Но стоило пристально посмотреть на эту проблему, и поняла доэтого только, что этот мир изготовлен для парней; мое детство заполонили легенды и легенды, сложенные мужчинами, но я на них реагировала совершенно не так, как мальчишки и юноши. Я была так ими взволнована, что запамятовал выслушивать свой глас, свою исповедь... ". Симона де Бовуар немало строчит, но, берясь за перышко, постоянно жаждет меж мужчиной и дамой вероятны крепкие дела, не обусловленные их био сущностью. Именно благодарячему отказалась обладать деток. Именно благодарячему постоянно была вблизи с Сартром даже тогда, когда их обоюдная влечение угасла и у всякого из них была своя собственная жизнь. Об их необычном гражданском объединении прогуливались легенды. Считалось, что никто из них не желает большего. Каждое общественное возникновение популярного философа ожидалось журналистами, постоянно знающими более, чем остальные, как сенсация: с кем сейчас он покажется? Но Сартр упорно показывал свою преданность Симоне де Бовуар. Была ли она прекрасна? Пожалуй, нет. Если так разрешено заявить о француженке. А она была подлинной француженкой. Любила прекрасную и популярную одежду и владела хорошим вкусом. На фото периода романтических отношений с Сартром на нас глядит уверенная в себе, очаровательная дама. Но позднее ей довелось слушать столько мерзостей и нареканий в собственный адрес, что, молвят, у нее возник комплекс некрасивой дамы. Самостоятельность ее мышления и яркие публикации в охрану дамской эмансипации содействовали творению вида чуждой земным радостям феминистки. Симона не опровергала эти нарекания. Но вот чрез 10 лет после ее погибели в 1997 году вышла книжка " Трансатлантическая влюбленность " - собрание писем Симоны де Бовуар к американскому писателю Нельсону Алгрену, в которых мы зрим иную, неофициальную, не " бойцовскую " сторону жизни писательницы. Она написала любимому мужчине сотки посланий - свидетельств ее страстной и ревнивой человечной любви. Ради встречи с обожаемым эта, никак не небожительница, летала чрез океан на достаточно хилых в пятидесятые годы " железных птицах ", раскрывала для себя сначала никоимобразом не манившие ее городка вроде Чикаго и Лос-Анджелеса, читала не нравившуюся ей издали литературу, заводила ненужные ей знакомства. Часто она не могла уснуть, не написав Нельсону ещеодного письма, не произнеся желая бы письменно лишь ему слова любви. В различие от всех ее книжек, изданных раньше, " Трансатлантическая влюбленность " открывает нам писательницу как совсем земную даму, мечтающую о семье, о встречающем ее на пороге дома любимом, дарящем ей наиболее обычные тепло и уют. "... Я даже дремлю, ждя тебя, - строчит она. - Мое сердечко много неутоленных желаний, какие мне отрадны, таккак, видится, они обоюдны. Спокойной ночи, мой ценный, как лаского сейчас вечером я тебя обожаю ". Письма, такие этому, Симона де Бовуар писала развдень с 1947 по 1964 год. В письмах они нередко обращались друг к другу: " мой муж ", " моя супруга ". Однако ей не суждено было вылезти замуж за Нельсона, как они об этом желали. Причину необходимо находить в чрезвычайно устойчивой легенде о Сартре и де Бовуар, в глубочайшей связи писательницы с Францией и в собственной жизни самого Нельсона. Атлантический океан прочно объединял, но и основательно делил 2-ух живописцев, творцов своей жизни, собственной биографии. Не все еще нам понятно. Ведь истина нередко не подходит легендам. Должно войти не одно десятилетие... Сартр и де Бовуар похоронены в общей могиле на кладбище Монпарнас. Писательские могилы вданныймомент наименее посещаемы, чем могилы шансонье и поп-музыкантов. Однако и на них французы кладут знаки любви и благодарности - цветочки и камешки. На могиле Сартра и де Бовуар лежат красные гвоздики и камушки, аналогичные на гальку, подобранную на морском сберегаю. Ханна Арендт( 1906- 1976). Рассказ о том, как эсэсовский оберштурмбаннфюрер издавал труды известной еврейки. В том, что жизненные пути данных 2-ух людей - дамы и мужчины - на склоне лет пересеклись, проявилась, с одной стороны, случайность, которая часто лежит в базе житейских коллизий, а с иной - трагическая предопределенность. склоне лет пересеклись, проявилась, с одной стороны, случайность, которая часто лежит в базе житейских коллизий, а с иной - трагическая предопределенность. Автор: Михаил РУМЕР-ЗАРАЕВ Статья: Ханна Арендт и ее издатель Сайт: Алеф( www. Alefpress. Com) Ханна Арендт и ее издатель Рассказ о том, как эсэсовский оберштурмбаннфюрер издавал труды известной еврейки. В том, что жизненные пути данных 2-ух людей - дамы и мужчины - на склоне лет пересеклись, проявилась, с одной стороны, случайность, которая часто лежит в базе житейских коллизий, а с иной - трагическая предопределенность. На различных полюсах Они родились с различием в 5 лет( дама в 1906 году, мужчина - в 1911-м) и принадлежали к одной культуре и одной стране, никогда, истина, до самой встречи, не слышав друг о приятеле. Это и немудрено: они существовали на различных публичных полюсах. Пока она училась в германских институтах у 'королей' философии - Хайдеггера, Гуссерля, Ясперса, писала свою первую литературную работу 'Рахель Варнхаген: жизнь еврейки', а в предвоенные годы сотрудничала с сионистскими организациями, помогая переправлять беженцев, он писал докторскую диссертацию 'Объевреивание германской духовной жизни', а потом делал карьеру в СС, специализируясь на вопросах национал-социалистического мировоззрения и возглавляя в Главном управлении имперской сохранности подразделение науки, культуры и художества. После борьбы он сидит в тюрьме как нацистский преступник, а она работает в комиссии по возобновлению евро еврейства и строчит книжку 'Истоки тоталитаризма', объявление которой делает ее известной. Выйдя из тюрьмы, он работает редактором в издательстве, сделанном 2-мя его друзьями по Главному имперскому управлению сохранности, а потом переходит в знаменитое либеральное издательство Пипера( piper verlag) и делается его управляющим. Вот тогда в 60-е годы и пересекаются их пути. Она, Ханна Арендт, - 'звездный' создатель, он, Ганс Рёсснер, - заинтересованный в ее публикациях издатель. Он публикует все ее работы и в том числе книгу о его коллеге по имперскому управлению сохранности Адольфе Эйхмане, на процессе которого Арендт присутствовала. Они встречались и переписывались. 'Высокоуважаемая милостивая фрау! - со старомодной церемонностью обращается к Ханне Арендт впрошлом эсэсовец. - То, что Вы пишете о гуманизме и правде, принадлежит, с моей точки зрения, к озарениям, о которых следует продолжительно произносить... '. Арендт, судя по всему, не знала о прошедшем собственного почтительного корреспондента. Между тем ее портрет, по словам вдовы Рёсснера, стоял на его письменном столе до самой его погибели в 1999 году. Этот содержание раскопал германский историк Михаэль Вилдт и поведал о нем в собственной нетакдавно вышедшей книжке 'Поколение обязательных'. Тема поколения, давшего миру национал-социализм, всееще занимает публичное рассудок современной Германии. И образы 2-ух людей - известной еврейки и эсэсовца, встретившихся не на пороге газовой камеры, а в обстановке послевоенного культурного и политического ренессанса со свойственными ему размышлениями о нравственных ценностях населенияземли, о 'гуманизме и истине', - поражают фантазия. Опыт общественной анатомии После борьбы Ханну Арендт, прошедшую длинный путь эмиграции( жизнь в Париже после прихода Гитлера к власти, бегство в США в 1941-м), истязает неувязка дела к стране, в которой она родилась и прожила юность. Те же ощущения побеждают 1-го из отцов экзистенциализма Карла Ясперса, ее учителя и недалёкого друга, в переписке с которым Арендт состояла длинные годы. В 46-м Ясперс публикует трактат о 'немецкой вине', а в 48-м он из Гейдельберга, где в годы нацизма был отстранен от преподавания в знаменитом институте, перебирается в Швейцарию, в Базель, - как ему видится, ближе к открытому миру. Он насчитывает в собственном народе приблизительно 0, 01 процента убийц и 0, 015 процента абсолютных врагов нацистского режима. Но как касаться к остальным? Арендт, в свою очередность, произносит, что ей тяжело смотреть в глаза собственным былым землякам, не спрашивая в душе: 'Сколько моих ты погубил? '. Вместе с тем она строчит Ясперсу: 'Я непрерывно произношу себе: осторожно с осуждением германцев, мы буквально такие же'. Годы спустя, озаряя в прессе процесс Эйхмана и выпустив потом книжку 'Эйхман в Иерусалиме - доклад о обыденности зла', она возложит дробь ответственности за Холокост на управляющих евро еврейства, не сумевших осуществить благородное противодействие. В 40 - 50-е годы, работая в общеевропейских еврейских организациях, она вызывает недовольство еврейского интернационального истеблишмента, разговаривая о еврейском коллаборационизме, сделках с нацизмом. Вышедшая в 51-м книжка 'Истоки тоталитаризма' вызывает взрыв влечений и обостренный энтузиазм к ее думам. В сущности, это воодушевленный верой отыскать метод контроля над разрушительными мощами эксперимент общественной анатомии, который был предпринят после катастрофы более ужасной тоталитарной системы века и в период расцвета иной, не наименее ужасной. Арендт исследует три основных фактора европейской летописи xx века: антисемитизм, империализм и тоталитаризм. Главную фактор такого, что евреи оказались первой жертвой европейской Катастрофы, она наблюдает в их незакрепленном соц статусе. Будучи необыкновенной группой в общем порядке жизни классово-национальных стран старенькой Европы, они после слома этого распорядка 1 августа 1914 года стали первыми в ряду коллективных жертв новейшей летописи. К числу таковых жертв разрешено доэтого только отнести безгосударственные меньшинства, не имеющие соц прав, закрепленных в национально-гражданской форме. Арендт уже в процессе Дрейфуса распознаёт 'потаенные силы' xix века, какие позже так ужасно реализовались в xx веке. Представление о виновности Дрейфуса оказалось прочно связанным с позицией в том, что, будучи евреем, он принадлежит к племени изменников. В очах большинства сообщества он был не преступником, а изначальным носителем порока. А природный недостаток может быть искоренен и уничтожен только совместно с его носителем. Эта новенькая логика европейской летописи отыгрывала на евреях лишь собственный первый содержание. Ханна Арендт приводит бумаги из германских архивов, опубликованные после борьбы. В согласовании с подписанной Гитлером имперской оздоровительной программой предстояло 'изолировать' от остального народонаселения все семьи с пороками сердца и заболеваниями легких. Их телесная ликвидация, без сомнения, была последующим пт в данной программе. Видимо, ещеодним шагом оздоровления цивилизации стало бы запланированное принятие 'общего кодекса законов о чуждых элементах'. Искусство мимикрии И вот книжки с такового рода размышлениями и обобщениями издает впрошлом эсэсовец. Что это был за человек? С фото 1938 года на нас глядит юный мужчина в серьезном костюме - точный абрис худого лица, маленькая стрижка, густо сжатые губки, в виде угадывается сдерживаемая страстность. С молодых лет он принадлежал к кружку патриотически настроенных антисемитских интеллектуалов, искренне воодушевленных нацизмом. С 1934 года 23-летний Рёсснер затевает показывать сервисы СД - службе сохранности СС, выясняя, какое воздействие национал-социалистическое миропонимание оказывает на культурную жизнь страны и доэтого только на германистику, чему и был приуроченк особый меморандум, изображённый в штаб ведомства. В 40-м он в штате Главного управления имперской сохранности, где делает стремительную карьеру. Здесь не могли не поставить его верность занятию, глубокое сознание существа нацистской идеологии. Разумеется, он не вульгарный 'мясник' из тех, кто выколачивает признания на допросах. Судя по всему, его познания и эксперимент употребляли в седьмом отделе Главного управления, где занимались изучением вопросов идеологического нрава. Там он, достигнув в 44-м звания оберштурмбаннфюрера, что приравнивалось к армейскому званию подполковника, возглавлял подразделение, курировавшее науку, культуру и художество. Вполне возможно, что он знал Эйхмана: они были недалеки по возрасту и находились в одном звании, желая и работали в различных зданиях: Эйхман на Курфюрстенштрассе, а Рёсснер - на Вильгельмштрассе. Эту так успешно развивавшуюся карьеру разрушило поражение Рейха. Из блестящего элитарного офицера, недалёкого к рычагам власти, Рёсснер перевоплотился в изгоя, скрывающего родное прошедшее, мечущегося по стране в поисках укрытия, а позже и в арестанта английской военной тюрьмы. Заключение было недолгим. Он освободился еще сравнимо юным, совершенным сил и желания приступить жизнь поначалу. В конце концов, он не одинок, имеется среда, круг старых друзей, готовых помогать друг другу. Двое из них формируют издательство, где он служит редактором. А позже - фортуна. Он попадает в знаменитое либеральное издательство Пипера, перебирается в Мюнхен и скоро делается начальником. Впоследствии владелец издательства Клаус Пипер убеждал, что мнения не имел о прошедшем собственного начальника, желая знал о его членстве в национал-социалистической партии. Но кто ж не состоял? А что тот был эсэсовским идеологом, оберштурмбаннфюрером, не ведал. Вдова Рёсснера заверяла Вилдта, что Пипер знал все, но что уж сейчас произносить... Тем наиболее что Рёсснер отлично приспособился к новеньким временам, новеньким 'песням', обнаруживал совершенное сознание демократических ценностей. Ни создатели, ни сотрудники издательства, памятуя потом о нем, не могли поймать в его поведении ни одной 'коричневой' нотки. О его 2-ой жизни, о том, что его время от времени вызывают на допросы в прокуратуру в связи с готовящимися действиями 'старых товарищей', не знал никто. На работе он был постоянно ровен, доброжелателен, трудолюбив. А уж во всем, что касалось Ханны Арендт, он хозяйка предупредительность, граничащая с восхищением. Однако Вилдт считает, что Рёсснер до конца дней оставался обычным 'старым наци'. Если это так, то какая же выдержка требовалась от него, какое художество мимикрии! Как говаривали мы в родное время на столичных кухнях: 'Гвозди бы делать из данных людей и вешать позже их на данных гвоздей'. Ну а портрет Ханны Арендт, который стоял на его семейном письменном столе, - что это? Причуда, изъятие, которое антисемит делает для 1-го какого-нибудь еврея? Ответ на этот вопрос 'старый наци' унес в могилу. ЮДИФЬ И ЕЕ НОВАЯ ПРИВЯЗАННОСТЬ. Джудит Батлер. Психика власти: теории субъекции. Пер. с англ. Завена Баблояна. - Харьков: ХЦГИ; СПб.: Алетейя, 2002, 168 с.( Гендерные изучения). Наверное, девочке по имени Джудит( подругому - Юдифь) на роду было написано начинать феминисткой. И не элементарно поборницей дамских прав, а самым радикальным из всех сейчас живущих и живших когда-нибудь раньше теоретиков гендера. Патентованная теория Батлер - концепция перформативной субъективности, сообразно которой пола как естественной расположенности нет вообщем. Быть дамой или мужчиной - это означает чувствовать себя поэтому такой или таким. А кто знает, какие чувства появятся у вас, скажем, завтра сутра? Согласно Батлер, не лишь гендерной идентичности самой по себе, но и субъективности самой по себе не есть. И то и иное - плод социализации, итог поведенческой практики: субъектом стают, а не появляются. Как это проистекает - об этом и книжка " Психика власти ", написанная сравнительно нетакдавно, в 1997 году. Этакий замес на теории власти Фуко, теории интерпелляций Альтуссера и психоанализа. В результате - уникальная концепция субъекта, в рождении которого, по Батлер, участвует не лишь наружная, давящая снаружи администрация, но и пассионарная привязанность - рвение к повиновению. И с наружной властью, и с внутренними привязанностями человеку рано или поздно характерно биться. К чему, фактически, Батлер и призывает. Но при этом она же и припоминает, что без власти и без привязанностей субъекта вообщем нет. Годвин, Мэри Уолстонкрафт ( 1759–1797) Годвин, Мэри Уолстонкрафт( godwin, mary wollstonecraft), британская писательница. Родилась в Лондоне 27 апреля 1759. В восемнадцать лет ушла из дому, получив пространство компаньонки в Бате. Впоследствии открыла школу в Ньюингтон-Грин, но та просуществовала непродолжительно, и Мэри Уолстонкрафт поступила гувернанткой в знатную ирландскую семью. В 1787, возвратившись в Лондон, истока строчить для либерального издателя Дж. Джонсона. За Мыслями о воспитании дочерей( thoughts on the education of daughters, 1787) последовали полубиографический роман Мэри( mary, 1788), приемник Поучительных рассказов для деток( original stories, 1788), переводы с французского и германского, а втомжедухе статьи для " Аналитического обозрения "( " analytical review ") Джонсона. В 1791 Мэри Годвин впервыйраз привлекла к себе интерес статьей Защита прав человека( a vindication of the rights of man), написанной в протест на Размышления о Французской революции Э. Берка. Годом позднее она упрочила свою репутацию первой феминистки, выпустив в свет эссе Защита прав дамы( a vindication of the rights of woman) – горячий лозунг отдать даме такое образование, которое обеспечило бы ей экономическую свободу и самолюбие. В августе 1796 она сошлась с философом У. Годвином и 29 марта 1797 стала его супругой. 30 августа родилась их дочь, 2-ая Мэри Уолстонкрафт Годвин( потом Шелли), а 10 сентября 1797 старшая Мэри Годвин погибла от родильной горячки в Лондоне. Источник: http:// www. Krugosvet. Ru/ МэриШелли mary wallstonecraft shelley, 1797-1851 Английская писательница, супруга поэта Перси Биши Шелли. Мэри была дочерью писателя и философа Уильяма Годвина и одной их первых феминисток Мэри Уоллстонкрафт, которая погибла во время родов. В 1813 году Мэри Шелли познакомилась с поэтом Перси Биши Шелли. Они полюбили друг друга, но Шелли был женат и им довелось в 1814 году съехать в Европу. В Швейцарии они встретились с Байроном и весной 1816 года на Вилла Диодати на сберегаю Женевского озера вся фирма принялась веселиться сочинением рассказов ужасов. Байрон вчерне набросал рассказ о упыре( который позднее доработал его доктор Джон Полидори), а Мэри Шелли придумала историю об ученом, который сотворил искусственное человечное вещество. К весне 1817 года повесть " Франкенштейн, или Новый Прометей " была окончена, а в начале 1818 года опубликована. " Франкенштейн " стал знаковым творением британской и вселенской литературы, обозначив переход от романтической литературы к литературе рационалистической и пророчески подняв трудности, ставшие актуальными значительно позже - когда научные заслуги вправду начали изображать угроза для существования населенияземли. Повесть, написанная в " готическом " антураже, стала провозвестницей научной фантастики, которая оформилась как самостоятельное направленность лишь чрез столетие. Экранизации " Франкенштейна ", традиция которых наступает с версии 1910 года, сделали персонажей Мэри Шелли нарицательными в массовой культуре xx века. Другие творения Мэри Шелли - " Вальперга, или Жизнь и похождения Каструччо, князя Лукки "( 1823), " Послений человек "( 1826), " Фолкнер "( 1837). Сборник короткой прозы Мэри Шелли был издан лишь в 1891 году. Дочь Уильяма Годвина и Мэри Уолстонкрафт, супруга большого британского поэта-романтика П. Б. Шелли. Ее самый-самый известный роман " Франкенштейн, или Современный Прометей " получился в свет в 1818 г. - Мэри Шелли писала его под впечатлением катастрофических потрясений, происходивших в ее собственной жизни: неглядя на свои девятнадцать лет, она уже в совершенной мерке успела узнать кошмар, тоску, уныние, погибель, сопровождающие человечную жизнь. Эти настроения( а втомжедухе ее знакомство с Мэтью Льюисом, создателем нашумевшего романа " Монах ") полностью отразились в ее книжке - стоявшей как бы на скрещении 2-ух литературных обычаев: " готической " и " просветительской ". Герой романа Мэри Шелли - юный ученый Виктор Франкенштейн, во многом напоминающий гетевского Фауста, уверенный во всемогуществе человечного интеллекта. Опьяненный иллюзией о необычных научных свершениях, устремляясь уподобиться древним всевышним и героям, он делает волшебство: в итоге опыта формирует человекоподобное вещество - великана, наделенного необычной силою и энергией. Но его творение скоро значит из-под контроля и первыми жертвами его сокрушительной силы оказываются люди, более родные Франкенштейну: его брат, его наилучший друг, его юная супруга. " Мотив Франкенштейна " - человека пускающего в ход силы, становящиеся ему неподвластными - отразился потом во почтивсех творениях британской литературы: умопомрачительных сочинениях Стивенсона, Уэллса. В переосмысленном облике он, непременно, прочитывается и в известной повести М. Булгакова " Собачье сердечко ". После катастрофической смерти супруга, летом 1822 г. застигнутого в море внезапным штормом и утонувшего, Мэри Шелли выпустила в свет " Посмертные стихотворения " Шелли, сопроводив их воспоминаниями о нем и размышлениями о его творчестве, оформленными ею в облике развернутых " примечаний " к его творениям. До конца жизни Мэри Шелли занималась литературным трудом: редактурой, компиляцией литературных набросков об иностранных писателях, переводами, рецензированием. Чаще только она делала это неизвестно. На титульных листах тех 5 романов, что были написаны ею в эти годы, вместо ее фамилии значилось: " Автор " Франкенштейна ". Им Мэри Шелли и осталась в летописи вселенской литературы. БИБЛИОГРАФИЯ ТАТЬЯНА ВАЙЗЕР Симона Вейль: двойное дно метафизики ( Рец. на кн.: Крогман А. Симона Вейль, свидетельствующая о себе. Челябинск, 2003) Крогман Ангелика. СИМОНА ВЕЙЛЬ, СВИДЕТЕЛЬСТВУЮЩАџ О СЕБЕ/ Пер. с нем. М. Бента. — Челябинск: Аркаим, 2003. — 320 с. — 1000 экз. —( Биографические рельефы) ... Я хочу выложить ОДНУ мысль, единую, и одну мысль ИЗНУТРИ; но я совершенно не хочу выговаривать мысль Паскаля, мысль философа<...>. Иной раз мне не хватает одного-единственного слова, простенького непритязательного словечка, чтоб быть большим, чтоб произносить на манер пророков, слова-свидетеля, четкого слова, узкого слова<...>, которое держалось бы на далеком краю моего существа и которое для всех на свете было бы ничтожно. Я очевидец, я единый очевидец самому себе... А. Арто. Нервометр Надо сознаться сходу, что попытка определить — исходя из текстов Симоны Вейль и не устраняя при этом противоречий, имеющихся внутри ее мировоззренческого универсума, — строгую философскую проблему, оказалась чуть ли разрешимой. И композиционная сложность книжки Ангелики Крогман — не единственная тому фактор. Общий портрет в книжке разбит по хронологическим шагам, интересам, проблематизациям жизненного и творческого места Вейль. В связи с всякой важной для Вейль темой Крогман сформировывает — синхронно с хронологическим разделением на головы — некоторые проблемные поля, такие, кпримеру, как этика и богословие труда у Вейль, тонкие художества как экспериментальное подтверждение воплощения, чутье и научное мнение в арифметике, сравнительное исследование религий... Помимо собранных по всякой теме фрагментов вейлевских сочинений различных лет и выводов Крогман книжка подключает в себя отзывы и свидетельства о Вейль современников и последователей, развернутую биографическую канву. Но фактор наших затруднений, быстрее, в ином: она( книжка) трудна еще и тем, что никак не пробует утаить эти противоречия, вкрапленные в сам ход вейлевской идеи и не допускающие стройных философских концептуализаций. Этим в некий ступени объясняется неповторимая дееспособность предоставленной фигуры-явления, ставшей событием для интеллектуальной Франции 1930—1940-х гг., преломляться в различных ракурсах говорения о ней. Вот лишь два из почтивсех тому образцов. Джордж Стайнер скажет: в ряду женщин-современниц, больших духом, — Бовуар — Арендт — Вейль — крайняя была " в большей ступени философична и “горний свет”( как именовал бы его Ницше) чистых абстракций был в большей ступени ее стезей. В таковых высотах не пространство церковным благовониям ". С иной стороны, Сьюзен Зонтаг станет ратифицировать, что " истину в наше время измеряют ценой окупивших ее мучений создателя ", а поэтому " такие писатели, как Кьеркегор, Ницше, Достоевский, Кафка, Бодлер, Рембо, Жене и Симона Вайль, не были бы для нас авторитетами, не будь они больны... ". В наших размышлениях о прочитанном мы попробуем представить, что и для такого, чтоб поставить злободневность книжки Крогман сейчас, и для такого, чтоб определить фигуру самой Вейль в центр нашего интереса, одинаково не непременно выбирать в ней мученицу мыслителю, исповедовать ее идеи( Зонтаг эти два момента считает как взаимоисключающие) или пытаться обойти то наиболее стычка идеи и мистики, которое чуть ли удержит мышление на возвышенности чистой абстракции. Итак, Симона Вейль( 1909—1943) — французский мыслитель-мистик, педагог философии, участница Гражданской борьбы в Испании и антифашистского Сопротивления во Франции. Или наименее казенно: " христианка, не принявшая крещения; визионер, для которого атеизм был родом аскезы; мученица, превыше только ценившая “благодать боли” "( с. 5). Или еще смелее: революционер-одиночка, анархистка, " окончательный императив в юбке ". Чеслав Милош считал, что возникновение такового писателя, как Вейль, в ХХ в. опровергало все законы вероятности( с. 307). Эмиль Чоран, в частности, признавался в любви к ней за выражения, в которых " гордыней она не уступит<...> наибольшим святым " [3]. Сама же она в числе собственных духовных предшественников именовала Гомера, Эсхила, Платона, Канта... Социальные экстремумы, которых она находила или в которых вынужденно оказывалась, свидетельствуют, на наш взор, о той последней жажде Абсолюта, при которой вероятность для Вейль каких бы то ни было соц компромиссов была исключена. Достаточно припомнить тут о ее общественно-политической деятельности, которая кончилась для нее гибелью от истощения и туберкулеза легких. Перечислим только некие из крайностей присущего ей метода бытия-в-мире. Потребность в безусловной чистоте, целомудрии и духовной единства. В безусловной — как она это именовала — " интеллектуальной правдивости " и " очистительном атеизме " в случае, ежели соц эмоция верности или религиозное эмоция увидит возражение политического/ религиозного догмата с духом правды. В безусловной духовной аскезе и бедности: не причащаться таинствам, ежели нет на то " повеления выше ". В безусловной причастности к правде и безусловном самообнажении: " чистая, голая, правильная и нескончаемая истина ". В безусловной для решетка необходимости искупительной жертвы, в частности чрез изнуряющий физический труд, из-за которого она, будучи педагогом философии, идет подручной работницей на завод. В безусловном призвании и служении: " Отче, Ты, который имеется Добро,<...> изыми у меня это тело и душу и сделай из них чего-нибудь, что станет иметь Тебе, и пусть в вечности от меня остается лишь это исключение или ничего "( с. 135). Наконец, надобность в безусловной... ценности Абсолюта. Очевидно, что из аналогичного ценностного измерения она не могла не вступить в искреннее возражение с интеллектуальной, кристально " мозговой ", как описывает ее Крогман, культурой Европы 1920—1930-х годов. Обвинениям с ее стороны подверглись все реалии времени, во многом, как она считала, облегчившие путь фашизму. Сюрреализм в художестве, феноменология, нарождающийся экзистенциализм в философии, политическая диктатура. Диагноз, который она становит собственному времени любой раз, когда касается вопросов политики, религии, науки и домашней традиции на историческом материале от античности до истока ХХ в., — заболевание отрыва от, одинаково метафизических( священных) и исторических( древних). Области, пораженные данной заболеванием, — как все соц тело Европы, так и воротила всякого единичного человека. Примеры — насколько угодно: разрыв меж наукой и верой, верой и интеллектом, художеством и религией, музыкой и арифметикой, телом и духом, светский и духовной жизнью, античностью и христианством: " Европа была лишена духовных корней, оторвана от той античности, откуда водят родное возникновение все составные доли нашей цивилизации "( с. 107). Исторически метастазирование данной заболевания по европейскому организму Вейль связывает с 2-мя тенденциями, какие и приведут потом к рождению в Европе тоталитарной культуры. С одной стороны, в контексте римского христианства проистекает замещение повальной власти метафизического( у Вейль — священного Закона) повальной же, но общественной властью престижа церкви: законодательства и суверена, наместника Бога на земле, — Римская империя признает христианство собственной официальной религией. Этому станет во многом содействовать иудейская традиция, в которой, как считает Вейль, освобожденные от власти фараонов евреи оказываются с освободителем( Яхве) в юридических отношениях государя и рабов. " Из Бога сделали двойника правителя "( с. 225), — произносит она, и в этом — одна из обстоятельств антисемитизма Вейль. Здесь же укажем и иную: полагая иудаизм практическиполностью коллективистской религией, она, при последней религиозной индивидуалистичности, обвинила еврейскую традицию в национализме и расизме, " ибо кумиром для них [евреев] служит раса "( с. 97). В том же контексте обнаружат себя верующие характеристики политики, придающие проявлениям физиологической силы философски ценностные смысла: " [Римляне] понимали, что держава делается по-настоящему эффективной только при условии, что она прикрывается какими-либо идеями "( с. 96). Это " прикрытие ", как его описывает Вейль, силовых отношений власти метафизикой( в предоставленном случае римской императорской власти — христианской идеей) потом и употребляет Гитлер, формируя " вероисповедание ", которая была бы наделена для массы статусом повальной безусловной духовной ценности. Поэтому " покуда это покуда причастность всеобщности церкви] является следствием повиновения( тут — общественного предложения. — Т. В.), я довольна, — скажет Вейль, — что лишена веселья иметь магическому телу Христа "( с. 99). С иной стороны, в ее рассуждениях прослеживается желание, берущая правило с Декарта, когда понимание правды сознается вероятным лишь чрез разумное Знание и затевает складываться категориями здравомыслия и очевидности. В этом случае нам уже ничего не препятствует сменить персональную мысль принуждением корпоративного интеллекта на том основании, что крайний — в силу собственной всеобщности — постоянно какоказалось носителем " подлинного " или " общественно полезного ", делаяупор на очевидное и трезвый значение. Одним из следствий этого смыслового смещения будет преобладание в ХХ в. той функции хотькакой политической организации, при которой она — и Вейль станет упрекать в этом все инновационные ей политические системы — какоказалось машинкой, производящей корпоративные эмоции, экстазы и массовые предложения. В том числе и рабочее перемещение, важной формой которого делается в это время пропаганда. Знак равенства меж диктатурой пролетариата, государственным империализмом, фашистской бюрократией, тоталитарным коммунизмом, либеральным капитализмом и умеренным социализмом Вейль поставит на том основании, что любая из данных общностей держится так называемым люциферовским грехом. А конкретно — идолопоклонством и осязаемой иллюзией внутренней единства и целостности, к которым, сообразно ее убеждению, тянет нас наша врожденная надобность в причастности ко повальному, в самопосвящении себя занятию или идее, в любви к существу из плоти и крови( с. 119). На базе этого Вейль делает вывод, что каждая партия по собственному происхождению и целям тоталитарна. Обостренный до предела индивидуализм восприятия и мышления станет активизировать в ней настолько же обостренное эмоция массы, чрез которую, как она считала, бес изобретает отвратительное копирование, эрзац священного: цивилизацию, правительство, ВУЗ, храм, семью, — сообщество. " Совершенство безлично, — произносит она, подразумевая безупречность Бога, — личность [есть] то в нас, что соучаствует в заблуждении и грехе. Великие стремления мистиков постоянно были ориентированы на то, чтоб добиться такового состояния, при котором в их душе не оставалось бы частички, говорящей “я”. И все же та дробь души, которая произносит “мы”, нескончаемо наиболее опасна "( с. 95). Но принципиально при этом распознавать, какое конкретно " мы " имеется в виду. И принципиально держатьвголове при этом, что и римская христианская храм, и потом национал-социализм и тоталитаризм обнаружат — по ходу вейлевской идеи — сплошное базу в абсолютизации как ценности конкретно той всеобщности, которая держалась, с одной стороны, метафизической идеей, а с иной — твердой структурой общественного ВУЗа и властью престижа. Что же касается современной Вейль науки, то таккак чистый дух христианства, как считала она, испорчен двойной( римской и еврейской) традицией, которая разрывает ассоциация христианской цивилизации и дохристианских языческих религиозных воззрений, — альянс светской и духовной жизни, религии и науки начиная с Возрождения какоказалось невозможным. Более такого — в той мерке, в какой-никакой хозяйка посткартезианская дисциплина выносит объект собственного изучения за рубежа блага и зла, а исследовательская точказрения ученого перестает складываться его отношением к Абсолюту и любовью к священной правде, мы теряем преимущество на обладание данной правдой, точнее — на причастность ей. Поэтому " Декарт, — скажет Вейль, — не был философом в том смысле, которое имело это словечко для Пифагора и Платона, он не был влюблен в священную Мудрость: после исчезновения Греции философов не было "( с. 214). По той же фактору Вейль укажет на невозможность сейчас социологии и психологии как наук, ежели мы не сумеем " вывести мысль за пределы материального решетка ", " завести [в науку] мнение предела " и " ввести в принцип, что в земной доли души все естественно, ограничено, подвержено исчерпанию "( с. 243). Или подругому( там же) — и это касается всех гуманитарных наук вообщем — " ежели сверхъестественное не станет взыскательно предопределено и введено в науку в качестве научного мнения ", что позволило бы нам использовать строгие математические способы мышления и знания, применяемые в четких науках, к эксперименту сверхчувственного. И тогда " целостность имеющегося в данной вселенной распорядка заявило бы о себе со всей неотразимой ясностью "( с. 122). Но не имеется ли — спросим мы в таком случае — схожее желание полностью однородной упорядоченности, когда метафизика( в предоставленном случае — Бог) вводится в мир, в обыденность в качестве повальной безусловной духовной ценности и институционально/ законодательно укрепляется, — не имеется ли это то наиболее увольнение смыслов повального( метафизического и общественного), которое привело Европу к рождению тоталитаризма? Не наследует ли Вейль, в борьбе с " мозговой " разумной культурой, механизмам самой данной культуры тем, что с таковой легкостью в рассуждении делает шаг от " я "( в предоставленном случае — единичного, личного, неповторимого и непередаваемого магического эксперимента, которому она единый очевидец) — к " мы ", для которых этот эксперимент постоянно остается наружным и чуждым? Послушаем еще раз( стиль идет о сверхъестественном): взыскательно определим, возведем в принцип, введем в науку... Крогман как раз и направляет наше интерес на совершенную неспособность Вейль к выстраиванию общественной горизонтали, к органичной интеграции в социальную, политическую, религиозную общности там, где было проявлено столько возможности к построению вертикали метафизической. Вспомним, что центральным в ее магической теологии был мотив реконструкции " священного распорядка вселенной " и мотив Посредничества( la mОdiation) как миссии, которую берет на себя человек, связывающий земное и священное, самого человека, его земное правило, и Бога. " Мне предписано существовать одной, сторонней и изгнанной из хотькакой человеческий среды без исключения ", — скажет Вейль в одном из не вошедших в приемник писем к собственному другу, папе Перрену. Казалось бы, неувязка поставлена. Это неувязка — как ее разрешено было бы, вконцеконцов, сконструировать — увольнение смыслов в соотношении метафизического( священного) повального и повального общественного( или публичного). В специфике вейлевской философии стиль шла о соотношении повального священного Закона, основанного на добровольной личной вере и доверии к Богу, и повальной власти Авторитета, власти, основанной на коллективном принуждении и внушении. Что было вособенности актуально в контексте развития тоталитарной и массовой культуры 1920—1940-х гг. Казалось бы, в текстах Вейль имеются все для этого предпосылки, вплоть до указанного нами противоречия в понимании повального самой Вейль, противоречия, которое придает нашей проблеме двойственность, настолько ценимую философией феномена. Но перевернем страничку: " С молодых лет я придерживаюсь взора, что неувязка Бога — это неувязка, для решения которой в нашей земной жизни отсутствуют исходные данные, и что единый беспроигрышный способ избежать ложного решения... состоит в том, чтоб не становить ее. Поэтому я ее и не устанавливаю "( с. 124), — скажет мыслитель, в поле зрения которого труд, художество, дисциплина, образование, межнациональная и внутригосударственная политика, домашняя традиция, храм<...> включались гладко постольку, таккак любая из названных соц сфер могла быть сфокусирована — вейлевской оптикой — на данной центральной точке — " проблеме Бога ". Сегодня, когда мы реактуализируем те ценности и смыслы, какие c. Вейль несла для современников и культуры в целом, мы неизбежно признаем, что она не являлась ни выдающимся религиоведом, ни суровым политическим мыслителем, ни опытным христианским богословом. Более такого, исповедовала троцкистского толка радикализм и антисемитизм, вовлеченный на грубом искажении фактов Писания [8]. Собственно разговаривая, она не была и в серьезном, нововременном значении слова философом( у Крогман видятся различные методы называть такового рода философствование: гностическая и каббалистическая теософия, платоновско-манихейско-аквитанская магия и т. д.). Здесь, быстрее, стоило бы рекомендовать некотороеколичество другую категорию измерения общественной и культурной значительности данной фигуры, значимость... очевидца. Так, Габриэль Марсель напишет: " Чем почаще я обращаюсь к данной жизни и этим трудам... тем более убеждаюсь в том, что мы никогда не сможем свести их к любым формулам. [Симона Вейль является] свидетельницей Абсолютного... "( с. 179). Опыт, о котором она свидетельствует, можетбыть, и в самом деле не сводиґм к дефинициям, не возводиґм в принцип, не вводиґм в науку. Но Ангелике Крогман, можетбыть, получилось изготовить что-то наиболее важное для читателя, чем добросовестное сведение фрагментов вейлевского наследия и разнородных векторов вейлевской идеи к единственной системе. Ей получилось дать сам импульс данной идеи, пусть даже мы владеем тут дело с тем диковинным типом мышления, когда мысль пробует тронуть нереального, отходит перед ним и все же свидетельствует о себе. ПРИЛОЖЕНИЕ ИЗ " КНИГИ О ГРАДЕ ЖЕНСКОМ " Кристина Пизанская( 1365—1430) Книга i Здесь Кристина ведает, как по предложению и с поддержкой Разума она истока рыть землю и подставлять базу Града Женского И произнесла женщина Разума: " Вставай, дочь моя! Давай, не мешкая подольше, сходим на поле Учености. Там, где протека­ют светло водные реки и произрастают все плоды, на ровной и плодородной земле, изобилующей всеми благами, станет ос­нован Град Женский. Возьми лопату твоего разумения, чтоб копать и чистить большущий котлован на глубину, указанную мной, а я буду помогать тебе и выдерживать на собственных плечах землю ". Я сходу же встала, подчиняясь ей, и ощутила себя в ее пребывании проще и уверенней, чем ранее. Она двинулась вперед, а я за ней, и когда мы пришли на это поле, я истока по ее указаниям рыть и выкидывать землю лопатой вопро­сов. И первый вопрос был таков: " Госпожа, я незабываю, как вы произнесли мне по поводу осуж­дения многими мужчинами поведения дам, что чем доль­ше золото остается в тигле, тем оно делается похлеще, и это означает, что чем почаще дам будут пристрастно судить, тем более они заслужат собственной славы. Но скажите мне, по­жалуйста, отчего, по какой-никакой фактору, различные создатели в собственных книжках выступают против дам, неглядя на то, что это, как мне понятно от вас, пристрастно; скажите, неужели от природы у парней таковая расположение или же они поступают так из нелюбви к дамам " но тогда откуда она происхо­дит? " И она ответила: " Дочь моя, чтоб отдать тебе вероятность усилиться в этот вопрос, я поначалу подальше отнесу первую корзину земли. Поведение парней предназначено не приро­дой, оно быстрее даже ей противоречит, ибо нет другой настолько мощной и узкой связи, предоставленной природой по воле Бога мужчине и даме, несчитая любви. Причины, какие побуждали, до сих пор побуждают парней, в том числе и создателей книжек, – нападкам на дам, разны и многообразны, как ты и хозяйка уже поняла. Некоторые обрушиваются на дам с доб­рыми намерениями — чтоб предотвратить заблудших парней от Падших, развращенных дам, от которых те утрачивают голову, или чтоб сдержать от безрассудного увлечения ими и тем самым посодействовать мужчинам избежать безнравственной, распущенной жизни. При этом они атакуют на всех дам вообщем, по­лагая, что дамы сделаны из всяческой скверны ". " Госпожа, — произнесла я, — извините за то, что прерываю вас, но тогда эти создатели поступают верно, если они ру­ководствуются похвальными намерениями? Ведь, как гласит поговорка, человека осуждают по его намерениям ". " Это заблуждение, драгоценная моя дочь, — возразила она, — и оно настолько велико, что ему не может быть нималейшего оправ­дания. Если бы кто-либо прикончил тебя не по безумию, а с доб­рым замыслом, то разве разрешено было бы его обелить? Всякий поступивший так управлялся бы неправедным законодательством; пристрастно доставлять вред или урон одним, чтоб посодействовать иным. Поэтому нападки на всех дам во­обще противоречат правде, и я объясню это с поддержкой еще 1-го довода. Если писатели совершают это, чтоб освободить глупых людей от глупости, то они поступают так, как ежели бы я стала ви­нить пламя – нужный и чрезвычайно нужный вещество – за то, что некие по собственной вине сгорели, или оговаривать воду за то, что некто утонул. Точно так же и все остальные полезные вещи разрешено применять на добро, а разрешено и во урон. Но невозможно обвинять их, ежели глупцы ими злоупотребляют, и ты хозяйка в родное время очень успешно писала об этом. И таккак все, кто самостоятельно от целей многоречиво осуждали дам в собственных писаниях, приводили очень общие и непонятные доводы, только бы доказать родное мировоззрение. Словно человек, пошивший очень длинное и обширное платьице лишь поэтому, что сумел на дармовщинку и без помех ампутировать большущий кусочек постороннего сукна. Если бы эти писатели хотели только предотвратить парней от тупости и, воздержавшись от утомительных нападок на жизнь и поведение безнравственных, порочных дам, вы­мазали бы истину об данных падших и погрязших в грехах су­ществах, какие ненатурально лишены собственных натуральных свойств – простоты, умиротворенности и праведности и по­тому аналогичны уродцам в природе, коих следует всячески избегать, то тогда я согласилась бы, что они сделали очень полезное дело. Однако могу удостоверить тебя, что нападки на всех дам вообщем, посреди которых немало и чрезвычайно благородных никогда не питались мною, Разумом, и все подписавшие под данными нападками оказались в полном заблуждении, и этозаблуждение станет быть и дальше. А поэтому выбрось, эти грязные, темные и неровные камешки, они не годятся для постройки твоего красивого Града. Многие мужчины ополчаются против дам по другим факторам. Одни прибегают к клевете вследствии собственных личных пороков, иными движут их телесные изъяны, третьи посту­пают так из зависти, а четвертые из наслаждения, которое они получают, возводя напраслину. Есть и такие, кто стремится представить, сколь немало ими прочитано, и поэтому в собственных пи­саниях они пересказывают то, что вычитали в остальных книжках изобильно цитируя и повторяя представления их создателей. Из-за личных пороков атакуют на дам те муж­чины, какие провели юность в распутстве, наслаждались любовью почтивсех дам, ложью добиваясь амурных " сви­даний, и состарились, не раскаявшись в грехах. ныне же они жалуются, что прошла пора их безумств и распутства. Природа, благодаря которой душевное желание претворяется в желаемое для влечения действие, охладила их возможности. Они мучаются от такого, что прошло золотое время, им видится, что на верху жизни сейчас молодежь, к коей и они как-то принадлежали. И не наблюдают другого сред­ства одолеть свою грусть, как лишь обвалиться на жен­щин в вере изготовить их наименее симпатичными для остальных. Повсюду разрешено повстречать таковых старичков, произносящих нечестивые и непристойные речи. Вспомни Матеола, который сам сознается, что он немощный старец, обуреваемый страстями. Вотан его образчик внушительно обосновывает честность моих слов, и можешь быть уверена, что и почтивсе остальные мужчины таковы. Но эти развращенные старики, аналогично нездоровым неизле­чимой проказой, ничто всеобщего не имеют с добропорядочны­ми пожилыми мужчинами, наделенными мною доблестью и хорошей волей, какие не делят порочных желаний, ибо для них это дело очень постыдное. Уста данных хороших супругов в гармонии с их сердцами преисполнены добродетель­ных и правдивых слов. Они терпетьнемогут ересь и клевету, никогда не порочат и не бесчестят ни парней, ни дам, рекомендуют избегать зла и вытекать добродетели, чтобы идти прямым методом. У парней, ополчающихся на дам вследствии собственных плотских недочетов, слабо и нездорово тело, а ум изощренный, сердитый. Они не обретают другого метода успокоить болезнь за свою немошь, несчитая как выместить ее на женщинах, доставляющих удовлетворенность мужчинам. Они считают, что сумеют воспрепятствовать дру­гим обретать удовольствие, которого они сами вкусить не в со­стоянии. Из зависти подвергают нападкам дам и те злоязычные мужчины, какие, испытав на себе, сообразили, что почтивсе жен­щины разумнее и благороднее их, и будучи уязвленными, пре­исполнились к ним презрения. Побуждаемые завистью и вы­сокомерием, они набрасываются с обвинениями на всех жен­щин, веря преуменьшить и ослабить честь и славу более благородных из них. И поступают как создатель сочинения " О фи­лософии ", имени которого я не незабываю. Он пробует уверить, что почтительное известие к дамам неких парней недостойно интереса и что те, кто приподнято оценивает дам, его книжку извратили бы так, что ее довелось бы именовать не " О философии ", то имеется " О любви к мудрости ", а " О филомории " – " О любви к глупости ". Но уверяю тебя и зарекаюсь, что сам создатель данной совершенной лицемерных доводов и выводов книжки явил миру эталон глупости. Что касается тех парней, что из наслаждения жалуют на­праслину, то логично, что они клевещут на дам, ибо вообщем по любому поводу злословят обо всех. И заверяю тебя, что любой, кто беспрепятственно клевещет- на дам, делает это по злобе сердца, назло интеллекту и природе. Вопреки ра­зуму, таккак проявляет большую неблагодарность: благо­деяния дам настолько значительны, что как бы он ни пытался, он никогда не сумел бы без них встать, непрерывно нуждаясь в услугах дам. Вопреки же природе поэтому, что нет ни одной твари – ни зверька, ни птицы, — которая не обожала бы собственных самок, и было бы совсем неестественно для умного человека действовать напротив. И таккак до сих пор на эту тему не написано ни одно­го благородного сочинения, не нашлось довольно качественного писателя, то нет и людей, пожелавших бы ему пародировать. Зато немало желающих порифмоплетствовать, какие убеждены, что не собьются с верного пути, ежели будут вытекать за иными, кто уже писал на эту тему и типо знает в ней прок, тогда как у тех, думаю, одна бестолковщина. Стремясь печалить себя, пишут бедные вирши или баллады, в которых нет нималейшего ощущения. Они хватаются обсуждать поведение жен­щин, правителей и остальных людей, а сами не имеютвсешансы ни взятьвтолк, ни поправить личных отвратительных поступков и низменных наклонностей. Простаки же по собственному невежеству объявляют и писания наилучшими из сделанных в этом мире. Глава 9 Здесь Кристина ведает, как она копала землю что значит то, что она задавала женщине Разума вопросы и получала на них ответы " А. сейчас, — продолжала женщина Разума, – я по твоей про­сьбе подготовила огромную работу. Подумай, как ты сможешь приняться за нее и продлить рыть землю, следуя моим ука­заниям ". Повинуясь ей, я напрягла все свои силы и задала последующий вопрос: " Госпожа, как приключилось, что Овидий, уважаемый как один из наилучших стихотворцев – желая почтивсе считают и я благода­ря твоим наставлениям совместно с ними, что Вергилий благороден еще большей похвалы, – в книжках " arsamatoria ", " remedia amoris ", а втомжедухе в остальных сочинениях настолько грубо и нередко под­вергает дам нападкам? " Она отвечала: " Овидий профессионально обладал высочайшим искусст­вом стихосложения, в собственных трудах обнаруживал ум и глубочайшие знания. Однако он истощил родное тело плотскими развлечениями, не удовольствовавшись любовью одной дамы, но предав­шись удовольствию со всеми ему доступными; не ведавший ни ощущения меры, ни справедливости, он в конце концов был ими всеми покинут. В молодости он исступленно предавался таковой жизни, но потом был верно наказан бесчестьем, лише­нием богатства и тяжелой заболеванием. А за то, что и остальных своими словами и делами он соблазнял новости такую же жизнь, его, как большого распутника, выслали в ссылку. А когда позже благодаря покровительству поддерживавших его юных авторитетных римлян он возвратился из ссылки, то не сумел воздержаться от грехов, за какие раньше понес наказа­ние, и тогда его за это оскопили. Именно по данной фактору, на которую стоит направить интерес доэтого только, он, не имея наиболее способности отдаваться телесным наслаждени­ям, и начал поносить дам, воспользовавшись изощренным резонерством, чтоб доставить их непривлекательными. " Вы правы, госпожа моя, и я знаю книжку еще 1-го итальянского писателя из Тосканы по имени Чекко д'Асколи,, который написал о женщинах настолько безобразные вещи, что благоразумному человеку и подтвердить их невмочь ". Она произнесла на это: " Если Чекко д'Асколи злобно говорито женщинах, то это логично, ибо он их недолюбливал, полагая мерзкими и презренными созданиями. В угоду собственному омерзительному пороку он желал бы, чтоб все муж­чины ненавидели и ненавидели дам, И за это он понес за­служенную расправу: был живьем сожжен ". " Мне попадалась, госпожа, одна маленькая латинская книжица под заглавием " secretamulierum ", то имеется " Женские секреты ", в которой обсуждается натуральное приспособление жен­ского тела и вособенности его величайшие недочеты ". " Ты без объяснений и хозяйка осознаешь, – произнесла она, – что эта книжка написана недобросовестно. Достаточно взгля­нуть на нее, и будет светло, что она полна лжи. Кое-кто го­ворит, что ее написал Аристотель, но неописуемо, чтоб таковой философ обременил себя столькими измышлениями. И ежели обосновать дамам, что желая бы некотороеколичество утверждений в данной книжке несправедливы и вымышлены, то они поймут, что и все прочее в ней не заслуживает доверия. Помнишь ли ты, что в начале книжки произнесено, какбудто некий папа Римский грозил отлучением любому мужчине, который ее сам прочтет даме или даст ей для чтения? " " Да, госпожа, отлично незабываю ". " А осознаешь ли ты, с каким опасным замыслом это лживое предложение представ­лено на веру глуповатым и невежественным мужчинам конкретно в начале книжки? " " Нет, госпожа, и жду объяснений ". " Это изготовлено для такого, чтоб дамы не знали данной книжки и ее содержания, ибо написавший ее мужчина разумел, что ежели дамы прочитают или послушают ее, то им будет популярна ее лживость, они будут оговаривать ее и поднимут на хохот. Своим же утвержде­нием создатель желал завести в заблуждение, одурачить читающих ее парней ". " Госпожа моя, я напоминаю, что после размышления о том, что предпосылкой формирования дамского тела во брюхе ма­тери являются бессилие и слабость, создатель книжки произносит, какбудто Природа любой раз стесняется, когда наблюдает, что сотворила настолько несовершенное тело ". " Но, приятный друг, разве ты не ощущаешь, что такое суж­дение идет от самонадеянной глупости и слепоты ума? Неужели Природа, служанка Господа Бога, больше собственного всевластного государя, от которого проистекает ее администрация? А таккак это он, единожды пожелав, сотворил в собственных думах форму мужчины и дамы, чтобы потом в согласовании со собственной святой волей создать Адама из праха земного на землях Дамаска и заронить его в земном раю — в самом чудесном месте в этом мире. А когда Адам заснул, Господь из его ребра сотво­рил тело дамы, дав взятьвтолк, что она станет ему преданной по как плоть свою. И ежели создатель не устыдился сотворив женское тело и придав ему форму, то с какой-никакой стати Природе стесняться? Подобное предложение — вершина глупости. Ведь как было создано женское тело? Не знаю, поняла ли ты что даму Бог создал по виду собственному. И как лишь смеют чьи-либо рот клеветать на нее, этот сосуд драгоцен­ный за настолько благородной печатью! Некоторые мужчины неразумны так, что когда слышат, что мужчина создан по виду Божьему, то задумываются, какбудто это касается материального тела. Но это ошибочно, ибо Господь не тело человечное при­нимает к себе, а душу, священный нескончаемый умный дух. Бог же создал совсем однообразные, одинаково благие и бла­городные души и для мужского, и для дамского тела. Так что по поводу сотворения тела следует заявить, что даму сотворил Высший Творец. А где сотворил? В земном раю. Из какой-никакой субстанции? Разве из некий низменной? Нет, из самой благородной: Господь создал даму из мужского тела ". " Госпожа, как я вас поняла, дама является бла­городнейшим творением. Но ежели это так, то отчего же Ци­церон заявляет, что мужчина не обязан работать даме, ибо для него это уничижительно, таккак невозможно работать низ­шему? " Она отвечала: " Выше тот, кто наиболее добродетелен, будь то мужчина или дама. Возвышенность или приниженность человека никогда не определяется телом и полом, но зависит от такого, как он совершенен в хороших характерах и поведе­нии. И непременно счастлив тот, кто служит Богоматери, ко­торая больше всех ангелов ". " Госпожа, один из Катонов — тот, что был известным оратором, — произнес, но, что ежели бы не было в мире дам, то мужчины общались бы с богами ". Она отвечала: " ныне ты можешь взятьвтолк тупость этого супруга, которого считали мудрецом. Ведь благодаря конкретно даме мужчина возвысился до Бога. И ежели кто скажет, что по вине Евы мужчина был изгнан из рая, то я отвечу, что благодаря Марии он получил еще более, чем растерял вследствии Евы: люди соединились с Богом, что никогда не приключилось бы, не соверши Ева собственного проступка. Поэтому и мужчины и дамы обязаны быть ей благодарны за ее грех, благодаря которому они удостоились таковой чести. Таким образом, ежели человеческая натура невысоко пала вследствии сотворения дамы, то потом она благодаря этому жетворению вознеслась еще больше. А что касается способности общения с богами, ежели бы не было дам, как го­ворил Катон, то в данных словах более правды, чем он сам подразумевал. Ведь он был язычником, а сообразно его верова­ниям боги обитают и на небесах, и в преисподней; и те, кого он именовал богами преисподней, — черти. Так что он произнес истину, и конкретно с данными богами мужчины вправду об­щались бы, коль не могло бы быть Марии ". Глава 10 Дальнейшие вопросы и ответы на ту же тему " Тот же Катон Утический произнес втомжедухе, что дама, ко­торая видом собственным нравится мужчинам, схожа на розу: на нее славно глядеть, но ее затаенные шипы постоянно готовы уколоть ". Она произнесла на это: " И снова в словах этого Катона боль­ше истины, чем он желал выложить. Ведь каждая правдивая и добропорядочная дама обязана смотреться и смотрится как наиболее приятное для глаза вещество на свете. И в то же время в душе таковой дамы затаился ужас перед грехом и покая­нием, желая она не может пренебречь необходимостью оста­ваться спокойной, сдержанной и уважительной, что и спа­сает ее ". " Госпожа, а истина ли, как говорят некие создатели, что дамы по природе чревоугодливы и сластолюбивы? " " Дочь моя, ты немало раз слышала поговорку: не отобрать такого, что отдала натура. Было бы потрясающе, ежели бы жен­щины вправду показали расположение к этим порокам, но покуда что их очень изредка или совсем никогда не встретишь в местах, где им предаются. Они туда не прогуливаются, и ежели кто-нибудь объяснит это тем, что их удерживает стыд, я возьмусь ратифицировать, что это деза и что их удерживает не что другое, как их природа, благодаря которой они совсем не расположены к тому. Но ежели даже предположить, что у них имеется таковая при­родная расположение, но стыд принуждает их ей противиться, то и тогда следует дать им должное за верность в доброде­тели. К тому же вспомни, как нетакдавно во время праздника ты стояла у дверей собственного дома, разговаривая с добропорядочной мо­лодой женщиной, твоей соседкой, и увидела 2-ух парней, вы­шедших из таверны, один из которых произнес иному: " Я истратил в таверне так немало средств сейчас, что супруге моей причина испить не будетнеобходимо ". И когда ты спросила, отчего же ей не Удастся испить причина, он ответил: " А поэтому, мадам, что вся­кий раз, когда я возвращаюсь из таверны, она узнают, заявляет, что я трачу средства за ее счет, ибо она могла бы себе позволить потратить настолько огромную сумму " " Да, госпожа моя, — произнесла я, — отлично незабываю ". И она мне: " Таким образом, у тебя довольно образцов свидетельствующих, что по собственной природе дамы не обожают глотать и что они против нее не идут. Нет наиболее отвратительно­го порока для дам, чем чревоугодие, и когда они оказы­ваются все же ему подверженными, то он тянет за собой и почтивсе остальные. Но дам быстрее разрешено повстречать в массе народа около церквей во время проповедей или исповедей когда читают " Отче наш " и остальные мольбы ". " Это понятно, госпожа моя. Кстати, мужчины молвят что дамы наряжаются, идя в храм, чтобы представить свои красоты и завлечь парней в амурные козни ". Она ответила: " В это разрешено было бы поверить, ежели бы туда прогуливались лишь юные и хорошие дамы. Но ежели приглядеться, то на каждую молоденькую будетнеобходимо 20 или 30 пожилых дам, умеренных и надлежаще одетых, ибо они прибывают в святые места молиться. Женщины чрезвычайно благочестивы и милосердны, а поэтому кому же, как не им, наве­щать и успокаивать нездоровых, помогать скудным, хлопотать о боль­ницах и помогать хоронить усопших? Думаю, что все это дамские заботы, отмеченные высшей благодатью и заповедан­ные нам Богом ". " Госпожа моя, вы правы во всем. Но вот иной создатель го­ворит, что дамам от природы характерна кротость и что они аналогичны детям, а поэтому обожают деток, как и детки обожают их ". Она произнесла: " Дочь моя, ежели присмотреться к характеру деток, то будет ясно, что они несомненно обожают нежность и любезность. А кто нежнее и любезнее отлично воспитанных дам? Конечно, имеется злобные люди, желающие исказить благо, а нежность, от природы присущую дамам, причис­лить к порокам, чтоб их ею упрекать. Но ежели дамы проявляют влюбленность к детям, то это эмоция никак не свиде­тельствует об их неполноценности, ибо оно проистекает от мягко­сердечия. Женщины обязаны кичиться тем, что нежностью они аналогичны детям. Ведь написано в Евангелии, что когда апостолы заспорили меж собой о том, кто из них больше, то Господь призвал дитя и, положив ему руку на голову, произнес: " Говорю вам, кто умалится, как это дитя, тот станет более всех, и кто умалится, тот возвысится " ". " Госпожа моя, мужчины обременяют нас еще одной тяж­кой ношей, устанавливая в упрек дамам то, о чем говорится в латинской поговорке: " Бог сотворил даму для слез, шитья и дискуссий " ". " Но, приятный друг, — возразила она, — эта поговорка настолько справедлива, что нечего и заявить в протест тем, кто ссылается на нее. Еще издавна Господь наделил дам данными способ­ностями, и они нередко спасали себя слезами, словами и ши­тьем. Но, протестуя тем, кто попрекает дам склонностью к слезам, скажу, что ежели бы Господь наш Иисус Иисус, для которого нет потаенных идей и все сердца разверсты и обнажены, считал, что дамы рыдают только от беспомощности и скудоумия, то его высокое амбиция никогда не позво­лило бы ему сочувствовать и проливать слезы из глаз собственного достохвального и замечательного тела при облике, как горькая Магдалина с сестрой Мартой оплакивают погибшего от проказы брата собственного Лазаря, а потом оживлять его. Сколь большое благо­воление Господь явил дамам поэтому, что они рыдали! Он не презрел слезы Марии Магдалины, но принял их и про­стил ей грехи, и благодаря этим слезам она удостоилась веч­ной славы. Подобным же образом он не пренебрег слезами вдовы, оп­лакивавшей собственного единого сына, тело которого она сопровождала к месту погребения. Господь наш, источник вся­ческого милосердия, из сострадания к ней, увидя ее слезы, спросил: " Женщина, отчего ты плачешь? " – и потом возвращал ее сыну жизнь. Господь явил и остальные чудеса, о которых го­ворится в Священном Писании, но о них всех продолжительно было бы говорить, и все это благодаря дамам и их слезам. Он и доныне продолжает созидать чудеса, и я верую, что почтивсе дамы спасаются слезами собственного благочестия и выручают тех, за кого молятся. А разве святой Августин, достославный преподаватель церкви, не был обращен в настоящую веру слезами собственной мамы? Ведь хорошая дама непрерывно рыдала, моля Бога, чтоб он со­благоволил пролить в сердечко ее сына-язычника свет веры. Святой Амвросий, к которому эта праведная дама нередко приходила и умоляла помолиться за ее сына, произнес ей: " Женщина, я верую, что столько слез не может быть про­лито зря ". Благословен Амвросий, который не считал дамские слезы бесплодными! И что могли бы оспорить те мужчины, какие попрекают дам, ежели благодаря жен­ским слезам на святого Августина снизошло всевышнее оза­рение, и он стал столпом святой церкви, очистив ее и про­светив. Так что пусть лучше мужчины помалкивают. Господь наделил дам втомжедухе и даром речи, и похвала ему за это, ибо подругому они были бы бессловесными. И назло упомянутой поговорке, которая была непонятно кем сочинена против дам, следует увидеть, что ежели бы их речи были предосудительны, а слова не заслуживали доверия, как говорят некие мужчины, то Господь наш Иисус Иисус ни за что не снизошел бы до доверия даме воз­вестить о таком святом таинстве, как его наиславнейшее вос­кресение. Но он повелел конкретно благословенной Магдалине которой первой явил себя в день Пасхи, сказать об этом Петру и уведомить остальных апостолов. Хвала всевышнему Богу за то, что он, кроме бесчисленных остальных благ и милостей ниспосланных женскому роду, пожелал, чтоб дама принесла эту благую и святую известие! " " Действительно, всем завидующим нам стоило бы придер­жать язык, ежели лишь им достанет ума, – произнесла я, – и у меня вызывает только улыбку тупость неких парней. Помню, слышала я единожды, как один глупый проповедник вещал, какбудто Господь явил себя даме поэтому, что знал ее неспособность сохранять Безмолвие и решил, что чрез нее известие о его воскресении разнесется скорее ". Она ответила: " Дочь моя, ты верно называешь глуп­цами тех, кто так произносит. Они таккак кощунствуют даже о Ии­сусе Христе, утверждая, какбудто он пожелал раскрыть настолько ве­ликое и чудесное тайна с поддержкой порока. Не разумею, как мужчины осмеливаются произносить такое желая бы в шутку, таккак шутки над Богом недопустимы. А что касается жен­ской разговорчивости, то благодаря ей была осчастливлена женщина-хананеянка, которая рыдала и не умолкая орала Христу, следуя за ним по улицам иерусалимским: " Помилуй меня, Господи! Дочь моя беснуется ". И как поступил хороший Господь, кто является средоточием каждого милосердия, для кого и слова единого, идущего от сердца, довольно, чтоб обнаружить милость? Он очевидно был благоприятен к многосло­вию дамы, которая не смыкая уст упорно взывала к нему с мольбой. А отчего? Чтобы проверить ее верность, он очень сердито сравнил ее с собакой, таккак она исповедо­вала чужеземную веру, а не поклонялась всевышнему евреев. Но она не обиделась и чрезвычайно разумно ответила ему: " Так, Господи! Но мелкие собаки едят крохи, какие падают со стола господ их ". И тогда произнес он: " О, мудрейшая дама! Кто обучил тебя так ответствовать? Ты выиграла родное дело благодаря умным словам и хорошей воле ". Все светло слышали, как Господь по­вернулся к апостолам и своими губами свидетельствовал, что он никогда еще во всем Израиле не встречал таковой веры, и он осуществил ее просьбу. Кто по достоинству сумеет поставить такую честь, оказан­ную всему женскому роду, настолько презираемому завистниками, когда Господь в сердечко одной только женщины-язычницы отыскал более веры, чем у всех епископов, государей и свя­щенников и вообщем у только еврейского народа, считавшего себя ставленником божьим? Схожим образом и женщина-самарянка, когда встретила изнемогающего от усталости Христа около колодца, куда при­шла за водой, завела с ним беседа и разговаривала продолжительно и крас­норечиво. О, священное божество, соединившееся с достой­нейшим телом! Ты соблаговолил своими святыми губами настолько продолжительно Разговаривать с незаслуживающей интереса грешной дамой, которая к тому же и жила не по твоему закону! Ты поистине показал, что не презираешь счастливый дамский род. Боже, а нередко ли наши сегодняшние первосвящен­ники снисходят до разговоры с какой-нибудь обычный и непримет­ной дамой и обеспечивают ей избавление? Выслушав речения Христа, эта дама повела себя не наименее разумно. Воодушевленная его святыми словами, она не удержалась( недаром молвят, что дамы не могут сохранять молчания) и, собрав все свои силы, отрадно и шумно произ­несла слова, к ее большой известности записанные в Евангелии: " Бла­гословенны брюхо, носившее Тебя, и грудь, Тебя питавшая ". ныне ты осознаешь, приятный друг, каким образом Гос­подь показал, что он вложил язык в рот дам для такого, чтоб им воспользоваться. И невозможно их бранить за то, чем они приносят настолько немало блага и так недостаточно зла, только поэтому, что некто принимается ратифицировать, какбудто от их языка один урон. А что до шитья, то Господь вправду пожелал, чтоб оно было натуральным занятием дам, таккак необхо­димо для священной службы и вообщем здорово для всяко­го умного существа. Без этого ремесла в мире воцарился бы непорядок. И поэтому только крупная злость может заста­вить упрекать дам тем, за что они благородны всяческого, почтения, чести и похвалы ". Глава 11 Кристина узнает у женщины Разума, отчего дамы не заседают в судах, и женщина Разума ей даетответ " Глубокоуважаемая и достопочтенная госпожа, ваши спра­ведливые слова меня вполне удовлетворили. Но расскажи­те, просьба, еще и о том, отчего дамы не выступают защитниками в суде, не участвуют в судоговорении и не выносят вердиктов? Мужчины молвят, что повинна в этом некая дама, о которой мне ничто не понятно, но которая типо, заседая в суде, водила себя чрезвычайно глупо ". " Дочь моя, все дискуссии об данной даме не заслужива­ют интереса, они плод домыслов и измышлений. При жела­нии же выяснить истину нужно отыскать протест на настолько мно­гие вопросы, что и Аристотеля станет мало, желая он привел немало доводов в " Проблемах " и в " Категориях ". Одна­ко, чтоб удовлетворить твою просьбу, ценный друг, разрешено с таковым же успехом спросить, а отчего Бог пожелал, чтоб мужчины не делали дамских повинностей, а дамы мужских? На это я отвечу, что как разумный и рассудительный сеньор в собственном хозяйстве повелевает любому слуге идти свою службу и не мешаться в чужую, буквально так же и Бог повелел, чтоб мужчина и дама служили ему, исполняя различные повинности, но при этом помогали и поддерживали друг друга, занимаясь любой собственным занятием. Каждому полу он дал особенные возможности и наклонности, надлежащие их предназначению. А таккак люди имеютвсешансы ошибаться насчетсвоих повинностей, он наделил парней мощным и сильным телом, благодаря чему они имеютвсешансы и разрушать физиологические тяготы, и говорить дерзкие речи. По данной фактору мужчины в согласовании со собственной природой учат законы, чтобы долж­ным образом помогать в мире верность, а ежели кто-нибудь не хочет подчиняться умным установлениям и указа­ниям закона, то и принуждать повиноваться им, применяя при­нуждение и силу орудия. Женщины эту задачку делать не способны. И желая Бог наделил дам огромным разумом, кото­рый проявляют почтивсе из них, и склонностью к справедли­вости, им все же не пристало заседать в суде и ходить настолько же свирепо, как это совершают мужчины. Для этого довольно парней. Ведь ежели с ношей имеютвсешансы совладать двое, то длячего привлекать еще и третьего, вособенности ежели она ему не под силу? Утверждение же, какбудто дамам неясно исследование за­конов, разумеется противоречит показаниям о деятельности почтивсех дам в прошедшем и реальном, какие владели крупными возможностями к философии и управлялись с зада­чами еще наиболее трудными, возвышенными и деликатны­ми, ежели писанное преимущество и остальные сделанные мужчинами установления. Более такого, ежели кто-нибудь скажет, что женщи­нам от природы не дано учиться политикой и управлени­ем, я приведу образцы почтивсех женщин-правительниц, жив­ших в прошедшем. А чтоб ты могла лучше постигнуть правду, я напомню о неких современных женщинах, какие, оставшись вдовами, мастерски управлялись со всеми делами по погибели супругов и непременно доказали, что женскому уму под силу неважнокакая задачка ". Глава 27 Кристина узнает у женщины Разума, изъявлял ли Господь желание обустроить дамский ум приобщением к возвышенным наукам, и женщина Разума даетответ Выслушав все, что она настолько внушительно объяснила, я обратилась к ней со словами: " Госпожа моя, Господь вправду явил огромное волшебство, дав столько сил тем дамам, о которых вы поведали. Но просветите меня втомжедухе и насчет такого, было ли угодно Госпо­ду, осыпавшему дам настолько многими милостями, почтить их и таковым плюсом, как дееспособность к глубочайшему по­знанию и постижению больших материй, наделил ли он их довольно развитым для этого разумом. Мое мощное желание выяснить это объясняется тем, что, по утверждению парней, женскому уму общедоступно только маленькое познание ". Она отвечала: " Дочь моя, из моих бывших разъяснений ты обязана была взятьвтолк, что предложение это пристрастно. Но чтоб светлее тебе это представить, я приведу еще один аргумент. Если бы в обряде было высылать в школу дочерей, как и сы­новей, то не сомневайся, что они учились бы настолько же усерд­но и понимали бы тонкости всех наук и искусств настолько же отлично, сколь и сыновья. Но, как я уже разговаривала, с женщи­нами приключилось так, что, будучи меньше и деликатнее телосло­жением, чем мужчины, они оказались наименее способными к исполнению почтивсех повинностей, а поэтому их ум наиболее широкий и проницателен, ежели они имеютвсешансы выразить ". " Что вы говорите, госпожа моя? Не сочтите неуважитель­ной мою просьбу, расскажите об этом наиболее обстоятельно. Уверена, что мужчины никогда не признают верность вашего представления, ежели оно не станет отлично обосновано. Ведь, по их понятию, любому стандартному человеку светло, что муж­чины знают более, чем дамы ". Она спросила: " А понятно ли тебе, отчего дамы знают меньше? " " Нет, госпожа моя, я жду объяснений ". " Без каждого сомнения, поэтому, что они не принимают Участия в различных трудах, а сидят дома и занимаются хозяйством, тогда как для умного существа нет ничто наиболее поучительного, чем роль и эксперимент во почтивсех делах ". " Госпожа моя, но ежели дамский ум настолько же способен учению и постижению наук, сколь и мужской, то отчего дамы не желают ведать более? " Она ответила: " А поэтому, дочь моя, что люди не нуждают­ся в привлечении дам к тем делам, которыми, как я го­ворила, доверено учиться мужчинам. Для дам же до­статочно исполнения предопределенных им обыденных обязан­ностей. Но что касается суждения, какбудто всем понятно, что дамы знают меньше парней и что у них, означает, меньше возможностей к познанию, то стоит поглядеть на деревен­ских парней, занятых отделкой земли, или на тех, что живут в горах. Ты обнаружишь, что во почтивсех местах мужчи­ны вследствии собственного тупоумия совсем дикие. Несомненно но, что Природа наделила их теми же телесными и умственными возможностями, что и более экспертов и разумных супругов. Различие же объясняется неодинаковой образованнос­тью, желая, как я разговаривала, посреди и парней, и дам имеется от природы наиболее разумные и наименее разумные ". Глава 43 Кристина узнает у женщины Разума, свойственно ли дамам натуральное осторожность, и женщина Разума ей даетответ И я, Кристина, произнесла ей: " Госпожа моя, поистине я те­перь светло вижу, что Господь – да станет замечателен он в веках! — соблаговолил наделить умных дам возможностью позна­вать, воспринимать и сохранять в памяти все доступные уму вещи, Знаю, что много имеется людей со настолько чутким разумом, что они имеютвсешансы выучить и взятьвтолк все представляющееся их взгляду; имеется много и настолько сообразительных и стремительных на обобщения, что неважнокакая область познания открыта для них, и благодаря влечения к наукам они обретают необыкновенные позна­ния. Но я недоумеваю, когда популярные эксперты, даже наибо­лее опытные и знатные, проявляют настолько недостаточно благоразу­мия в собственных характерах и поступках. Ведь науки, преподаваемые в школах, непременно, изучают и помогают быть добродетель­ным. Если вы не возражаете, госпожа моя, я была бы рада ус­лышать от вас, способен ли дамский ум, который, как я по­нимаю благодаря вашим объяснениям и личному эксперименту, полностью может осмыслять и одолевать трудные предметы школьных наук, настолько же скоро завладеть тем, чему обучает осторожность. Иначе разговаривая, в состоянии ли дамы рас­суждать о том, что разрешено делать и что невозможно, усвоив при­меры из прошедшего и своей жизни, и приобрести таковым об­разом, мудрость, нужную для будничной жизни, и предусмотрительность в отношении грядущего? Как мне кажет­ся, всему этому обучает конкретно осторожность ". " Ты права, – произнесла она, – но благоразумием, которое ты упоминаешь, наделяет Природа, и одних наиболее, а остальных наименее великодушно. Однако люди не получают от Природы познаний, какие могли бы улучшаться сразу с при­родным благоразумием в тех, кто им владеет. А совершенствовать в себе оба данных свойства гораздо труднее и сложнее, чем толь­ко одно из них. Поэтому я считаю, что человек, осыпанный естественным благоразумием, которое я именую втомжедухе природ­ным разумом, и приобретший благодаря ему еще и познания. благороден особенной похвалы за родное безупречность. Но нередко люди, как ты хозяйка увидела, имея одно из данных свойств, не облада­ют иным, таккак одно является даром божьим, ниспос­ланным чрез природу, а иное приобретается длинным уче­нием, и оба они являются благом. Некоторые выбирают естественный сознание, пренебрегая познаниями и полагая, что это лучше, ежели необъятные познания при маленьком рассудке. По этому поводу есть немало различных понятий и появляется много вопросов. Одни имеютвсешансы заявить, что величайшее добро достигается при выборе такого, что наиболее только способствует об­щественной полезности и выгоде; остальные скажут, что огромные по­знания из различных наук полезнее сколь угодно огромного при­родного разума, таккак естественный сознание есть, покуда жив человек и со гибелью его гибнет. Приобретенные же познания, против, навечно переживают человека благодаря известности, которую они имеютвсешансы ему заслужить, благодарячему здорово по способности учить остальных и придумывать книжки для грядущих поколений. В этом случае знания не погибают совместно с че­ловеком, в чем разрешено удостовериться на образце Аристотеля и остальных, чьи учения обошли целый мир и оказались для него наиболее полезными, чем осторожность всех людей прошедшего и реального без обретенных познаний. Правда, с поддержкой одно­го благоразумия люди, случалось, отлично правили разными королевствами и империями, поддерживая в них распорядок. Но все это тем не наименее преходяще и со порой теряется, зна­ния же остаются совсем. Все эти вопросы я оставляю без конечного ответа, предоставляя иным учиться ими, таккак они не имеют дела к строительству нашего Града, и хочу возвратиться к твоему вопросу, имеется ли у дам естественное осторожность. Конечно, имеется. И ты знаешь это как из моих слов, так, в общем, и из личных надзоров за поведением дам, когда они выполняют предписанные им повинности. Но будь осторожна при оценке благоразумия, ибо все или большаячасть дам настолько старательны, заботливы и внимательны, занимаясь хозяйством и обеспечивая себя всем нужным по собственному разумению, что часто вызывают недовольство своихбеспечных супругов. Те задумываются, что супруги заставляют и застав­ляют их делать еще более, чем они должны, и молвят что супруги желают быть расторопнее супругов, чтоб все дела брать в свои руки. А поэтому почтивсе из такого, что дамы молвят супругам из хороших побуждений, теми оборачивается против них. Книга П Глава 7 Кристина обращается к женщине Справедливости " Госпожа моя, желая я знаю и светло вижу, что дамы по большей доли безвинны в том, " в чем их нередко винят, я хотела бы поглубже взятьвтолк предпосылки еще 1-го укора. Я ни­когда не могу остаться спокойной, следя обширно распро­страненный посреди парней и даже неких дам обычай расстраиваться и стенать, когда дамы, забеременев, произво­дят на свет дочерей, а не сыновей. И глупые супруги, какие обязаны бы безгранично ликовать тому, что Господь счастливо позволил их от бремени, и от только сердца благодарить его, вместо этого ощущают себя несчастными при облике уныния супругов. Что за предпосылки, госпожа моя, для настолько мощных огор­чений? Разве дочери являются большей обузой для родителей, чем сыновья, или наиболее равнодушны и меньше обожают их? " " Дорогой друг, – отвечала она, – если ты спрашиваешь о факторах, то могу удостоверить тебя, что все объясняется край­ним недомыслием и невежеством тех, кто впадает в такую пе­чаль. Кроме такого, принципиальным предлогом для огорчений является ужас перед расходами, какие приходится идти при выдаче дочерей замуж. Некоторых же повергают в грусть опаски, что дочь, будучи юной и наивной, может по дурному совету впасть в грех. Однако все эти ужасы по здоровом рассуждении ничто не стоят. Ведь чтоб освободиться от страха, что дочь может свершить что-либо безрассудное, необходимо только отдать ей в юности благоразумное воспитание, но так, чтоб и хозяйка мама подавала добрый образчик правдивости и добропорядочности. Но ежели мама ведет неразумную жизнь, она чуть ли сумеет быть прототипом для дочери. Необходимо втомжедухе беречь дочь от отвратительного сообщества и выращивать ее в почтении к серьезным пра­вилам поведения, ибо дисциплинированность, привитая в дет­ском и юношеском возрасте, способствует протянуть благочестиво всю остальную жизнь. А что касается расходов, то не сомневаюсь, что ежели предки пристально подсчитают издержки на сыно­вей — на их содержание и обучение разным наукам и ис­кусствам, на покрытие их расточительности, по маленькому и крупному счету, когда они связываются с отвратительными товарищами и предаются безумствам, — то навряд ли они сочтут, что дочери гораздо наиболее обременительны, чем сыновья. А взгляни, немало ли сталкивается сыновей, какие сми­ренно и амурно хлопочут о собственных родителях в старости, как предписывает долг? Уверяю, что совершенно мало, желая и до­статочно таковых, кто изъявляет подготовленность посодействовать, но очень поздно. Когда предки совершают из сыновей идолов и те вы­растают и стают обеспеченными и авторитетными благодаря по­мощи отцов или большущий искусности, полученной в каком-либо ремесле или торговле, а то и по счастливой судь­бе, то, случись папе разориться вследствие неудач и впасть в скудость, как сын начнет его ненавидеть и избегать, стесняясь встреч с ним. А ежели отец богат, сын лишь и ожидает его смер­ти, чтобы наследовать его положение. Вотан Бог ведает, сколь­ко сыновей авторитетных сеньоров и состоятельных людей ожидает родитель­ской погибели в расчете на имущество, земли и средства! Петрарка верно сообразил это, заметив: " О, глупые люди, вы хотите деток, не осознавая, что нет наиболее смертельных противников; ежели вы скудны, они отвернутся от вас и будут желать вам погибели, чтоб освободиться от вас; а ежели вы состоятельны, они еще наиболее встанут жаж­дать вашей погибели, чтобы завладеть вашим богатством ". Я, естественно, не хочу заявить, что все сыновья таковы, но таковых много. А когда они женятся, то Бог знает, с какой-никакой не­насытностью выжимают они средства из родителей. Их не коснется даже голодная погибель их стариков — только бы завла­деть богатством, хоть и самым ничтожным. Не проявят они со­страдания, ежели мама овдовеет, когда обязаны бы утешить, проявить помощь и содействие в старости той, кто так обожала, сожалела и лелеяла их в детстве. Какое же возмездие за ее заботы! Эти неблагодарные потомки считают, что все обязано им иметь, и ежели овдовевшая мама не дает такого, что они требуют, то они, не колеблясь, изливают на нее собственный ярость. А поклонения и в помине нет. Но ужаснее только то, что они с невозмутимой совестью подают в суд и затевают тяжбы про­тив матерей. Такова-то случается заслуга почтивсем родителям после такого, как они всю жизнь положили на то, чтоб обес­печить собственным детям достаток и состояние в сообществе. Таких сыновей немало, но много, естественно, и схожих дочерей. Но ежели пристально поглядеть, то отвратительных сыновей окажется более. Даже ежели допустить, что все сыновья добропо­рядочны, дочери все одинаково имели бы то привилегия, что они поддерживают наиболее узкие дела, почаще посещают более успокаивают и хлопочут о нуждающихся в старости родителях. И фактор в том, что сыновья разбредаются по свету а дочери домоседки и выбирают сохраниться дома, как ты знаешь по личному эксперименту. Ведь желая твои братья достой­ные, добродетельные и почтительные сыновья, они все же уе­хали, и ты одна осталась с мамой, составив ее основное уте­шение в старости. А поэтому скажу в мнение, что, огор­чаясь и переживая вследствии рождения дочерей, люди проявляют необычайную тупость ". Глава 13 Кристина узнает у женщины Справедливости, " правильно ли говорят книжки и люди, какбудто дамы и творимое ими зло совершают супружескую жизнь нестерпимой. Дама Справедливости даетответ и ведает о большой любви, проявляемой дамами к собственным супругам ... Затем, покуда мы шли, я обратилась к женщине Справедливос­ти с таковыми словами: " Госпожа моя, понастоящему вы с женщиной Ра­зума прояснили и разрешили все трудности и вопросы, на ко­торые я хозяйка не могла отыскать ответа, и я сейчас испытываю себя отлично осведомленной в том, что меня волновало. Я почтивсе выяснила от вас и поняла, что дамы имеютвсешансы просто совладать со всем, что им общедоступно по их телесным мощам и что разрешено узнать с поддержкой мудрости и доблести. Но не могли бы вы отдать мне объяснения по поводу шибко занимающих меня утверждений парней, какбудто брачная жизнь преис­полнена несчастий для них вследствии пороков дам, их мсти­тельного характера и неуемности, о чем и почтивсе создатели пишут в разных книжках. И при этом молвят, что дамы не обожают супругов и общение с ними для жен вособенности тяжко. По данной фактору почтивсе уважаемые создатели рекомендуют разумным мужчинам не жениться, чтобы избежать и не воспринимать на себя столько противных тягот, тем наиболее что, по их понятию, дамы не посещают верны супругам, а ежели и посещают, то очень изредка. Об этом писал сильный Руф, напоминая, что Феофраст в собственной книжке увидел: разумному не должно же­ниться, ибо от дам очень немало морок, немало гула и недостаточно любви, а из-за ухода и хлопот в случае заболевания стоит не жениться, а справить преданным слугой, который лучше станет прислуживать и заботливей бегать – расходов же будетнужно меньше; тогда как, случись супруге заболеть, не­счастному супругу и шагу от нее изготовить станет невозможно. Однако хватит об этом. Все пересказывать было бы слиш­ком продолжительно. Я только хочу заявить, драгоценная госпожа, что ежели все это истина, то тогда зло, причиняемое в этом случае жен­щинами, превышает и объединяет на нет все их добрые дела и все вероятные плюсы ". " Друг мой, – отвечала она, – как ты хозяйка уже разговаривала, просто и элементарно, естественно, оговаривать в суде, когда нет ответчи­ка. Уверяю тебя, что никогда дамы не совершали такого, о чем говорится в данных книжках. Я нисколько не сомневаюсь, что ежели кто-либо попробовал бы составить новейшую книжку о суп­ружестве в согласовании с правдой, осмотрев неоднозначные мне­ния о нем, то он открыл бы совершенно другие факты. Ты хозяйка знаешь, для сколь почтивсех дам вследствии грубости супругов без­радостная жизнь в узах брака гораздо тяжелей, чем жизнь ра­бынь у сарацинов. Боже, насколько тяжёлых побоев без предпосылки и предлога, насколько оскорблений, угроз, унижений и жестокостей мужественно снесли почтивсе дамы, и ни одна таккак не во­зопила о поддержке! А вспомни еще и тех дам, какие чуть не погибают от голода и мучений, оставаясь дома с кучей деток, когда мужья их бражничают, шатаясь по пируш­кам и городским тавернам, а когда ворачиваются домой, то на ужин скудным дамам достаются побои. Что скажешь на это? Разве это деза и ты никогда не следила таковой жизни посреди соседок? " И я произнесла ей: " Вы правы, госпожа моя, я знала почтивсех таковых дам и постоянно сострадала им ". " Я верую тебе. И как лишь разрешено ратифицировать, какбудто такие мужья несчастливы со своими супругами! Друг мой, покажи, где эти несчастные? Если я более ничто не добавлю, ты сейчас и хозяйка просто поймешь, что вся тупость, которую молвят и пишут о женщинах, выдумана, но перед лицом правды от нее и отпечатка не остается. Ведь конкретно мужчины — бога над супругами, а не супруги над ними, ибо они никогда не разрешают дамам брать администрация над ними. Но хочу без замедления удостоверить тебя, что никак не во всех семьях царит неприязнь, имеется и такие, что живут в мире, любви и справедливости, когда мужья и супруги добры, рас­судительны и внимательны. И наравне с плохими супругами имеется и чрезвычайно отличные, опытные и благородные, и когда дамы встречают таковых, то уважают себя родившимися в хороший час и взысканными Божьей милостью в отношении земного счастья. Ты отлично это знаешь по личному эксперименту, по­скольку у тебя был таковой хороший муж, что, приведись тебе опять делать отбор, ты не пожелала бы лучшего, ибо, по тво­ему разумению, никто не мог бы затмить его добродушием, спокойствием, любовью и верностью; и болезнь, причиненная долей, забравшей его у тебя, никогда не оставит твоего сердца. Хотя почтивсе дамы, как я произнесла, вправду невообразимо притесняются супругами, следует учесть, что и дамы посещают различными. Было бы глупо ратифицировать, какбудто все они отличные, ибо это просто разрешено опровергнуть. Но это иной вопрос, и я не хочу трогать отвратительных дам, по­скольку они аналогичны созданиям, лишенным собственного естества Ведь имеются в виду добрые дамы, когда упомянутый тобой Феофраст произносит, что прислуга может не наименее внимательно и верно, чем супруга, бегать за мужчиной. Но это не­правда! Как немало хороших дам, какие от всей души с любовью и преданностью обихаживают здоровых и нездоровых супругов, какбудто богов! Не размышляю, что разрешено где-либо отыскать таковых слуг. А сейчас, после такого как мы разглядели этот во­прос, разреши мне привести некотороеколичество образцов большой любви и справедливости, проявлявшихся дамами к собственным супругам ". Глава 36 Против тех парней, какие говорят, что образование дамам идет не на добро И тогда я, Кристина, произнесла: " Госпожа моя, я разумею, что дамы сделали немало хороших дел, и даже ежели дур­ные дамы создавали зло, то, тем не наименее, думаю, благо перевешивает зло благодаря хорошим, а вособенности разумным, вос­питанным и интеллигентным в науках дамам, И меня шибко восхищает высказывание неких парней, что они не желали бы созидать собственных жен, дочерей и иных родственниц образован­ными, таккак образование типо подорвало бы их нравственные устои ". Она отвечала: " Ты таккак светло сознаешь, что не все суждения парней умны и что эти мужчины виноваты. Невозможно предположить, какбудто характеры обязательно портятся от исследования нравственных наук, наставляющих в добродетели; против, без каждого сомнения, такое образование улучшает и облагораживает характеры. Как разрешено поверить и элементарно поразмыслить, что человек, последующий хорошему учению или науке, делается вследствии этого ужаснее? Подобное мировоззрение удивительно было бы выговаривать и невоз­можно доказать. Я не хочу заявить, что мужчинам и женщи­нам на добро сходит исследование художества прорицания или обраще­ние к запрещенным познаниям, ибо Святая Церковь не без причи­ны предупреждает против их применения, но неописуемо, чтоб дамы портились от познания такого, что имеется благо. Квинт Гортензий, Большой римский ритор и непревзойден­ный оратор, такового представления не делил. У него была дочь Гортензия, которую он шибко обожал за чуткий ум. Он научил ее грамоте и посвятил в художество риторики, ко­ торым она овладела настолько совсем, что сравнялась с папой, Гортензием, не лишь разумом и памятью, но и велико­лепным умением сочинять и говорить речи так, что он ее ни в чем не мог затмить. Возвращаясь к раньше обсуж­давшейся нами теме о благодеяниях дам, следует заявить, что благо, сотворенное данной дамой благодаря ее образо­ванности, вособенности примечательно. В то время, когда Римом заведовал триумвират, Гортензия брала на себя охрану жен­щин и сделала то, на что не решился ни один мужчина. Встал вопрос об обложении дам налогом за вынашивание дра­гоценностей. Но красноречие данной дамы было настолько не­отразимо, что она принудила вслушаться к ней с не мень­шей внимательностью, чем ежели это сделал бы ее отец, и по­тому выиграла дело. Оставив образцы из старой летописи, за тем же самым разрешено обратиться к последнему прошлому. Так, Джованни Дндреа, узнаваемый педагог права в Болонье приблизительно шестьдесят лет обратно, также не считал вредоносным образование для дам. У него была прекрасная и хорошая дочь Новелла, которая настолько далековато продвинулась в исследовании права, что он, когда случался занят и не имел времени декламировать лекции студен­там, высылал вместо себя Новеллу. А чтоб ее краса не от­влекала интереса слушателей, перед ней ставилась задерги­вающаяся занавеска. Таким образом она могла при случае по­мочь папе и облегчить его труды. И он так обожал ее, что для увековечения ее имени написал восхитительную книжку по праву, с заглавием в ее честь " novellasuperdectretalium ". Таким образом, далековато не все мужчины, тем наиболее опытные, делят мировоззрение, какбудто образование идет дамам во урон. И верность просит увидеть, что его придерживаются глупые мужчины, таккак им грустно, когда дамы знают более их. Твой отец, который был философом и весь­ма ученым человеком, не веровал, что обучение наукам омрачает дам, и, как ты хозяйка знаешь, он был чрезвычайно доволен про­явленной тобой склонностью к ним. Взгляды твоей мамы, которая хотела тебя созидать, как должно, за прялкой и про­стодушными девичьими занятиями, были основным препятст­вием для твоего продвижения в науках. Но, как гласит уже упоминавшаяся поговорка, невозможно отобрать такого, что отдала при­рода, и поэтому твоя мама не сумела воспрепятствовать твоей любви к познаниям, какие ты благодаря естественной склонности собирала по крохам. Я уверена, что ты не пренебрегаешь ими и считаешь большим сокровищем. И в этом ты, естественно, права ". И я, Кристина, произнесла в протест: " Госпожа моя, ваши слова подлинны, как мольба Божья ". Пер. Ю. П. Малинина( Пятнадцать радостей брака и остальные сочине­ния французских создателей xiv—xv веков/ Под ред. Ю. Л. Бессмертного. – М., 1991. – С. 218-256). Юлия Кристева ЧИТАЯ БИБЛИЮ ДВА ОТНОШЕНИЯ К САКРАЛЬНОМУЧитать Библию так же, как читают Капитал, разгадывая ее замысловатые текстовыеузоры, где один подобен на иной, - таковой подъезд взят, без сомнения, изструктурализма и семиотики. Это может появиться кощунственным или скандальным. Однако не стоит забрасывать, что каждая интерпретация религиозного текста или фактапредполагает вероятность конституировать его в качестве объекта разбора, а такжепозволяет замечать, что он охватывает в себе что-то такое, что не поддаетсяанализу. Можно, естественно, задаться вопросом о навязчивой интерпретативной идее, которая присваивает священному тексту то, что в нем нет. Позднее я вернусь ктому, что считаю движущей предпосылкой этого нескончаемого, священного или профанного, обращения к священному. " Гуманитарные науки ", отдавая дань рациональности, жаждущей разоблаченияуниверсальной логики, предложенной в мифе, в иератическом тексте или поэме, прибывают к исследованию в Библии лишь логики или риторики текста. Они не принимаютв расплата ее священного смысла. Тем не наименее в итоге этого положительного инейтрального разбора они полагаются открыть устройство, найти тайну такого, чтополучено выше как " сокровенное ", и которое имплицитно повлияет в этомкачестве. Библейский контент поддается семиотической аускультации, быть может, лучше, чем почтивсе остальные писания. В конце концов талмудистские икаббалистические традиции, открывшие путь для схожих интерпретаций, настаиваютна этом. В Священном Писании преобладает церковный жидовский эксперимент, за которымскрывается ритуал, или, наиболее такого, предписывая установленный обряд, религиозныйопыт значит за пределы ритуала в выгоду буквы, интерпретативных значений иЕдиного Вечного Смысла, который ходатайствует за человека перед Богом. Неявляются ли чтение и интерпретация Библии в окончательном счете преобладающим ритуалом, иудеи-279 Читая Библиюским ритуальным и сакральным бессилием, проявленным в логике и в языке? Этим типом чтения Библии используют создатели работ, какие руководствуютсяразными школами, нехорошо согласующимися меж собой в собственных совместныхисследованиях той основополагающей логики, которая придает сакральное значениебиблейскому тексту. Таковым появился функционализм Мари Дуглас, которая синхронно и самостоятельно отспециалистов в религиозных науках, таковых, как Якоб Ньюснер1, доказала, чтоограничения на потребление еды для левитов подчиняются универсальному законуисключения, сообразно которому нечистым является то, что выпадает изсимволического распорядка. Библейская мания чистоты имеетместобыть в этом случае нечтовроде краеугольного камня священного. Однако она является только семантическимвариантом необходимости отделения, которая конституирует идентификацию илисистему как этакие, как выражающие специфику культуры в противовес природе, чтои прославляется во всех очистительных ритуалах учредителей этого необъятногокатарсиса, каковым стает сообщество и его культура2. На семиотическом прочтении бесчинств левитов требует Ж. Солер. Онрасшифровывает повествование в качестве таксономического обряда, основанного наразделении и устранении смешений7 Преобладавшая сначала дихотомия жизнь/ смертьсоответствует паре Бог/ человек и охватывает запрещение " Не убий ". Свод правил( Лев. 26) делается на длительное время реальным кодексом, предназначенным ликвидировать иудалять неясности и несогласия. Возможно, кпримеру, сравнительно запретов напищу, которая состоит из рыб, птиц, насекомых, символизирующих один из трехэлементов( море, небо, землю), грязной станет признана та еда, котораяперемешивает эти составляющие. Согласно данной интерпретации, табу левитов исходили изтого, что главный путаницей признавался инцест. Можно изготовить этот вывод изследующих узнаваемых строк: " Не вари козленка в молоке мамы его "( Исх. 23, 19; 34, 26; Втор. 14, 21). 4С иной стороны, Е. М. Зусс исследует гипостазированное смысл этого видаисключения. Он подмечает в Библии метонимическую логику табу( оперирующуюпереносом смысла), которая противопоставляется метафорической веяния( оперирующей упразднением и субституцией) жертвоприношения. Вследствие чегоавтор включает, что Библия предписывает конец жертвенной религии в пользусистемы правил, запретов и морали5. 280 Ю. КристеваОстановимся тут на неких работах, какие в крайние годы, синхронно инезависимо от исторических и филологических изучений религий, иудаизма аименно, содействовали прояснению библейских идей. Их вклад в истолкованиеБиблии видится мне значимым. Он базируется на вытеснении субъектабиблейского выражения и, вследствие этого, вытеснении его адресата. Ктоговорит в Библии? Для кого? Этот вопрос тем наиболее главен в предоставленном случае, таккак он касается субъекта, который отдален от такого, чтоб быть нейтральным или индифферентным, подобносубъекту современных интерпретативных теорий, сохраняющих с Богом специфическиеотношения кризиса или процесса. Если подлинно, что все тексты, называемыесвященными, молвят об ограниченных состояниях субъективности, то уместнозадаться вопросом о тех специфичных состояниях, какие популярны библейскомурассказчику. Следовательно, это касается интра- или инфрасубъективной динамикисвященного текста, которая обязана активизировать энтузиазм к схожему чтению. Разумеется, эта динамика находится и в фигурах самого текста. Однако егоинтерпретация зависит от учета новейшего места, места говорящегосубъекта. С тех пор оно перестает быть чем-то мрачным, а это гарантируетуниверсальность логических операций и его раскрываемость средствами разбора. Яподразумеваю тут фрейдовскую концепцию, ибо она может взять результатыбиблейских разборов, упомянутых больше, с целью их развертывания в субъективномпространстве. Интерпретация, которая углубленно впитала эти открытия, какспецифические машины неких состояний субъекта выражения, позволила быпревзойти одну только описательную мишень. Она могла бы умерить столкновениебиблейского текста с его адресатами. Кроме такого, что касается соответствующих фигур пищевых библейских табу, нам раньшеказалось6, что предмет, отсутствующий в данных образцах, какие есть какварианты в библейском рассказе, в окончательном счете означает мама. Мы не сможемвоспроизвести тут суждение, которое привело нас к этому выводу, а отсылаемчитателя к нашей работе pouvoirs de i'horreur. Скажем лишь, что тут неподразумевается становиться на подробностях логической операции исключения, которая служит базой установления данных табу. Напротив, необходимо было бы уделять интерес семантической и прагматической ценностиисключенного объекта. В таком случае заметим, что, меж иным, отделиться от281 Читая Библиюматери, отвергнуть ее и " обесчестить ", потом, восприняв ее снова в этом отречении, сделатьсвойвыбор по отношению к ней, " возвысить " ее, конституирует необходимоедвижение библейского текста в борьбе с материнскими культами предшествовавшегоили окружавшего его язычества. Таким образом, психоаналитик собственным ролью констатирует втомжедухе необходимостьэтого отторжения в итоге пришествия субъекта как существа, наделенногоречью. Восприятие раннего детства и научение говорению указывает, чтоотвержение мамы делает ее нужным образом главным желаннымобъектом, что выражается в слове. Но этот двусмысленный предмет, фиксируемыйлогически и хронологически, уступает пространство изолированному субъекту и являетсяфактически довольно некрасивым со всем собственным обаянием и отвращением наполюсах. Давайте проникнем в то, что покуда не является " истинным " и драматичнымискажением нарциссической диады. Более такого, фобийные и психотические симптоматологии, какие проявляютнепостоянство субъективных пределов( я/ иной, внутри/ извне) предполагаютагрессивное притягательность материнской личности. Во зрелом дискурсе мама появляетсятакже в качестве отвратительного и почитаемого объекта. Она вполне защищенагруппой особенных объектов, мерзких и окружающих в анальной стадии, мобилизованных с целью защищать рубежа хрупкой единства Эго в его кризисныемоменты. В связи с этим разрешено допустить, что библейский контент в книжке Левит, изображаяопределенные рубежа падения нравственности( от шкур к еде, сексу и морали), исполняет истинную археологию пришествия субъекта. Здесь описывается егопоистине пикантная и невыносимая шлифовка, доскональная, от рождения крождению, шаг за шагом, вывод нарциссического синтеза в автономию, ни в коемслучае не являющуюся " настоящей " в совершенной мерке, а постоянно чем-то незаконченным, постоянно неверным в Другом. Та интерпретация, которую я высказываю, проводит параллель меж книжкой Левит ипредэдипальной динамикой выделения субъекта. Если эта интерпретация обоснована, то она выражает, по последней мерке отчасти, катарсическую Ценность библейскоготекста в хрупких состояниях субъективности. Левит припоминает мне и помогаетобрести себя там, где я утрачиваю свою " самобытность ". Он осуждает мое непризнание, распознает мое волнение, мои телесные заболевания, подходящие или неудачныеслучаи моей сексапильности, компромиссы или мучительную строгость моей общиннойжизни. Он является конкретной границей моих внезап-282 Ю. Кристеваных падений, поэтому что в нем изучено амбивалентное желание иного, мамы, как главного иного, которое располагаться в базе, то имеется, с иной стороны, такого, что конституирует меня как вещество, наделенное речью( обособленное, обожествленное, общающееся). Библия - это контент, который нацеливает родное словона мои невезения, сразу разрешая мне быть готовой к познанию их обстоятельств. Можно ли предположить бессознательное Знание? В всяком случае оно конституируетменя, читателя или читательницу Библии, как жителя пределов: демаркационныхлиний, где делятся и смешиваются моя солидность и мягкость. Может быть, вэтом-то и содержится сакральная важность библейского текста: придать значение этимкризисам субъективности, во время которых вызванный желаемым объектом смыслускользает от меня, и мое " Я " подвергается опасности балансирования виндифферентности летального нарциссического синтеза. Сакральная беллетристика всех пор, может быть, никогда не имела случаяподразумевать за разными формами жертвоприношений смертоубийство как условиеСмысла. В то же время она требовала на спровоцированном головокружении, которымсинкретичное либидо оказывает влияние на значение, в отношении которого либидоможет злословить, отводить и уничижать его. Однако библейские безобразия имеютопределенное неповторимое содержание: чтоб ты не прикончил, необходимо выключать тебя отсобственной мамы. Смысл ручается желание и предохраняет в окончательном итогежелание погибели. Ты перемещаешь свою нелюбовь в сферу идеи, ты измысляешьлогику под видом охраны от погибели или инстинкта самосохранения. Ее самодурствобудет для тебя священным. Никогда и нигде лучше, чем в Библии, не наблюдаетсяэтого возвышения жертвоприношения в пределах языка, этого перехода илиперемещения убийства в систему значения. Более такого, эта система, противостоящаяубийству, делается помещением, которое обостряет и впитывает все наши кризисы. Стержнем данной библейской операции является наличие специфичной концепции, которая обязана быть материнской: Земля Обетованная, при условии, что ее покинут; желаемый предмет, при условии, что от него отрекутся и его запретят; наслаждениеи смертоубийство, неотвратимая " гадость ", понимание которой станет меня неотступнопреследовать или которая является быстрее удваивающим компонентом моего сознания. " Ибо руки ваши осквернены кровью/ и персты ваши - беззаконием... "( Ис. 5 9, 3). 283 Читая Библию НЕВООБРАЗИМАЯ ЛЮБОВЬЛюбовь еврейского народа к его Богу неодинраз подчеркнута в Библии, о ней тампостоянно вопрошается, или она выдавливается наказанием, когда являетсянедостаточной. Но тексты Ветхого Завета немногословны сравнительно любви Бога кИзраилю. Мы можем отыскать там лишь два схожих образца: ~ 2 Цар. 12/ 24, 25: " И утешил Давид Вирсавию, супругу свою, и вошел к ней и дремал снею; и она зачала и родила сына, и нарекла ему имя: Соломон. И Господь возлюбилего и послал пророка Нафана, и он нарек ему имя: Иедидиа( Возлюбленный Богом) послову Господа ". ~ 3 Цар. 10/ 9: Царица Савская заявляет, что Яхве обожает Израиль: " Да будетблагословен Господь Бог твой, Который благоволил высадить тебя на престолИзраилев! Господь, по вечной любви Своей к Израилю, поставил тебя повелителем, творитьсуд и истину ". Христианская влюбленность перевернет ситуацию и станет ратифицировать, что Любовь снизошлак нам с небес еще до такого, как мы узнали, что означает " любить ". Любовьветхозаветного Бога по отношению к его народу выражается подругому. Танепосредственность, в которой он присутствует, не просит ни наград, ни извинений: влюбленность, сотканная из предпочтений и выбора, определяющая любимого сходу каксубъекта в настоящем значении этого слова. Ветхозаветные библейские тексты на этомне требуют, они наводят на мысль о существовании, намекают на то, что любовьэта непредставима. Можно увидеть тут распоряжение на этот факт, осуществленныйчерез Нафана, который произносит о том, что Соломон обожаем. Более такого, имя ребенкаИедидиа( Возлюбленный Богом) наиболее не возникает в повествовании. Что касаетсявторого отрывка, то тут стиль идет о чужестранке, которая произносит обожественной любви, выражаясь загадками... Здесь мы касаемся центральной трудности библейского Бога: он невыразим, невидим, непредставим. Тот факт, что эти его свойства распространяются в индивидуальности наего влюбленность, как это приметно в цитированных отрывках, является для психоаналитикатой тропинкой, которая может посодействовать привести к решению такового трудного вопроса, как запрещение репрезентации в Библии. Предвосхищая каждое эдипово схватывание любви к папе или любви отца, психоаналитик, выслушивая рассказы пациентов, устанавливает, какие из нихрождены нарциссическими обидами или призрачным и тем не наименее значительным284 Ю. Кристеваприсутствием отца. Этот архаичный марево отцовской функции, которыйвырисовывается на подступах к первичному нарциссизму, как гарантии крайнейидентичности, мог бы быть назван Воображаемым Отцом. Тогда как его реальноесуществование видится галлюцинаторным, он удачно выбирает ключ к кривойсублиматорных артистических возможностей. Этого Отца, как ограничение Идеального Я, Фрейд определил как базу " начальной идентификации ", дав ему имя " Отцаиндивидуальной предыстории "( vater der personlichen vorzeit) 7. Фрейд заявляет, что его восприятие " прямое и конкретное "( directe und unmittelbare). Онуточняет, что таковой отец является итогом слияния 2-ух родителей и обоихполов. Непосредственность этого абсолюта, приводящего к секретному и ничем неопосредованному схватыванию малюсеньким ребенком Отца-Матери индивидуальнойпредыстории, ручается его дееспособность к идеализации. Вот что высвечиваетскандальный блик теологических или антитеологических влечений в философии. Известен, в конце концов, философский проект от Гегеля к Хайдеггеру, которыйобосновывает значение бытия, интерпретируя конкретный нрав абсолютногоприсутствия, Второго пришествия Христа8. Тем не наименее, но, мы в силахконстатировать, что эта двуликая и бисексуальная прародительская фигураоснователя символизма является последней точкой, к которой может прийтипсихоанализ; в собственных поисках он близится к тому, что наиболее уже не являетсянарциссизмом. В неимение что, тем не наименее, символическая автономия( иразделение субъект-объекта, которую она подразумевает) является полученной. Нулевой степень символичности, этот Воображаемый Отец, который владеет многошансов быть папой, желанным для мамы( ее папой для нее?), располагаться, поэтому, в центре источника, к которому стекаются все процессы, какие руководяттакже появлением объекта( на этом пути мы отыскали отвратительное и навязчивую идеюразделения), но с позиции субъективности в значении бытия для Другого. Преждевременное формирование данных структур личности, ее опосредствованноематеринским желанием смысл добивается такого, что субъект проверяет его какнеподдающееся репрезентации по эту или по ту сторону означающего запаса, привнесенного эдиповым комплексом. Любовь библейского Бога не дает верующимповода для колебаний. Непредставимый, эфемерный, постоянно незримо присутствующийздесь, он ускользает и подталкивает меня к выражению моего нарциссизма, подвергает меня опасностям и даже285 Читая Библиюстраданиям и гонениям, чтоб очутиться благородной его. Не владеет ли он корней вэтом неискоренимом, архаичном и основательном подтверждении, которое существуети покровительствует тем, кто его воспринимает, в подтверждении такого, чтосуществует доэдипов отец, vater der personlichen vorzeit, Воображаемый Отец? ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ПСИХОАНАЛИЗ " ЕВРЕЙСКОЙ НАУКОЙ "? Интерпретация значения священного текста в качестве переработки психическихконфликтов, приближающихся к психозу, подразумевает, как это станет зафиксировано вбудущем, завышенное интерес и даже определенную уязвимость психоаналитикаперед библейским текстом. Почему психоаналитический взор, со пор Фрейда, обязательно упирается в священное, а заявить определеннее, конкретно в библейскуюсакральность? Можно было бы ратифицировать, что к этому вдохновляет хозяйка интерпретативная точказрения. Яслышу и интерпретирую неговорянислова или словесно стиль, которая наиболее не владеет значения длясвоего личного субъекта, и который благодарячему невостребован. С удивлением, но, я обязана установить, что вплоть до более драматичных расщепленийсубъективной идентичности или лингвистических связей пребывание тут значения " проживает " в анализируемых. Воображаемый Отец? Чей Отец? Параллельно интерпретативная конструкция психоаналитика, который воспринимаетэто словечко как трансфер или как контр-трансфер, подается втомжедухе в облике основаниявозможного значения( когда я извещаю интерпретацию) или случайного значения, подругому разговаривая, эксцентричного( когда я ввожу Безмолвие). Мое единственное желаниеоправдывает эту интерпретацию, безумную так, как это можетбыть, и этаинтерпретативная конструкция является моим единым методом( единым, ли?) для такого, чтоб вывести стиль анализируемого из помрачения к некоейавтономии. Я не пробую тут как отвергать кризисы, так и оставаться на них, обретая в этом наслаждение. Я советую воображаемую конструкцию, которая играетроль безграничной и вечной правды. Вопреки позитивистской интерпретации, котораяоценивает действительность, приписывая себе крайнее, значительное словечко, психоаналитическая интерпретация - это представляемый в качестве правды дискурс, который обязательно приобретает особенный статус фальсификации текста. 286 Ю. КристеваФальсификации священного текста? Эта догадка отбрасывается сходу, что являетсяпривлекательным для рационалистов всех мастей, и психоаналитик становитсянемыслим даже, видится, в Коллеж де Франс. Кроме такого, скоро замечают, чтоинтерпретационный психоаналитический контент ослабляет веру, психоаналитикстановится подозрительным, он изгоняется из всех храмов и церквей. Почему? Психоанализ не истребляет " желание ", подводя его под нормативную схему илипытаясь взятьвтолк его сосвоейточкизрения, как нередко об этом задумываются. Он действует напрямую, иэто, вправду, так. Но он лишь только подрезает крылья Феникса Веры: повиновения желаний чарующему объекту, до крайности необъяснимому. От взглядапсихоаналитика не ускользает то, что этот предмет одевается в защитный уборБогини-матери, которая прибегает к нашим фантазмам сравнительно первопричины, вплоть до наших интерпретативных побуждений. Поэтому психоаналитик может толькоудаляться от Религиозной веры к вере в Богиню Разума. Таким образом, психоаналитик прочитывает в Библии установленный подъезд, настоящий в повествовании, прочитывает те симптомы, какие он интерпретирует. Однако этот стык с библейским повествованием приводит к точке бифуркации. Вракурсе Смысла, гипостазированного в Другом, аналитик заявляет интерпретацию: он свергает с престола этого Другого, Отца или Закон с его гипнотическойвластью. Аналитик не отрицает, что интерпретативное желание, выходящее в никуда илишенное фантазма иного, завязывается само в фантазме возвращения к мамы. Поистине таковая точказрения за жесткостью монотеизма открывает навязчивуюязыческую материнскую идею, которая его производит. Тем не наименее психоанализтолько избегает ловушки архетипических джунглей в собственном собственномсадомазохистском наслаждении, трогая предпосылки аналогичного заявления, аккумулированного чрез невыразимый Объект( чрез отцовский Закон к материнскомуочарованию). Придающий значение аналитик, с течением времени, обязан станет спилитьсук, на котором он сидит. Ибо предпосылкой веры является фантазм возвращения кматери, от которого в четком значении отдаляет нас библейская религия. Из-задвусмысленности, с которой излагается иудейская деяния, она может бытьдополнительно интерпретирована как менее религиозная из религий. Христианство нежданно разбудило оборотную сторону веры, выставив на свет последолгого новозаветного замалчи-287 Читая Библиювания данной темы анналы Девы Марии9. Можно было бы ратифицировать, впротивоположность Фрейду, что пребывание в христианстве Девы Марии являетсяесли не поворотом к язычеству, то признанием скрытого вида сакральногомеханизма( каждого сакрального механизма), который, принимая для нас свойуспокаивающий и зловещий нрав, оставляет нам лишь один путь спасения: веру в Бога-Отца. Психоанализ имеется что-то большее. Он выступает как " посткатолицизм ", когдаскрупулезно исследует, доэтого только, значение как фантазм. В итоге этого онусматривает за различными фантазмами дикий фантазм - поклонениеобъекту материнской любви, фактору вселенского возвращения. И вконцеконцов, онвключает собственный свой путь в то же перемещение нескончаемого возвращения. Опыт, который снова загорается, пройдя через эту тройную петлю. Итак, пламя разлагает все на составные доли. Огонь Гераклита или НеопалимойКупины, пламя, из которого возгорается язык Исаии, или тот пламя, которыйнисходит в облике языков Пятидесятницы... Таковым представляется мне существование, понастоящему судьба значения в свете психоаналитического сеанса: полифункциональным, неразрешимым, пламенеющим и, неглядя на все это, Единым, препарированным и темне наименее сохраненным. Можно договориться с тем, что он обязует аналитикасжиться с библейской жесткостью, с ее логикой и любовью, поэтому что этот огоньсуществует и не пожирает себя сходу. Он наиболее не застит глаза: чтоб разрешено былоусматривать тут лишь пламя... Но как еще разрешено обрисовать данныймомент? Роль психоаналитика постоянно различается от библеистской, рационалистической, религиозной, позитивистской и является, к огорчению, в лучшем случаеразочаровывающей или удивляющей собственным интересом к чему-то пустому. Этикаконструкции исцеления основывается не на вере, а на огне языков. Что раздражаетверующих, немногочисленную дробь народонаселения, назло общепринятому понятию? Психоанализ, произносит Фрейд, " выводит из себя " человечные существа, онподталкивает их к противоречию самим себе... Центральный пункт и гранит преткновения этого рытья содержится в щедростибезмятежного легкомыслия бесконечного разбора, за которым постоянно остаетсябиблейская логика. Отрицать силу ее остроты, чтоб эксгумировать тело; обойтиОтца, чтоб расшифровать Мать или подавленное желание, которое просто приводит кчистосердечному антисемитизму, который клинически укрепляет болезненного в288 Ю. Кристеваматеринском фантазматическом лоне зависимости или веры. Бытие существаизбранного, необыкновенного втомжедухе труднопостижимо. Наоборот, разрешено найтиудовольствие в ригористическом " математическом " чтении библейского текста, избегающем двусмысленности, и в индивидуальности в той языческой доли, сосредоточенной в материнской телесности, которую мы окрестили логическим желаниеммонотеистического основания. Такое " научное " чтение приводит в аналитическойпрактике к случаям истерии( у парней и дам), стремящейся, как произнес быЛакан, к параноидальной любви-ненависти к Другому. Не приметно ли это на примеревозникших в крайнее время расколов и сект? Что делать? Перечитаем еще раз Библию. Разумеется, с интерпретационной целью, но еще и чтобы, чтоб освободиться от наших собственных фантазмов и наших интерпретативныхпсихозов. ЗНАМЕНИЯ НА ПУТИ К СУБЪЕКТУ Шестая голова Евангелия от Иоанна( написанная в 50-90-х годах) может бытьпрочитана как семиологическая дискуссия. Концепции знамений( signes), исходящейиз понятий " людей ", Иисус противопоставляет иную интерпретацию. Он подключает этизнамения в возникающую концепцию субъекта. Эти " люди ", " они ", " Евреи ", со всей очевидностью, противостоят сообществуИоанна. Историки спорят, принадлежат ли они Синагоге, будучи в нейинакомыслящими, являются ли они учениками Иакова - брата Иисуса, последователямиИоанна Крестителя или иудейско-христианской секты1. Но нас интересует не этотсоциально-исторический нюанс. Заметим лишь, что для такого, чтоб создать свою " Высокую Христологию ", Иоанн вступает в семиологический спор. Его повествованиеначинается с уподобления чудес, абсолютных Иисусом, тем волшебным знамениям, какие послужили базой веры для верующих, живших в дохристианскую эру. Однако Иоанн переосмысливает эту магию, чтоб записать ее в контекст другогопонимания веры. Проследим эти метаморфозы. Поначалу Иисус является волшебником: " За ним последовало оченьмного народа, поэтому что видели чудеса( signes), какие Он создавал над нездоровыми "( Ин. 6, 2) 2. Будучи великодушно одарен определенной силой, он берет 5 ячменных хлебов и две рыбыу маленького мальчика, распределяет их на 5 тыщ человек и кормит всех. Люди поверили в него: " это подлинно Тот Пророк, Которому обязано прийти в мир "( Ин. 6, 14). Наконец, " они узрели Иисуса, идущего по морю "( Ин. 6, 19) в Капернаум. Однако в предстоящем евангелист пробует придать другой значение этим чудесам. Имеютли они то же наиболее смысл, которое доэтого было понятно " людям ", и о которомповествует Библия? Говорится ли тут о обычный реминисценции ветхозаветногоэпизода " манны в пустыне ", предоставленной народу при посредничестве Моисея? " Какое же Тыдашь знамение, чтоб мы узрели и поверили Тебе? что Ты290 Ю. Кристеваделаешь? Отцы наши ели манну в пустыне, как написано: хлеб с неба дал им имеется "( Ин. 6, 30-31). Короче разговаривая, являются ли знамения Иисуса повторениемветхозаветных знамений, и ежели да, то по какому знамению его выяснят? Здесь Иоаннсоздает чрез Иисуса новейшую семиологию. Поначалу, сообразно евангелисту, знамениене является четким указателем для такого, кому оно предназначено. Знамениевыполняет родное предназначение лишь в том случае, ежели оно даетответ сенсорнымпотребностям рецепиента. Стало быть, нужно признать телесные нищеты( аппетит, жажду), ибо, отвечая им, " знамения " получают ту силу, которая придает им статусзнамений. Используя речи Иисуса, Иоанн усиливает сенсорное дублированиезнамений. Он интерпретирует эти речи как произнесенные с целью удовлетворенияжизненно принципиальных нужд: " Иисус произнес им в протест: подлинно, подлинно произношу вам: выищете Меня не поэтому, что видели чудеса, но поэтому, что ели хлеб и насытились "( Ин. 6, 26). Итак, интерпретация Иоанном чудес Иисуса наступает с сенсуализма, затемпереходит к оправданию потребностей( " Вы чувствовали аппетит и жажду ", - произносит врезультате евангелист), что находится вплоть до символического центра Евхаристии. Иоанн требует на том, что наружное видение не исчерпывает обилия вашегоопыта сравнительно данных " знамений ". Перестаньте завороженно глазеть на внешнююсторону такого чуда-дара, который вы получили от Моисея-дарителя. Вместо тогочтобы оцепенеть, перенеситесь... слегка в сторону от самих себя. Ибо вы сложно выступаете в качестве адресата этого чуда-дара, а вы существуете. Можносказать, что вы существуете во времени и в пространстве моего повествования. Вданный момент вы воспринимаете желающих, голодных, нуждающихся... Исходя из этого, делается вероятным 2-ой сдвиг. Иоанн не забывает привлечьчерез эти чудеса с едой, в которой вы нуждаетесь, надобность перехода к Я, надобность вполне положиться этому Я. " Я есмь хлеб жизни "( Ин. 6, 35). Ктоэтот " Я "? " Старайтесь не о еде тщетной, но о еде, присутствующей в жизнь нескончаемую, которуюдаст вам Сын Человеческий, ибо на Нем положил печать( sсеller) Свою Отец, Бог "( Ин. 6, 27). Абсолютный субъект является " Сыном Человеческим ", но предохраняет и тесныеотношения с Богом-Отцом. Разговор об отцовстве подразумевает телесную генеалогию. В данной связи прошлое о происхождении в контексте чудес-Знамения на пути к субъекту291знамений упрямо ведет обратно, к телу и чувствам. Воспоминание об этом изнутриновой семиологии Иоанна подключает и соединение элементов компонентов вкачестве физиологического тела. Более такого, термин " sceller "( скреплять, запечатывать) 3 припоминает о неразрывнойблизости репрезентанта( Сына) и репрезентируемого( Отца). С одной стороны, они - " копии " друг друга, аналогично печати и ее оттиску, слом обычных устоев и егознамение, дар и его воплощение, жертва и ее принятие, осуществляемое черезстрадание. С иной стороны, глагол " sceller " охватывает в себе смысловоеотношение меж 2-мя субъектами: Сын " значит " Отца, и этот значение проявлен внас, адресатах евангельского повествования. Так же, как Сын вверяется Отцу, действительно вы доверяетесь Богу-Сыну. Сигнификация - это доверие к Другому, самомусвязанному с доверием к Отцу. На этом тройном взаимоотношении зиждется субъективная интерпретация. Предсуществование значения утверждается в личности Бога-Отца и за счет этойличности. Тем не наименее скрепленный с ним Сын вначале соотнесен с этимвеличием. Его страстной путь, путь его субъективности имеется путь разгадки этихразличий во взаимопринадлежности элементов компонентов. В итоге чегообнаруживается Предсуществование самого Иисуса: " Прежде, ежели был Авраам, Яесмь "( Ин. 8, 58). Другими словами, необходимо " придти " 4 к Я не на основании " виденного " илиприпоминаемого знамения. Отныне знамение является траекторией субъекта изаменяет знамение-дар. В связи с этим разрешено процитировать последующий полемическийотрывок: " Иисус же произнес им: подлинно, подлинно произношу вам: не Моисей дал вамхлеб с неба, а Отец Мой дает вам настоящий хлеб с небес "( Ин. 6, 32). Для соприкосновения с сигнификацией мало 1-го зрительного восприятия, чтоб найти пребывание Дающего. Важно раскрыть то место, котороедолжно быть названо субъективным и которое чрез репрезентацию( визуальноевосприятие) открывает истинное доверие меж мной и Отцом в новеньком сокровенномвнутреннем пространстве [ " приходящего ко Мне не изгоню вон "( Ин. 6, 37) ]. " Но Ясказал вам, что вы и видели Меня, и не веруете. Все, что дает Мне Отец, ко Мнепридет; и приходящего ко Мне не изгоню вон, ибо Я сошел с небес не для такого, чтоб созидать волю Мою, но волю пославшего Меня Отца "( Ин. 6, 36-38). С изобретением этого внутреннего и незримого места сенсорные основаниясемиологии Иоанна преобразуются292 Ю. Кристевав напряженное символическое измерение. Нет необходимости ни " созидать " Бога-Отца, ни " ведать " то, что Сын имеется хлеб с Небес, аналогично тому, как все " знают " отца имать Иисуса( Ин. 6, 41-46). Только тот, кто " пришел " от Бога, " видел " Отца [ " Этоне то, чтоб кто видел Отца, несчитая Того, Кто имеется от Бога; Он видел Отца "( Ин. 6, 46) ]. Визуальная репрезентация на сей раз заменяется психической( странствие, родство) и сразу символической( наделение значением): таккак человек считает себя смысловым вхождением знамения и рожденным Третьим( Отцом), к которому Сын относится с доверием и порождает веру остальных. Смысл, ежели он субъективен, восходит к этому доверию. Будучи обожаемым воспитанником Иисуса, Иоанн сумел определить веру и влюбленность в базу собственной концепции сигнификации. Где располагаться ключ к данной субъективной семиологии для общества Иоанна? ВЕвхаристии, чрез которую причастник приобщается " имеется Плоти Сына Человеческого " и " глотать Крови Его "( Ин. 6, 53). Можно усмотреть за данной устной и символической ассимиляцией верующего Богу-Сынумощную идентификацию соучастника Литургии с Абсолютным Субъектом. Более возвышенноХристос определяется как " скрепленный "( scelle) с Отцом чрез веру. Речь идет офантазматической идентификации, которая мобилизует как художественность, так ивосприятие, и разворачивается вплоть до абстрактной сигнификации, венчающей этотпуть. Кроме такого, динамика данной евхаристической идентификации вызывает истинное " пре-существование ", открывая разные уровни субъективного эксперимента верующего: эмоция возвышенной любви, преображение раздирающей нелюбви в умиротворяющуюверу и преображение пороков в добродетели. " Ядущий Мою Плоть и пиющий МоюКровь присутствует во Мне, и Я в нем "( Ин. 6, 56). В идентификации меж " мной " и " Им " снова проистекает увольнение, которое приводитпричастника к делению крестных мучений Христа, Абсолютного Субъекта иобразца для воспроизведения в представлениях верующих, а не лишь к получению егодаров. Выражаясь семиологически, начиная с этого пароксистическоговзаимопроникновения " меня " и " Его ", которое совершается в Евхаристии, опытныедешифровщики символов обязаны были бы, в свою очередность, трансформироваться всубъектов. Не намереваясь воспринимать символов Дающего, они стают способными красшифровке его роли, которую подкрепляет существование в свете их собственнойидентификации. 293 Знамения на пути к субъектуИсходя из 6-ой головы Евангелия от Иоанна, полезность от данной субъективациизнамений двойная. С одной стороны, фантазматическая причастность бесконечномубожественному смыслу раскрывает перед субъектом постоянное интерпретационное время: разрешено заявить, что для него есть бесконечность. С иной стороны, символическаяидентификация с Богом-Сыном, нацеленная на словечко, владеет прямое воздействие на тело. Знамения, имевшие значимость с самого истока, снова обретают тут сенсорную иаффективную базу. И напротив, осознавая себя объединенным чрез словечко сАбсолютным субъектом, верующий обретает воскресение собственного личного тела. Этот эксперимент телесного и сенсорного воскресения выступает как итог переноса -перехода к любви к Другому, мыслимому как обязательство Воскресения и вечной жизни. " Как послал Меня живый Отец, и Я существую Отцем, так и ядущий Меня существовать станет Мною "( Ин. 6, 57). Однако этот результат словесного восстановления является только оборотной сторонойэффекта принятия значения. Повествование Иоанна кончается отводом сенсорныхзнамений в выгоду " духа " и " слова ". " Дух животворит; плоть не пользует нисколько. Слова, какие произношу Я вам, сущность дух и жизнь "( Ин. 6, 63). Уровень христологииИоанна, в конце концов, чрезвычайно высок. Она не признает телесного присутствияВысшего Субъекта. Все еще основываясь на идентификации христологии с эффектомлитургического духовного восстановления, Иоанн закрепляет веру чрез идентификацию " Я " со значением Бога-Сына, скрепленного( scelle)( дающегося) в мучениях сБогом-Отцом. " И произнес: для того-то и заявлял Я вам, что никто не может придтико Мне, ежели то не дано станет ему от Отца Моего "( Ин. 6, 65). Понятна трудность этого запросы, которая значит за пределы как рациональногопознания, так и фетишизма эзотерических сект. Отступление и измена не тольковозможны, но и предусматриваются: " С этого времени почтивсе из воспитанников Его отошлиот Него и уже не прогуливались с Ним "( Ин. 6, 66). Тем не наименее рефлексия Иоанна дает примерный путь для психоаналитика -путь знамения-дара, подчиняющего " людей " власти Другого. Мышление Иоаннаразвивает двухуровневую концепцию любви-идентификации( меж Богом-Сыном иБогом-Отцом, меж верующим и Иисусом) как базу совершенной субъективности, влоне которой знамение перестает быть даром. В конце концов, чудо-дарудовлетворяет и убивает нищету, с необходимостью вписываясь в ограниченностьвозможностей перед лицом погибели( " не тот хлеб, что ели папы, какие погибли "). Отныне294 Ю. Кристевазнамение действует как старинная пред-метафора: возврат к Отцу, действие нажесткость потребностей предоставляют как новейший импульс к бесконечной интерпретативнойдеятельности, так и возврат к телесной идентичности. В окончательном результате две модели знамения раскрываются читающему этот контент: установленная под колебание первая и предлагаемая вобмен 2-ая. С поддержкой Иоаннанам раскрывается новенькая динамика сигнификации - кольцевая( от своей Самостик Другому), гетерогенная( значение и аффект), нескончаемая( интерпретация черезигру). В данной динамике " дар " Сына его Отцу, погибель Иисуса включается 295 Знамения на пути к субъектув веру( путь, влюбленность). Она докладывает новейший импульс вечности значения и жизни, нефиксированного ни на искупительной погибели, ни на смертоносной королевской власти, вчем, фактически, и отвергает Иисус. Эту циркуляцию разрешено именовать переходом. " Чудо " перехода Иисуса по морю является, в конце концов, одним из более впечатляющих. Этот переход необычен: " лодкапристала к сберегаю " водинмомент, и лишь одно фантазия может вытекать заИисусом, идущим по воде... Можно прикинуть, что этот переход нематериален. Во всех обстоятельствах Иоанном подчеркивается врождённый христианский характерИисуса-чудотворца. Начинается деяния, вехами которой являются Плотин, ОтцыЦеркви, Декарт, Гегель и почтивсе остальные. Однако лишь открытия Фрейда, можетбыть, разрешают подойти поближе - снаружи к метафорическому переосмыслению таинстваевхаристического слияния в ( возникновение, наступление) субъекта. Олимпия де Гуж ДЕКЛАРАЦИЯ ПРАВ ЖЕНЩИНЫ И ГРАЖДАНКИ Предисловие Идея равенства полов как и вообщем мысль равенства, является составной долею мнения демократии, которое разарабатывалось в рамках философской традиции гуманизма, Просвещения и европейских революций xyii-xyiii вв. Первые официальные бумаги по правам человека возникли в конце xyiii в., когда фактически в одно время были приняты Декларация независимости США( 1776) и Декларация прав человека и гражданина во Франции( 1789). В данных документах, лежащих в базе современной концепции прав человека, отсутствовало признание гражданских прав дам, отсутствовала мысль равенства полов. Идея равенства полов, выраженная в текстах xy-xyii вв., сначало представляла из себя " теоретическую реабилитацию дамского пола " [1], охрану права дам считаться полноценным человеком. В xyiii в. в эру Просвещения и Великой французской революции состоялись первые выступления дам в охрану собственных политических и гражданских прав, тогда же были сформулированы запросы и опубликованы бумаги, требующие признания прав дам как людей. Вызов был брошен " проматерью феминизма " Олимпией де Гуж( 1745-1793), которая в 1791 г. определила, опубликовала и озвучила первый, по сути феминистский, манифест - Декларацию прав дамы и гражданки. Немецкая социалистка и феминистка истока ХХ в. Лили Браун в книжке " Женский вопрос " посвящает Олимпии де Гуж некотороеколичество страничек в голове о роли дам в эру Великой Французской революции. По ее понятию, Олимпия де Гуж была одной из самых типичных и уникальных личностей, которой " суждено было сделаться первой организаторшей дамского движения " [2]. Лили Браун строчит: " Ее настоящее имя было горькая Гуз, ее предки были обыкновенные люди из Монтобана, но очень возможно, что собственным рождением она была должна амурной связи ее мамы Олимпии с поэтом Ле Франк де Помпиньяном. Красивая женщина, бурбонские черты которой отдали предлог втомжедухе полагать ее папой Людовика xv, вышла замуж чрезвычайно рано, но спустя мало лет сбросила с себя кандалы несчастливого брака [3]. Олимпия отправилась в Париж, водила блещущую светскую жизнь, но быстро круто поменяла свою жизнь, отдавая себя работе для публичного блага. По понятию ее современников, она поражала всех имуществом собственных идей и мощью собственной речи. Во всем, что она писала и разговаривала, звучала женская природа в ее прекраснейших чертах. Перед лицом царившего голода она с поддержкой общественного воззвания и своим образцом добилась такого, что почтивсе состоятельные дамы с самоотверженной радостью принесли в дар государству свои драгоценности. Она жарко возбуждала за приспособление примерных муниципальных мастерских для безработных, что и было частично сделано. Настоящую эру составили выступления Олимпии де Гуж на поприще дамского движения. В собственном обращении к дамам она восклицала: " Разве еще не время, чтоб и посреди нас - дам - началась революция? Разве мы никогда не примем деятельного роли в формировании сообщества? " Когда же возникла Декларация прав человека, возбудившая общий интерес, то она опубликовала манифест, прокламировавший права дам и в сжатых, но мощных словах заключавший программу дамского движения " [4]. По иным этим [5], французская писательница и революционерка Олимпия де Гуж была дочерью мясника и прачки, рано вышла замуж за чрезвычайно обеспеченного пожилого мужчину. Овдовев, она поселилась в Париже и стала достаточно популярным создателем нескольких комедий, установленных в столичном театре. Истовая республиканка, она основала некотороеколичество дамских организаций в эру революции, опубликова наиболее 30 политических памфлетов. Хотя Олимпия де Гуж поддерживала Революцию, она деятельно выступала против кровопролития, против экзекуции короля, против политики Робеспьера и Марата. Это привело ее на эшафот в 1793 г., она была казнена как реакционная роялистка. Публикации Олимпии де Гуж были сразу феминистскими и революционными. Наибольшую популярность она получила после публикации " Декларации прав дамы и гражданки ", ключевые запросы которой содержались в последующем: предоставление функционального и пассивного избирательного права для дам, допущение их ко всем должностям, предоставление права обладать и распоряжаться собственностью, права на образование, одинаковых прав в семье и церкви. В. Успенская ОЛИМПИЯдеГУЖ ДЕКЛАРАЦИЯПРАВЖЕНЩИНЫИГРАЖДАНКИ ( 1791) Мужчины, сможете ли вы быть справедливыми? Этот вопрос задает вам дама. Вы не сможете велеть ей безмолвствовать. Скажите мне, кто дал вам преимущество унижать мой пол? Ваша держава? Ваши дарования? Взгляните на нашего Мудрого Творца, на достоинство природы, к согласии с которой вы стараетесь, и, ежели можете, найдите еще хоть один образчик такового же деспотизма. Изучите мир животных, наблюдайте стихии, исследуйте растения и, вконцеконцов, все вероятные органические формы существования и признайте родное поражение перед лицом тех доказательств, какие я вам советую. Попробуйте, ежели естественно у вас выйдет, обрисовать еще хоть один вариант повиновения 1-го пола иному. Такое имеется лишь в нашем сообществе, поэтому что вся остальная натура устроена согласованно. Она эталон нескончаемого сотрудничества полов. Только мужчины сделали из натурального деления принцип. Нелепый, слепой, псевдонаучный и деградировавший - в эру просвещения и мудрости! – до совершенного невежества, мужчина желает приказывать, таккак лишь он наделен умственными возможностями. Он делает вид, что поддерживает Революцию, желает равноправия и на этом становится. Матери, дочери, сестры [и] гражданки требуют права быть представленными в Национальном собрании. Полагая, что неосведомленность и неуважение правами дам – корень всех заморочек нашего сообщества, мы решили выдвинуть праздничную декларацию натуральных, неотъемлемых и священных прав дам. Декларация призвана работать неизменным напоминанием всем членам сообщества об их правах и обязанностях, гарантировать справедливость всех действий парней и дам и гарантировать поддержание нравственности в сообществе. Итак, пол, чья краса и дерзость, подтверждаемая пытками материнства, признает и заявляет в пребывании и под покровительством Господа Бога последующие Права Женщины и Гражданки: Статья 1 Женщина рождена вольной и одинаковой в правах мужчине. Социальные различия объясняются лишь суждениями необходимости. Статья 2 Целью хотькакого политического соединения является предложение натуральных и неотъемлемых прав дам и парней. К таким относятся воля, собственность, сохранность и противодействие давлению( угнетению) Статья 3 Принцип суверенитета вначале заложен в идее цивилизации, которая представляет собой альянс дам и парней. Никто и ничего не может осуществлять администрация, не данную ему государством. Статья 4 Свобода и верность содержатся в возвращении только, что принадлежит иным. Поэтому единым ограничением для реализации натуральных прав дам является постоянная тирания со стороны парней. Это ограничение обязано быть упразднено, как такого требуют законы природы и человечного интеллекта. Статья 5 Законы природы и человеческий интеллект судят все деяния, наносящие урон социуму. Все, что позволяют эти опытные и священные законы, не может быть запрещается, и никого невозможно вынудить делать то, что не предписано данными законами. Статья 6 Законы обязаны формулировать повальную волю, все граждане, как дамы, так и мужчины, обязаны собственно или чрез собственных представителей способствовать законотворчеству. И мужчины, и дамы обязаны быть одинаковы перед законодательством, обладать однообразный доступ к муниципальным постам, почестям, публичной деятельности сообразно их возможностям и на основании их талантов и добродетелей. Статья 7 Ни одна дама не является исключением. Ее имеютвсешансы свалить, заключать и кормить под сторожей в вариантах, оговоренных в законе. Женщины вровень с мужчинами подчиняются закону. Статья 8 Закон обязан ставить лишь такие наказания, надобность которых явна. Наказание может реализоваться лишь так, как предписывает закон, общепринятый до совершения такого или другого правонарушения. Статья 9 Если дама признана виновной, то она обязана понести возмездие, определенное законодательством. Статья 10 Никто не обязан быть наказан за личные взоры. Женщина может взойти на эшафот, следственно, она может взойти и на трибуну, при условии, что в ее выступлении не держится лозунг к свержению законного режима. Статья 11 Самым драгоценным для дамы является преимущество на свободное изложение собственных идей и понятий. Свобода предполагает признание деток их отцами, благодарячему неважнокакая дама, не обращая интерес на безжалостные предрассудки, может беспрепятственно сообщить: “Я мама твоего ребенка”. Исключение может быть изготовлено, чтоб противостоять ограничению свободы в вариантах, предусмотренных законодательством. Статья 12 Гарантия прав дам и гражданок доставит выгоду всем; эта гарантия обязана быть претворена в жизнь из-за повального блага, а не из-за тех, кому поручено смотреть за исполнением декларации. Статья 13 Вклад дам и парней в общественную активность, а втомжедухе их роль в управлении обязаны быть схожими. Если дама на одинаковых исполняет томную работу, то она обязана воспринимать роль в распределении должностей, постов и всех остальных благ. Статья 14 Мужчины и дамы имеют преимущество испытывать, собственно или чрез собственных представителей, надобность пожертвований со стороны сообщества. Этот пункт распространяется на дам, лишь в том случае, ежели им гарантируется одинаковая ступень роли в процессе распределения материальных благ и управления социумом, в том числе в определении размера, основания, процесса и длительности сбора налогов. Статья 15 Женщины, соединенные с мужчинами для упрощения процедуры налогообложения, имеют преимущество востребовать доклад о распределении налогов у хотькакого представителя властей. Статья 16 Ни в одном сообществе невероятна конституция, в которой не гарантировались бы натуральные права, и не утверждалось бы деление властей. Конституция является только фикцией, ежели в ее разработке не воспринимали роль большаячасть людей страны. Статья 17 Собственность принадлежит обоим полам. И для парней, и для дам, обладание собственностью – священное и нерушимое преимущество. Никого невозможно отнять принадлежности, таккак таков настоящий закон природы. Единственно вероятным случаем станет законное требование сообщества, и то лишь на критериях подготовительной и справедливой компенсации. Постскриптум Женщина, очнись. Набат интеллекта раздается по всему миру. Осознай свои права. Огромное королевство природы более не окружено предрассудками, фанатизмом, суевериями и обманом. Пламя правды разогнало тучи глупости и узурпаторства. Силы роба умножились, и он сбросил свои кандалы. Но, освободившись, он стал несправедлив к собственным близким. О, дамы! Когда же вы прозреете? Что вы получили от Революции? Усилившееся пренебрежение, наиболее очевидное неуважение. На протяжении веков у вас была администрация лишь над мужскими слабостями. Почему вы опасаетесь востребовать такого, что причитается вам по разумным законам природы? Или вы опасаетесь, что наши французские законодатели, эти надзиратели характеров, живущие по меркам издавна прошлых дней, опять спросят: “Женщины, а что же у вас всеобщего с нами? ” “Все”, - ответите им вы. Если они будут упорствовать, не бойтесь применять силу интеллекта для борьбы с необоснованными претензиями на господство, объединяйтесь под знаменем философии, употребите всю свою энергию и скоро вы увидите, как высокомерные мужчины, какие раньше были только услужливыми обожателями, встанут разделять с вами дары священной мудрости. Какие бы преграды не стояли на вашем пути, в вашей власти высвободить самих себя. Вам стоит лишь пожелать. Измените собственный статус в сообществе. И таккак в этот момент обсуждается вопрос о повальном образовании, давайте проследим за тем, чтоб законодатели не обошли интересом вопрос дамского образования. Женщины нанесли более ущерба, чем сделали блага. Их уделом были ограничения и притворство. Та администрация, которая была отнята у них, нашла воплощение в запасе дамских хитростей. Они стали приходить ко всем вероятным видам обольщения, и даже самый-самый целомудренный не сумел перед ними выдержать. Им подчинялись и меч, и яд. Они повелевали правонарушениями. Руководство Францией, кпримеру, веками зависело от тех, с кем мощные решетка этого проводили ночи; ни одна муниципальная неувязка не оставалась секретной для дамы: назначения в посольствах, в армии, министерствах, церкви. Наконец, все мужчины, в мундире или сутане, пали жертвой алчности и амбициозности дам, которых ненавидели и перед которыми преклонялись. Что разрешено заявить в данной противоречивой ситуации? У меня имеется лишь миг, чтоб выложить свои взоры, но конкретно к этому мгновению станет приковано интерес наших отпрысков. При древнем режиме все было безнравственно, все неверно. Но брать желая бы известие к греху - что поменялось вданныймомент? Женщине необходимо было быть только только прекрасной и приятной. Если она владела данными свойствами, то она могла восторгаться многими красотами жизни. И ежели она ими не пользовалась, то это числилось странностью или проявлением некоторой глупой философии, которая заставляла даму ненавидеть достояние. Тогда в очах сообщества она становилась сумасшедшей. Самые недостойные добивались почтения имуществом, женская торговля стала чем-то вроде особенной ветви в высших слоях сообщества, которая отныне прекратит родное наличие. Если же она остается, то революция потерпит поражение. В новейших критериях мы никогда не станем чисты. Однако постоянно разрешено вынудить остальных поверить, что даме прикрыт путь к радостям жизни, ежели мужчина приобретает ее, как роба на африканском побережье. Разница популярна всем: раб подчиняется владельцу, но ежели владелец дарит ей свободу, не прибавив к ней материального возмездия, то что будет с дамой в том возрасте, когда краса уже уходит? Она почувствует всю силу публичного порицания, и для нее будут прикрыты даже двери благотворительных организаций. Про нее скажут: “Несчастная бабушка, отчего же она не обеспечила себя? ”. Разум подсказывает остальные, наиболее пронзительные образцы. Молодая неопытная дама, соблазненная обожаемым мужчиной, оставляет родимый дом, чтоб вытекать за ним. Неблагодарный кинет ее чрез некотороеколичество лет, а чем ветше она делается, тем почаще его измены. Он уйдет от нее, даже ежели у них имеется детки. Если он богат, то он не посчитает необходимым снабдить собственных деток. Он станет ощущать себя совсем безнаказанным, таккак его оправдает хотькакой суд. Если он женат, то всевозможные остальные обещания будут признаны преступными. Как же противостоять греху? С поддержкой закона о одинаковом делении принадлежности меж мужчиной и дамой и об их одинаковом участии в управлении социумом. Совершенно разумеется, что выходцы из состоятельных семей лишь выиграют от такового закона. А что же ждет тех, кто проживает правдиво и благородно, но в нищете? Бедность и стыд. Если женщина не владеет выдающимися талантами в музыке или рисовании, ей прикрыт доступ к любому роли в публичной жизни, какими бы возможностями она не владела. Сейчас я ограничусь только набросками, чрез некотороеколичество дней я тщательно изложу свою политическую платформу, снабдив родное творение важными комментариями. Я опять возвращаюсь к вопросу морали. Брак – могилка доверия и любви. Замужняя дама может бессовестно рождать преступных деток собственному супругу и бросать им имущество, которое им не принадлежит. Незамужняя дама может только одно: античные безжалостные законы не разрешают ей отдать собственному ребенку имя и достояние его отца. Никаких новейших законов, регулирующих этот вопрос, принято не было. Если вы посчитаете парадоксальной и бессмысленной мою попытку отдать моему полу преимущество на упрямство, то я предоставлю мужчинам пожинать плоды моего начинания. Но покуда мы ожидаем, разрешено приступить подготовку с внедрения повального образования, с возвращения к высоконравственным истокам и к уважению ВУЗа брака. Форма Общественного контракта меж Мужчиной и Женщиной. Мы, …….. и ………., по личному желанию, соединяемся до конца наших жизней и до конца наших эмоций друг к другу и принимаем последующие условия: мы хотят изготовить наше положение всеобщим, оставляя за собой преимущество поделить его по собственному усмотрению меж нашими детьми и теми, к кому проверяем особую привязанность. Мы признаем, что наша собственность принадлежит нашим детям, самостоятельно от такого, кто является их реальным папой или мамой, и все детки имеют одинаковое преимущество на нашу фамилию. Таким образом, в случае развода мы должны поделить наше актив и найти ту дробь, которая по закону достанется нашим детям. В случае безупречного союза тот, кто умрет главным, оставит свою долю принадлежности в выгоду деток, а ежели некто умрет бездетным, то муж или жена по праву получит долю усопшего, ежели лишь мертвый не завещал ее в выгоду кого-либо еще. Я советую вот такую форму брачного договора. Я могу доставить, как поднимутся против нее лицемеры, ханжи, духовенство и остальные. Немногие сумеют взятьвтолк, что лишь таковым образом разрешено придти к согласии в сообществе. Я стараюсь привести некотороеколичество образцов. Богатый бездетный эпикуреец считает приемлемым для себя навещать семью собственного скудного соседа и усиливать количество его семьи. Если станет закон, позволяющий супруге бедняка дать собственного малыша в богатую семью, сообщество только выиграет от этого, а мораль вырастет. Возможно, этот закон станет содействовать сохранности принадлежности и убережет кого-либо от приютов для бедняков. Возможно, тогда лжефилософы закончат ходить против натуральных законов нравственности, а может, они элементарно запутаются в собственном ворохе цитат. Кроме такого, я бы желала, чтоб был закон, защищающий вдов и юных дам, обманутых лживыми обязательствами парней, к которым они чувствовали привязанность. Я бы желала, чтоб этот закон принудил таковых парней задерживаться данных ими обязательств или, по последней мерке, выплатить штраф, соизмеримый с размером его состояния. Опять же, я бы желала, чтоб этот закон был жесток и к дамам, имеющим дерзость спрашивать охраны от закона, который они сами нарушили, но при условии, что имеются подтверждения их правонарушения. В то же время, как я писала в книжке “Простое человечное счастье”( 1788), эти путаны обязаны быть расположены в особых кварталах. Не путаны более только содействуют падению характеров, а “приличные” дамы из сообщества. Поэтому крайние имеютвсешансы поменяться сами, помогая падшим дамам. Эта сестринская ассоциация поначалу может начать установленный непорядок, но потом ее итогом станет абсолютная симфония. Я советую беспроигрышный метод спасения дамских душ. Женщинам необходимо позволить учиться мужскими занятиями. Если мужчины будут упорствовать и возобновлять полагать таковой путь неэффективным, то нужно обязать их разделять свою собственность с дамой по закону. Предрассудки исчезнут, характеры встанут наиболее чистыми, натура снова вступит в свои права. Добавьте к этому отмену безбрачия посреди священников и улучшение царской власти, и тогда во Франции станет гарантирован распорядок. Крайне нужно упомянуть закон в охрану цветного народонаселения наших колоний. Есть еще посреди нас люди, какие остались глухи к идеям гуманизма и интеллекта. Нетрудно увидеть данных возмутителей покоя. Они имеется даже посреди депутатов Национального собрания. Они разжигают пламя в Европе, в вере, что он перекинется и на Америку. Колонисты претендуют на господство над людьми, чьими отцами и братьями они являются. Отрицая законы природы, они желают обелить родное преимущество на господство цветом собственной кожи. Эти нелюди молвят: “Наша кровь течет в их жилах, но мы прольем ее, ежели станет необходимо удовлетворить наши амбиции”. Вот так папы ненавидят собственных деток. Они глухи к гласу крови. Они пробуют решить трудности Европы, начав избиение в Америке. Иногда видится, что Господь Бог выдумал свободу не для человечного сообщества. Только закон владеет преимущество ограничивать свободу, но закон обязан быть схож для всех. Национальное собрание обязано быть вольным в собственных решениях, но не вылезать за рамки закона. Пусть воля правит во Франции и защищает нашу страну от новейших бед, какие имеютвсешансы быть еще ужаснее старых. Я считаю, что главным занятием необходимо примирить законодательную и исправную ветки власти, таккак представляется, что одна всесильна, а иная беззащитна, а это может привести к краху Франции. Я размышляю, что две эти ветки власти, как мужчина и дама, обязаны слиться и действовать на сплошное добро. Афоризмы Симона Вейль ВЕЙЛЬ( weil) Симона( 1909-43), французский соц и церковный философ, мистик. После германской оккупации Парижа в 1940 бегала в Марсель, потом в США и Великобританию, участвовала в движении Сопротивления. Сочинения - " Бремя и благодать ", " Потребность в укоренении ", " Ожидание Бога ". Veyl - veyl( weil) simona( 1909-43), frantsuzskiy sotsialniy i religiozniy filosof, mistik. Posle nemetskoy okkupatsii parizha v 1940 bezhala v marsel, zatem v ssha i velikobritaniyu, uchastvovala v dvizhenii soprotivleniya. Sochineniya - " bremya i blagodat ", " potrebnost v ukorenenii ", " ozhidanie boga ". #61623; Из 2-ух людей, какие не убеждались собственно в существовании Бога, поближе к нему тот, кто его отрицает.( БОГ) [2003-07-06 00: 00: 00] #61623; Наша настоящая жизнь более чем на три четверти состоит из воображения и фантазий.( ФАНТАЗИЯ) [2003-06-15 00: 00: 00] #61623; Все грехи - это пробы наполнить пустоту.( ГРЕХ) [2003-06-15 00: 00: 00] #61623; Все грехи - это пробы наполнить пустоту.( ГРЕХ) [2003-06-15 00: 00: 00] #61623; Если в человеке и имеется кое-что по-настоящему неплохое, то разве что что-то такое, о чем он и сам не знает.( ЧЕЛОВЕК) [2003-06-15 00: 00: 00] #61623; Справедливость - нескончаемая беглянка из лагеря фаворитов.( НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ) [2003-06-15 00: 00: 00] #61623; Уничтожение прошедшего, можетбыть, худшее из всех правонарушений.( ПРОШЛОЕ) [2003-06-15 00: 00: 00] #61623; Красота - это симфония варианта и блага.( ЭСТЕТИКА) [2003-03-29 10: 14: 01] #61623; Дистанция - воротила красоты.( ЭСТЕТИКА) [2000-05-29 10: 10: 25] #61623; Культура имеется приспособление университетских профессоров для изготовления университетских профессоров.( КУЛЬТУРА) [2000-05-29 10: 10: 25] #61623; Опиум народа - не вероисповедание, а революция.( РЕЛИГИЯ) [2000-05-18 13: 30: 37] #61623; После смерти идеи остаются мертвецы.( ИДЕОЛОГИЯ) [2000-05-18 13: 28: 07] Симона Бовуар #61623; Нагота наступает с лица, бесстыдство - со слов.( ЖЕНЩИНЫ) [2003-06-15 00: 00: 00] #61623; Самый обыкновенный мужчина ощущает себя полубогом в сопоставлении с дамой.( МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ) [2003-06-15 00: 00: 00] #61623; Если вы проживете довольно продолжительно, вы увидите, что любая победа оборачивается поражением.( ПОРАЖЕНИЕ) [2000-05-18 13: 35: 42] #61623; Женщина прощает все, зато нередко припоминает о том, что простила.( ПРОЩЕНИЕ) [2000-05-18 13: 30: 37] #61623; Если влюбленность довольно сильна, ожидание делается счастьем.( РАЗЛУКА И ОЖИДАНИЕ) [2000-05-18 13: 30: 37] #61623; Женщиной не появляются, ею стают.( ЖЕНЩИНЫ) [2000-05-18 13: 24: 37] Симона де БОВУАР НАДО ЛИ ЖЕЧЬ САДА? " Властный, холеричный, доходящим до крайности во всем, наибольший из распутников, безбожник до фанатизма. Вы заперли меня в данной клетке, но убейте меня или примите таковым как имеется, поэтому что я не изменюсь... " Они выбрали уничтожить его: поначалу скукой тюрьмы, позже нуждой и, вконцеконцов, забвением. Память о Саде была искажена многочисленными вымыслами, само его имя погребено под багажом таковых слов, как " садизм " и " садистский ". Его личные записки потеряны, рукописи сожжены, книжки запрещены. Хотя в конце xix века некотороеколичество любознательных разумов, в том числе Суинберн, показали к нему энтузиазм, лишь Аполлинер возвращал ему пространство во французской литературе. Однако до официального признания еще далековато. Можно пролистать объемистые труды " Идеи xviii века " или даже " Чувственность в xviii веке " и не повстречать его имени. Вполне ясно, что конкретно в протест на это умолчание любители Сада огласили его пророком, предтечей Ницше, Фрейда, Штирнера и сюрреализма. Но этот культ " священного маркиза ", основанный, как и все культы, на неправильном представлении, служит лишь его предательству. Критиков, какие относятся к Саду не как к злодею или идолу, а как к человеку и писателю, разрешено подбить по пальцам. Благодаря им мы снова раскрываем для себя это имя. Однако, удивительно же его подлинное пространство? Почему имя маркиза де Сада заслуживает нашего энтузиазма? Даже его фанаты с радостью признают, что творения его по большей доли нечитабельны. Что касается его философии, то она не пошла лишь в силу непоследовательности создателя. А что до его грехов, то они не так уж оригинальны: в учебниках психиатрии описано оченьмного не наименее увлекательных случаев. Дело в том, что Сад заслуживает интереса не как беллетрист и не как сексуальный извращенец, а по фактору обоснованной им самим взаимосвязи данных 2-ух сторон собственной личности. Его отличия от нормы получают важность, когда он разрабатывает трудную систему их извинения. Сад пытался доставить свою психофизиологическую природу как итог этического выбора. В этом акте заключено рвение справиться свою изолированность от людей и, может быть, просьба о помиловании. Только благодарячему его судьба получает глубочайший общечеловеческий значение. Можем ли мы быть в сообществе, не жертвуя собственной особенностью? Эта неувязка касается всех. В случае Сада личные отличия доведены до предела, а его литературные стремления демонстрируют, как страстно он хотел быть общепризнанным социумом. Таким образом, в его книжках отражена последняя форма конфликта меж человеком и социумом, в котором ни одна особенность не может сохраняться, не подавляя себя. Это феномен и в знаменитом значении победа Сада. Для такого, чтоб взятьвтолк формирование личности Сада, было бы здорово обладать четкие и подробные сведения о его жизни. К несчастью, неглядя на стремления биографов, мы их не владеем. У нас нет даже его портрета, а описания современников очень жадны. Говорят, что отображение Сада Шарлем Нодье припоминает стареющего Оскара Уайльда, а втомжедухе Робера де Монтескье, охото созидать в Саде и черты дворянина де Шарлю. Еще наиболее огорчительно, что мы практически ничто не знаем о его детстве. Если взять историю Валькура за автобиографический рисунок, Саду в раннем детстве довелось выяснить много зла и обид. Воспитываемый совместно с Луи-Жозефом де Бурбон, он, по-видимому, так яростно и дерзко защищался от эгоистического высокомерия молодого царевича, что его довелось выключить от двора. Возможно, его присутствие в мрачном замке Сомон и Эбревильском аббатстве оставило отпечаток в его фантазии, но мы не знаем ничто значимого ни о коротких годах учения, ни о службе в армии, ни о начале его жизни в роли светского юного человека и дебошира. Можно попробовать восстановить историю Сада по его книжкам; это сделал Пьер Клоссовский, который наблюдает ключ к личности и творениям Сада в его непримиримой нелюбви к мамы. Как бы то ни было, на основании неких общих размышлений мы обязаны признать главную роль взаимоотношений Сада с родителями; подробности для нас недосягаемы. Из-за этого пробела истина о его личности никогда не станет открыта - всевозможные разъяснения будут обладать черные места, какие могли бы прояснить лишь детали детства Сада. Однако, как мы уже разговаривали, главный энтузиазм для нас представляют не извращения Сада, а его метод идти за них ответственность. Он сделал из собственной сексапильности этику; этику он выразил в литературе. И конкретно это докладывает ему настоящую своеобразие. Причины его странноватых вкусов непонятны, но мы можем доставить, как он возвел эти вкусы в взгляды и отчего довел их до фанатизма. По наружным проявлениям Сад в возрасте 20 3-х лет был подобен на всех юных аристократов такого времени. Он был интеллигентен, обожал театр, художество и литературу. Он прославился расточительством, содержал любовницу и нередко навещал бордели. Он женился по настоянию родителей на Рене-Пелаж де Монтрейль, дочери маленьких аристократов, но имевшей неплохое приданое. Это было истоком бедствий, преследовавших его всю жизнь. Женившись в мае, в октябре Сад был арестован за эксцессы в общественном доме, который он часто навещал. Причина ареста была довольно суровой, чтоб умолять руководителя тюрьмы сберечь ее в секрете, подругому его жизнь станет неизлечимо испорчена. Это событие принуждает надеяться, что эротизм Сада уже принял очень компрометирующую форму. То же намерение подтверждается тем, что спустя год контролер Марэ разослал содержательницам общественных домов предостережение о нежелательности маркиза в качестве покупателя. Все эти происшествия соединены с чрезвычайно принципиальным моментом: в самом начале жизни зрелого человека Сад с горечью убеждается в том, что его собственные наслаждения несовместимы с общественной жизнью. В юном Саде не было ничто от революционера или бунтаря. У него не было ни малейшего желания отвергать привилегии, дарованные ему началом, расположением в сообществе и имуществом супруги. Тем не наименее все это не могло доставить ему удовлетворения. Он желал быть не лишь публичной фигурой, чьи деяния регламентированы условностями и заведенным распорядком, но и живым человечьим созданием. Было лишь одно пространство, где он мог приобрести себя в этом значении, и это была не брачная спальня, а публичныйдом, в котором он мог приобрести преимущество согласиться собственным вымыслам. Это было общей иллюзией большинства юных аристократов. Отпрыски идущего к упадку класса, прежде обладавшего настоящей силой, они пробовали символически, в обстановке спальни, возвратить к жизни статус суверенного деспота-феодала. Сад также стремился иллюзии силы. " Чего желает человек, совершающий половой акт? Того, чтоб все кругом отдавало тебе родное интерес, задумывалось лишь о тебе, заботилось лишь о тебе. Любой мужчина хочет быть тираном, когда совокупляется ". Подобного рода опьянение непосредственный ценный ведет к жестокости; распутник, мучающий напарника, " вкушает все наслаждения, какие мощная природа обретает в полном проявлении собственной силы. Он покоряет, он - безжалостный ". На самом деле отхлестать плеткой( по предварительному договору) нескольких девиц - не бог известие какой-никакой заслуга. И то, что Сад заполняет его таковым ролью, сходу наводит на определенные недоверия. Поражает тот факт, что за пределами собственного " маленького домика " ему и в голову не приходило " вполне выразить свою силу ". В нем нет ни тени амбиции, рвения к власти, предприимчивости, и я полностью готова предположить, что он был трусом. Симпатия, с которой он изображает Бланже, делает чрезвычайно схожими на признание последующие слова: " Смелый малыш мог бросить этого великана в панику.... он становился робким и пугливым, и одна лишь мысль о самой безопасной схватке, но на одинаковых, направила бы его в бегство на край света ". Он так немало заявлял о силе духа не поэтому, что ею владел, а поэтому, что к ней жаждал. Оказавшись лицом к лицу с несчастьем, он хныкал и впадал в угнетение. Ужас перед нуждой, который непрерывно его преследовал, был симптомом наиболее глобального беспокойства, ужаса перед реальностью. Он не надеялся всем и любому, поэтому что чувствовал свою шаткость. Он залезал в долги, он прибывал в гнев без каждой предпосылки и мог убежать или пойти на уступки в самый-самый неподходящий момент. Его не интересовал этот кислый и все не грозящий мир. Когда он строчит, что " горячность покоряет себе и в то же время сводит все остальные влечения ", он дает четкое отображение собственного личного эксперимента. Эротизм видится ему единым вероятным заполнением существования. И ежели он посвятил себя ему с таковой энергией, таковым бесстыдством и неистовством, то поэтому, что выбрал существовать в мире воображаемом, поэтому, что придавал большее смысл вымыслам, которыми опутывал акт удовольствия, чем ему самому. В случае Сада дебош был, по-видимому, неминуем. Возможно, единым методом заполучить удовлетворение от собственного секретного триумфа было изготовить его очевидным. Он играл с огнем и считал себя владельцем расположения, но сообщество, желавшее безраздельного господства над человеком, было начеку. Оно жестко ухватилось за его тайну и классифицировало ее как грех. Хотя первой реакцией Сада были стыд и сожаление, он очень оценивал свои утехи, чтоб их бросить. Вместо этого он решил освободиться от ощущения позора, бросив вызов социуму. Весьма примечательно, что его первая преднамеренная скандальная манифестация имела пространство сходу после выхода из тюрьмы. Он приехал в собственный замок в сопровождении любовницы, которая под именованием мадам де Сад пела и плясала перед прованской знатью. Близкое общение с супругой показало Саду, как пресна и скучна добродетель, и он бунтовал против добродетели со всей силой омерзения, которое лишь может проверять вещество из плоти и крови. Но с поддержкой той же супруги он, к собственному восторгу, нашел, как просто может быть поругано Добро в его облеченной в плоть форме. Жена не была для него противником, но, как все супруги, она воплощала в себе добровольную жертву и сообщницу. Отношения де Сада с маркизой, возможно, отыскали практически совершенное отображение в описании отношений Бламона с его супругой. Бламон обретает особенное наслаждение в том, чтоб необычно нежно обходиться с супругой конкретно в те моменты, когда он лелеет в душе наиболее темные планы. Нанести удар, когда ждут веселья - в этом может содержаться одно из высочайших проявлений воли тирана, и Сад сообразил это за сто 50 лет до психоаналитиков. Мучитель, замаскированный под влюбленного, наслаждается видом жертвы, преисполненной признательности, принимающей жестокость за нежность. Несомненно, конкретно вероятность соединения таковых безвинных удовольствий с исполнением общественного длинна позволила Саду обладать троих деток от супруги. Он и в предстоящем имел приятную вероятность следить, как добродетель делается союзницей и прислужницей греха. Мадам де Сад закрывала проступки супруга в движение почтивсех лет. Она с огромным художеством организовала его побег из тюрьмы, она поощряла его интригу с своей сестрой, оргии в замке Ла Косте происходили при ее участии. Она зашла так далековато, что скомпрометировала себя, когда подложила серебро в вещи горничной, чтоб бесчестить ее нарекания против маркиза. Сад никогда не обнаруживал ни малейшей признательности, одно упоминание о таком свойстве, как признательность, приводило его в неистовство. Но полностью можетбыть, что он ощущал к супруге типичное размещение, свойственное деспоту по отношению к собственной абсолютной принадлежности. Если Рене-Пелаж непременно представляла собой большущий успех Сада, то мадам де Монтрейль стала воплощением его поражения. Она была носителем абстрактной и универсальной верности, которая с неизбежностью противостоит особенности. В лице тещи агрессивное сообщество проложило путь в дом Сада, отравило ему наслаждения, и он отступил перед его силою. Опороченный и обесчещенный, он начал колебаться. Виновным делается лишь сужденный человек, мадам де Монтрейль обвинила его и сделала из него преступника. Вот отчего он никогда на прекращал мстить ей в собственных книжках - в ней он убивал свою вину. Но ежели Сад был в конце концов побежден собственной тещей и законодательством, он сам привнес большой вклад в родное поражение. Какова бы ни была роль варианта и его своей неосмотрительности в скандале 1763 года, непременно, потом он стал созидать в риске и угрозы доп источник удовольствия. Он не зря избрал день Пасхи, чтоб заманить нищенку Розу Келлер к себе в дом. Она убежала избитая, испуганная и полураздетая, а Сад поплатился за это развлечение 2-мя маленькими сроками тюрьмы, а в 1771 году опять попал в тюрьму, уже за долги. Немедленно вдогон за этим он совратил свою молодую свояченицу. Она была канониссой, девственницей и сестрой супруги - все это придавало приключению необыкновенную притягательность. Однако он не оставил собственных старых марсельских привязанностей и в 1772 году дело приняло внезапный и грозящий кругооборот. Маркиз убежал в Италию со свояченицей, а в это время он и его лакей Латур были приговорены к погибели in absentia и их изображения казнены на муниципальный площади в Эксе. Канонисса нашла пристанище в одном из монастырей, где она и провела остаток жизни. А Сад спрятался в Савойе. Его словили и заключили в замок Миолан, откуда он спасся с поддержкой супруги. Однако отныне он стал преследуемым, он знал, что ему никогда не позволят возвратиться к обычной жизни. Тем с огромным усердием он пробовал осуществлять в жизнь свои мечты. В замке Ла Косте он устроил маленький, послушный его воле, гарем. С поддержкой маркизы он собрал коллекцию из нескольких прекрасных лакеев, секретаря - неграмотного, но симпатичного, соблазнительной кухарки, горничной и 2-ух юных женщин, доставленных своднями. Но его замок не был неприступной оплотом " Ста 20 дней Содома ", он был окружен социумом. Девицы убежали, горничная родила малыша, чье отцовство она приписывала Саду, отец кухарки пробовал его застрелить, а красавца-секретаря предки отобрали домой. Саду опять довелось удостовериться в том, что настоящий мир достаточно тяжело превратить в театр. Мадам де Монтрейль, которая не могла извинить ему падения младшей дочери, приложила некие стремления и 7 сентября 1778 года он оказался в Венсенне, за семью замками, " как дикий зверек ". И сейчас наступает иная деяния. Одиннадцать лет, поначалу в Венсенне, а позже в Бастилии, гибнет человек, но рождается беллетрист. Человек был сломлен чрезвычайно скоро. Обреченный на импотенцию, не понимающий, как продолжительно продлится мнение, Сад повредился в разуме, и ум его блуждал в горячечном бреду. Однако интеллектуальные возможности возвратились к нему достаточно скоро, а сексуальный аппетит он компенсировал радостями обильного стола. Его прислуга говорил, что маркиз постоянно дымил как каминная трубка и ел за четырех. Жена посылала ему горы снеди, и он завоевал невероятной толщины. Он пожаловался, винил, умолял и все же чуть-чуть веселил себя, мучая супругу. Он имел дерзость ревновать, приписывал ей происки против себя, а когда она его навещала, находил, что маркиза мало робко одета. Начиная с 1782 года он решил, что лишь беллетристика способна наполнить его жизнь " восхищением, вызовом, искренностью и наслаждениями воображения ". Его экстремизм отразился и тут: он писал в состоянии неистовства, писал и сразу ел. Революция освободила Сада из заточения, и он доверял, что в его жизни наступает новейший период. Жена умоляла развода, сыновья и дочь были ему полностью посторонними. Освободившись от семьи, он, кого старенькое сообщество сделало изгоем, попробовал приноровиться к новому, которое возвращало ему амбиция гражданина. Его пьесы шли в театре с огромным успехом, он с энтузиазмом придумывал революционные речи. Однако роман с революцией длился непродолжительно. Саду было 50 лет, он имел сомнительное прошедшее и благородное возникновение, которого не могла зачеркнуть его нелюбовь к аристократии. Мир, к которому он пробовал приноровиться, опять оказался очень настоящим, оказывающим дерзкое противодействие. И им правили те же универсальные законы, какие Сад считал липовыми и несправедливыми. Когда во имя данных законов сообщество узаконило смертоубийство, Сад в страхе отшатнулся. Человек, высказывающий изумление тем, что Сад дискредитировал себя в очах Революции гуманностью, вместо такого, чтоб взятьвдолг пространство губернатора в периферии и терзать и кончать людей насколько душе угодно, не соображает его по-настоящему. Пролитие крови могло работать для него источником побуждения только при определенных обстоятельствах: жестокость обязана была обладать известие к нему и к определенному, конкретному индивидууму. Он не желал осуждать, приговаривать и следить " анонимную " погибель издали. Он ничего так не недолюбливал в древнем сообществе, как его узаконенное преимущество осуждать и наказывать, жертвой которого он стал сам. Вот отчего Сад в роли главного присяжного почаще только выгораживал обвиняемого. В декабре 1793 года его заключили в тюрьму по обвинению в " умеренности ". Освобожденный чрез год, он писал: " Республиканская тюрьма с ее вечной гильотиной перед очами нанесла мне в сто раз более ущерба, чем все Бастилии совместно взятые ". Зло закончило быть привлекательным, когда грех было объявлено добродетелью, и желая сексуальность Сада с годами не уменьшилась, гильотина убила больную поэтику извращенного эротизма. Он не растерял памяти, но потерял движущую силу, и хозяйка жизнь стала для него очень томным трудом. Лишенный соц и семейных рамок, какие тем не наименее были ему нужны, он влачил ничтожное наличие в бедности и болезнях и работал в Версальском театре за 40 су в день. Декрет 28 июня 1799 года, запрещавший зачеркнуть его имя из перечня аристократов, подлежащих изгнанию, принудил его воскликнуть в отчаянии: " Смерть и бедность - вот заслуга, которую я получил за свою верность Республике ". Он получил все же преимущество гражданства и в декабре 1799 года играл роль в собственной пьесе, но, к истоку 1800 оказался в версальской клинике, " умирающий от голода и мороза ", под опасностью тюрьмы за долги. Он был так несчастлив во злобном мире так именуемых " вольных " людей, что, может быть, сам жаждал очутиться в одиночестве и сохранности тюрьмы. Сознательное или невольное, это желание было исполнено, и 5 апреля 1801 года его заперли в приюте Сен-Пелаж, а позже переправили в Шарантон, куда под видом его дочери последовала мадам Квесне( она бытует в его переписке под именованием " Чувствительной Дамы "). Там он и оставался до конца жизни. Конечно, оказавшись взаперти, Сад протестовал и бился за свободу. Но по последней мерке он опять сумел полностью посвятить себя влечения, заменившей ему чувственные наслаждения, - писательству. Он стал хлопотать лишь о спокойствии собственной будничной жизни, гулял по саду с " Чувствительной женщиной ", писал комедии для призреваемых и устанавливал их на сцене. После " Философии в спальне " он сочинил модифицированную и расширенную версию " Жюстины ", за которой последовала " Жюльетта ". Эти два творения возникли в десятитомном издании в 1797 году, были напечатаны и " Преступления любви ". Его природа не поменялась, но он устал от борьбы. " Сад был приветлив до приторности, - произносит Нодье, - грациозен до ахинеи и с поклонением заявлял обо всем том, о чем принято произносить с поклонением ". Мысли о старости и погибели доводили его до кошмара. " Он бледнел при упоминании о погибели и падал в обморок при облике собственных седых волос ". Однако он миролюбиво скончался от астматического приступа 2 декабря 1814 года. Сад сделал эротизм значением и выражением только собственного существования, благодарячему изучение природы его эротизма владеет наиболее принципиальное смысл, чем удовлетворение праздного любопытства. Совершенно разумеется, что он имел выраженные сексуальные идиосинкразии, но найти их не так элементарно. Его сообщники и жертвы хранили Безмолвие, а в книжках более фантазии, чем истины. Тем не наименее в его романах есть ситуации и герои, какие очевидно используют его особенным расположением. Иногда в письме или повороте разговора нас поражает выдумка, которая очевидно не является эхом постороннего гласа. Именно эти сцены, герои и фразы имеютвсешансы работать ключом к пониманию личности Сада. В общепринятом значении " садизм " значит жестокость. Первое, что кидается в глаза в книжках Сада, это конкретно то, что обычно ассоциируется с его именованием: побои, кровь, мучения, смертоубийство. В случае с Розой Келлер он избивал ее плеткой, можетбыть, наносил царапины ножом и лил на них расплавленный воск. В Марселе он доставал из кармашка " кошку ", утыканную булавками. Во всем поведении по отношению к супруге он обнаруживал необыкновенную искреннюю жестокость. Более такого, он непрерывно говорил об удовольствии, которое разрешено заполучить, принуждая человека мучиться: " Нет нималейшего сомнения, что болезнь действует на нас посильнее, чем удовольствие, когда иной проверяет болезнь, все наше вещество яростно вибрирует ". Дело в том, что в базе всей сексапильности Сада и, дальше, в базе его этики лежит его интуитивное понятие об идентичности акта соития и жестокости. В свидетельствах Розы Келлер и в письмах Сада имеется подтверждения такого, что его оргазм был подобен на эпилептический припадок, был чем-то убийственным и брутальным, как взрыв ярости. Чем разрешено разъяснить эту непонятную " гнев "? С раннего детства до тюрьмы Сад, разумеется, чувствовал неизменные, ежели не невыносимые пытки желания. С иной стороны, эксперимент эмоционального опьянения ему не был доступен никогда. В его жизни и в жизни его героев чувственная удовлетворенность никогда не связана с самозабвением, духовным порывом. Истоки садизма лежат в попытке компенсации 1-го недостающего вещества - эмоционального целостности партнеров, позволяющее сразу забыть себя и осмыслить действительность иного существа. Если бы Сад был холоден по природе, никаких заморочек не появилось бы, но инстинкты водили его к иным людям, с которыми он был неспособен объединиться, ему доводилось создавать способы, чтоб сотворить иллюзию такового соединения. Сад знал один из таковых способов - жестокость и злость, но и это не приносило ему удовлетворения. Если поставлена мишень избавиться от себя и ощутить действительность напарника, есть и иной метод ее заслуги: чрез болезнь своей плоти. В Марселе Сад чувствовал действие плетки не лишь на девицах, но и на себе самом. Это было, по-видимому, очень обыкновенной для него практикой, и его герои с радостью подставляют тело под удары: " Никто сейчас не колеблется в том, что удары бича очень эффективны в оживлении силы желания, истощенного удовольствием ". Однако Сад не был мазохистом в обыкновенном понимании этого слова. Необычным в его случае было усилие воли, наполнявшей плоть и не растворявшейся в ней. Он принуждал проститутку хлестать себя плеткой, но любые две минутки вставал и записывал, насколько ударов он получил. Его унижение немедленно трансформировалось в подготовленность унижать. Он избивал девушку, покуда над ним совершали акт содомии, а его любимой иллюзией было присутствие в роли мучителя и жертвы сразу. Был ли Сад гомосексуалистом? Его наружность, роль, выполняемая его лакеями, присутствие в замке прекрасного неграмотного секретаря, огромное пространство, которое Сад отводит данной " выдумки " в собственных книжках, и влечение, с которой он ее охраняет, не оставляют никаких колебаний. Несомненно, дамы игрались огромную роль в его жизни, но каковы были его дела с ними? Примечательно, что из 2-ух единственных свидетельств его сексуальной энергичности никак не следует, что Сад вступал и с ними в обычные половые дела. Если он имел троих деток от мадам де Сад, то это было в главном соединено с исполнением общественной роли. А принимая во интерес пакетный нрав оргий в Ла Косте, мы не можем полагать доказанным, что конкретно он был папой малыша горничной. Мы, очевидно, не можем присваивать Саду понятий, высказываемых уверенными гомосексуалистами его романов, но выдумка, вложенная в рот Епископа( " 120 дней Содома "), довольно недалека ему по духу, чтоб звучать как признание: " Мальчик еще лучше девочки. Рассмотрим вопрос с точки зрения зла, таккак зло практически постоянно имеется правда удовольствия, его основное обаяние. Преступление обязано глядеться более, когда совершается над созданием, схожим тебе самому, и от этого наслаждение автоматом удваивается ". В согласовании с некий специфичной диалектикой Сад нередко отводит дамам роль фаворитов в собственных романах. Совершая грех, они еще яснее, чем мужчины, показывают несгибаемость духа и силу воли. Тем не наименее все его романы пронизаны отвращением к дамам, которое могло быть обусловлено отношениями Сада с мамой и тещей. Можно допустить втомжедухе, что Сад недолюбливал дам, поэтому что видел в них быстрее собственных двойников, чем добавление, и поэтому, что ничто не мог от них заполучить. В его героинях более жизни и тепла, чем в героях, не лишь по эстетическим суждениям, а поэтому, что они были ему поближе. Сад чувствовал свою женственность, и дамы вызывали его гнев тем, что не были самцами, которых он в реальности хотел. Я уже разговаривала, что разглядывать странности Сада лишь как факты - означает давать им неверное смысл. Они постоянно имеют этическую подоплеку. После скандала в Марселе эротизм Сада закончил быть его собственной индивидуальностью - он перевоплотился в вызов социуму. В письме к супруге Сад разъясняет, как он возвел свои вкусы в взгляды: " Я довел эти вкусы до ступени фанатизма, и это дело рук моих преследователей ". Сад получил мощнейший движок собственной сексуальной энергичности - тягу к преступлению. Поскольку сообщество в объединении с природой расценило его наслаждения как грех, он сделал грех источником наслаждения. Совершал ли он зло, чтоб ощутить себя виновным, или спасался от ощущения вины, делая его жизненным принципом? Дать протест на этот вопрос обозначало бы обезобразить личность, которая никогда не находилась в состоянии спокойствия и пожизненно металась меж гордыней и раскаянием. Сад вполне отдавал себе доклад в том, что в настоящей жизни его мечты об идеальном эротическом акте неосуществимы. В реальности имеется лишь один метод заполучить удовлетворение от фантомов эротизма - он и состоит как раз в принятии их нереальности. Только в фантазии разрешено существовать без риска расстройства. С поддержкой воображения он спасался от времени, места, тюрьмы, милиции, одиночества, противников, погибели, жизни, позволял все противоречия. И не в правонарушении он мог проявить и воплотить свою натуру, а в литературе. Литература отдала Саду вероятность высвободить и принять свои мечты. Она стала актом демонизма, запечатлела его беззаконные, убийственные видения. Это придает его творениям несравненную важность. Тот, кто обретает парадоксальным, что человек, который был одиночкой во всем, показал такую бешеную тягу к коммуникации, не соображает его. В нем не было ничто от мизантропа, предпочитающего сообщество животных и девственной природы социуму людей. Отрезанный от решетка, он стремился единения с ним, и это могла отдать ему беллетристика. Хотел ли он лишь шокировать сообщество? В 1795 году он писал: " Я готов к тому, чтоб выдвинуть некотороеколичество глобальных идей. Их услышат, они заставят напрячься. Если не все из них приятны, а большаячасть покажется мерзкими, я внесу вклад в прогресс нашего века и буду этим удовлетворен ". Его открытость была прочно связана с бесчестностью. Он наслаждался шокирующим эффектом собственной истины, но лишь таковым методом истина могла быть провозглашена. Беззастенчиво признавая свои пороки, он выгораживал себя. Он желал дать обращение той самой публике, которую недолюбливал. Все, что он писал, - отображение двойственности его дела к людям и миру. Еще наиболее дивен избранный им метод выражения. От человека, который так ревниво подчеркивал и возделывал свою неповторимость, разрешено было бы ждать самовыражения в настолько же персональной форме, как, кпримеру, у Лотреамона. Но xviii век не мог дать Саду таковых лирических способностей - время " проклятых стихотворцев " еще не пришло. А Сад ни в коей мерке не владел литературной смелостью. Настоящий создатель обязан - по последней мерке на определенном уровне и в установленный момент - избавиться от багажа предшественников и воспарить над людьми в полном одиночестве. А в Саде была внутренняя бессилие, замаскированная его самонадеянностью. Общество жило в его сердечко под личиной вины. У него не было ни времени, ни средств заново формировать человека, мир, себя. Вместо утверждения себя Сад оправдывался и для такого, чтоб его сообразили, он употреблял доктрины современного ему сообщества. Будучи порождением оптимального века, он ничего не считал наиболее достоверным, чем интеллект. Он писал: " Все универсальные нравственные взгляды - не наиболее чем порожние выдумки " - и при этом добровольно подчинялся принятым эстетическим концепциям и вере в универсальность логики. Это разъясняет как его художество, так и его идеи. Он выгораживал себя, но все время умолял помилования. Его труды - двусмысленное желание довести грех до предела и сразу сбросить с себя вину. То, что излюбленным литературным жанром Сада была пародия, несомненно и в то же время интересно. Он не пробовал сотворить новейший мир, ему довольно было высмеять тот, который был ему навязан, имитируя его. Он притворялся, что верует в населяющие этот мир призраки: безукоризненность, доброту, благородство, великодушие и целомудрие. Когда он елейно рисовал добродетель в " Алине и Валькуре ", " Жюстине " или " Преступлениях любви ", им двигал не лишь расплата. " Покровы ", которыми он окутывал Жюстину, были не элементарно литературным приемом. Чтобы заполучить наслаждение от бедствий добродетели, нужно нарисовать ее довольно честно. Защищая свои книжки от упреков в распущенности, Сад двулично писал: " Можно ли льстить себя верой, что добродетель представлена в удачном свете, ежели черты окружающего ее порока обрисованы без должной выразительности? " Однако он имел в виду совершенно иное: может ли недостаток разжигать, ежели читателя доэтого не заманить иллюзией блага? Дурачить людей еще приятнее, чем шокировать. И Сад, плетя свои сладкие округлые фразы, проверяет от мистификации острое удовольствие. Его манера часто различает та же холодность и та же слезливость, что и нравоучительные рассказы, послужившие ему прототипом, а эпизоды развертываются в согласовании с теми же печальными правилами. И все-же конкретно в пародии Сад достигнул блестящего писательского успеха. Он был предвестником романов кошмара, но для безудержной выдумки был очень разумен. Когда же он дает волю собственному необузданному воображению, не знаешь, чем Восторгаться более: эпической страстностью или иронией. Как это ни удивительно, тонкость иронии искупает все его неистовства и докладывает повествованию истинную поэтичность, спасая от неправдоподобия. Этот сумрачный юмор, который Сад периодически направляет против самого себя, не элементарно внешний прием. Сад, с его позором и гордостью, истиной и правонарушением, был одержим духом противоречия. Именно там, где он притворяется шутом, он более серьезен, а там, где максимально лжив, более искренен. Когда под видом взвешенных, бесстрастных доводов он провозглашает страшные гадости, его изощренность нередко скрывается под маской простодушия; чтоб его не приперли к стенке, он изворачивается как может - и добивается собственной цели: возбуждать нас. Сама форма изложения рассчитана на то, чтоб привести в смятение. Сад произносит однообразно и пугано, и мы затеваем тосковать, но внезапно серое угнетение вспыхивает броским сиянием горькой сардонической правды. Именно тут, в пиршество, неистовстве и презрительной необработанности, манера Сада какоказалось манерой большого писателя. И все-же никому не придет в голову ассоциировать " Жюстину " с " Манон Леско " или " Опасными связями ". Как ни парадоксально, хозяйка надобность в сочинительстве наложила на книжки Сада эстетические ограничения. Ему не хватало виды, без которой не может быть писателя. Он не был довольно обособлен, чтоб столкнуться лицом к лицу с реальностью и восстановить ее. Он не противостоял ей, наслаждаясь вымыслами. Его рассказы различают нереальность, интерес к бесполезным деталям и монотонность шизофренического абсурда. Он придумывает их из-за личного наслаждения, не устремляясь изготовить воспоминание на читателя. В них не ощущается упорного противодействия реальности или наиболее мнительного противодействия, которое Сад находил в глубине собственной души. Пещеры, подземные ходы, загадочные замки - все атрибуты готического романа в его творениях имеют особенный значение. Они символизируют обособленность вида. Совокупность фактов отображается в восприятии совместно с содержащимися в них препятствиями. Образ же совсем мягок и податлив. Мы обретаем в нем только то, что в него вложили. Образ подобен на заколдованное королевство, из которого никто не в мощах прогнать одинокого деспота. Сад имитирует конкретно образ, даже когда заявляет, что придал ему литературную непроницаемость. Так, он пренебрегает пространственными и мимолетными координатами, в рамках которых развертываются все настоящие действия. Места, какие он описывает, не принадлежат этому миру, действия, какие в них проистекают, быстрее подсказывают живые картины, чем похождения, а время в этом искусственном мире вообщем отсутствует. В его творениях нет грядущего. Не лишь оргии, на какие он нас приглашает, проистекают вне определенного места и времени, но и - что наиболее основательно - в них участвуют не живые люди. Жертвы застыли в собственной душераздирающей униженности, мучители - в собственном неистовстве. Не наделяя их жизнью, Сад элементарно мечтает о них. Им не знакомы ни сожаление, ни антипатия; наиболее большее, на что они времяотвремени способны, - это эмоция пресыщения. Они равнодушно убивают, являясь отвлеченным воплощением зла. И неглядя на то, что эротизм владеет некую социальную, семейную или личностную базу, он теряет свою исключительность. Он наиболее не является конфликтом, откровением или особенным переживанием, не поднимаясь больше био уровня. Как разрешено ощущать противодействие остальных вольных людей или сошествие духа на плоть, ежели все, что мы зрим, это картины наслаждающейся или терзаемой плоти? Даже кошмар не охватывает при облике данных эксцессов, в которых совсем не участвует рассудок. " Колодец и маятник " Эдгара По вселяет кошмар конкретно поэтому, что мы воспринимаем происходящее внутри, очами богатыря; героев же Сада мы воспринимаем лишь снаружи. Они такие же искусственные и движутся в мире так же неоправданно, как пастухи и пастушки в романах Флориана. Вот отчего эта извращенная буколика дает аскетизмом нудистской колонии. Оргии, какие Сад постоянно описывает в мелких деталях, быстрее превосходят анатомические способности человечного тела, чем обнаруживают необыкновенные эмоциональные комплексы. Хотя Саду и не удается сказать им эстетическую честность, он в общих чертах обозначает безызвестные дотоле формы эротического поведения, в частности те, какие объединяют нелюбовь к мамы, фригидность, интеллектуальность, пассивный гомосексуализм и жестокость. Никто с таковой силой не показал ассоциация восприятия с тем, что мы именуем пороком; и периодически Сад дозволяет нам заглянуть в потрясающую глубину отношений меж чувственностью и существованием. Примечательно, что в 1729 году Сад писал: " Я согласен, что чувственное удовольствие - это влечение, подчиняющая себе все другие влечения и сразу объединяющая их в себе ". В первой половине этого текста Сад не лишь предвосхищает так именуемый " пансексуализм " Фрейда, но и превращает эротизм в движущую силу человечного поведения. К тому же во 2-ой доли он заявляет, что чувственность наделена ролью, выходящим за ее пределы. Либидо находится всюду и постоянно еще просторнее самого себя. Сад, непременно, предугадал эту большую правду. Он знал, что " извращения ", какие масса считает высоконравственным уродством или физическим недостатком, на самом деле соединены с тем, что сейчас именуется интенциональностью. Он строчит супруге, что все " причуды... берут правило в утонченности ", а в " Алине и Валькуре " заявляет, что " изыски проистекают лишь от утонченности; желая утонченного человека имеютвсешансы тревожить вещи, какие как какбудто эту изысканность исключают ". Он втомжедухе разумел, что наши вкусы мотивированы не лишь внутренним качеством объекта, но и его отношением к субъекту. В отрывке из " Новой Жюстины " он делает попытку разъяснить копрофилию. Его протест сбивчив, но, дерзко применяя мнение воображения, он показывает, что правда предмета лежит не в нем самом, а в том смысле, которым мы его наделяем в ходе нашего собственного эксперимента. Подобные прозрения разрешают нам объявить Сада предтечей психоанализа. К огорчению, его размышления утрачивают сияние, когда он принимается защищать взгляды психо-физического параллелизма. " По мерке развития анатомических знании мы просто сможем показать ассоциация меж телосложением человека и его вкусами ". Это возражение поражает нас в необычном отрывке из " 120 дней Содома ", где Сад обсуждает сексуальную притягательность уродства. " К тому же подтверждено, что конкретно ужас, антипатия и безобразие вызывают особенное удовольствие. Красота элементарна, а уродство только. И пылкое фантазия, естественно же, предпочтет необыкновенное обычному ". Хотелось бы, чтоб Сад подробнее обрисовал ассоциация меж ужасом и желанием, но ход его размышлений грубо обрывается фразой, снимающей установленный им же вопрос: " Все это зависит от нашего устройства, органов и их взаимодействия, и мы способны поменять наши пристрастия к схожим вещам не наиболее, чем переработать форму наших тел ". На первый взор видится парадоксальным, что настолько эгоцентричный человек обращается к теориям, напрочь отрицающим личные индивидуальности. Он умоляет нас не сожалеть сил, чтоб лучше взятьвтолк человечную душу. Он пробует ориентироваться в самых странноватых ее проявлениях. Он восклицает: " Что за ребус человек! " Он хвастает: " Вы понимаете, что никто не исследует вещи лучше меня " и все-же он уподобляет человека механизму и растению, всего-навсего забывая о психологии. Но это возражение, как оно ни обидно, просто разъяснить. Быть чудовищем, возможно, не так элементарно, как задумываются некие. Он был зачарован собственной секретной, но он и опасался ее. Он желал не столько проявить себя, насколько отстоять. Устами Бламона он делает признание: " Я обосновал свои отличия с поддержкой интеллекта; я не остановился на колебании; я одолел, я искоренил, я уничтожил все, что могло воспрепятствовать моему удовольствию ". Как он без устали повторял, избавление обязано начинаться с победы над угрызениями совести. А что правомочно усмирить эмоция вины надежнее, чем преподавание, размывающее само понятие об ответственности? Но было бы очень ошибочно полагать, что его взоры этим исчерпываются; он отыскивает помощь в детерминизме только для такого, чтоб вдогон за многими иными сообщить о собственной воле. С литературной точки зрения, банальности, которыми он перемежает свои оргии, в конце концов лишают их каждой жизненности и правдоподобия. Здесь втомжедухе Сад обращается не столько к читателю, насколько к самому себе. Нудно утверждая одно и то же, он как бы делает обряд очищения, настолько же натуральный для него, как постоянная исповедь для хорошего католика. Сад не являет нам плод усилий вольного человека. Он принуждает нас участвовать в процессе собственного избавления. Этим-то он и удерживает наше интерес. Его пробы искренней употребляемых им средств. Если бы детерминизм, исповедуемый Садом, устраивал его, то он покончил бы с искренними терзаниями. Однако они утверждают о себе с таковой четкостью, которую не в мощах замутить никакая логика. Несмотря на все наружные извинения, какие он с таковым настойчивостью выдвигает, он продолжает задавать себе вопросы, атаковать на себя. Именно его настойчивая открытость, а совсем не совершенство манеры или последовательность взоров, дает нам преимущество именовать его большим моралистом. " Сторонник крайностей во всем ", Сад не мог пойти на компромисс с религиозными взорами собственного времени. Первое же его творение, " Беседа священника с умирающим ", написанное в 1782 году, стало декларацией атеизма. Сад светло выложил свои взоры: " Идея Бога - единственная опечатка, которую я не могу извинить человечеству ". Он затевает с разоблачения конкретно данной мистификации, поэтому что как настоящий картезианец идет от обычного к сложному, от грубой лжи к завуалированному обману. Он знает, что уничтожить идолов, которыми окружило человека сообщество, разрешено, только утвердив свою самостоятельность перед небесами. Если бы человек не опасался жупела, которому он по глупости поклоняется, он так просто не отказался бы от свободы и правды. Выбрав Бога, он кинул себя, совершив непростительное грех. На самом же деле он не даетответ перед верховным судьей; у небес нет права на обжалование. Сад отлично разумел, как религия в ад и бесконечность способна пробудить жестокость. Сен-Фон играет с данной возможностью, со сладострастием представляя себе нескончаемые пытки грешников. Он веселится, воображая дьявола-демиурга, воплощающего все естественное зло. Но Сад ни на минутку не забывает, что эти гипотезы - лишь забава ума. Воспевая безусловное грех, он желает отомстить Природе, а не обидеть Бога. Его горячие обличения религии грешат печальным однообразием и возобновлением избитых общих мест, но Сад дает им личное истолкование, когда, предвосхищая Ницше, заявляет христианство религией жертв, которую, на его взор, следует сменить идеологией силы. Во каждом случае его правдивость не вызывает колебаний. Сад по природе был полностью не религиозен. В нем нет ни малейшего метафизического беспокойства. Он очень занят оправданием личного существования, чтоб анализировать о его значении и цели. Его убеждения шли из глубины души. И ежели он прослушивал мессу и заискивал епископу, так это поэтому что был стар, сломлен и выбрал лицемерить. Однако его завещание не оставляет места сомнению. Он опасался погибели по той же фактору, что и старости: как распада личности. В его творениях совсем отсутствует ужас перед загробным миром. Сад желал обладать дело лишь с людьми, и все нечеловеческое было ему далеко. И все же он был одинок. Восемнадцатый век, стараясь аннулировать Царство Божие на Земле, отыскал себе новейшего идола. И атеисты, и религиозные стали поклоняться новому воплощению Высшего Блага: Природе. Они не собирались отказываться от условностей категорической повальной нравственности. Высшие ценности были разрушены, а удовольствие признано меркой блага; в атмосфере гедонизма себялюбие было восстановлено в собственных правах. Мадам дю Шатле, кпримеру, писала: " Начать с такого, что в этом мире у нас нет никаких других занятий, несчитая поисков приятных эмоций и чувств ". Но эти робкие себялюбцы постулировали натуральный распорядок, обеспечивающий гармоничное единодушие собственных и публичных интересов. Процветание сообщества на добро всем и любому следовало снабдить с поддержкой мудрой организации, в базе которой покоился публичный контракт. Трагическая жизнь Сада уличила эту оптимистическую вероисповедание во лжи. В xviii веке влюбленность часто рисовали в мрачных, праздничных и даже катастрофических тонах; Ричардсон, Прево, Дюкло, Кребильон и вособенности Лакло сотворили много демонических героев. Однако источником их порочности постоянно была не личная свобода, а извращение ума или желаний. Подлинный, инстинктивный эротизм, против, был восстановлен в собственных правах. Как утверждал Дидро, в определенном возрасте появляется натуральное, здоровое и полезное для продолжения рода желание, и влечения, какие оно рожает, настолько же неплохи и благотворны. Персонажи " Монахини " получают наслаждение от " садистских " извращений лишь поэтому, что уничтожают свои желания вместо такого, чтоб удовлетворять их. Руссо, чей сексуальный эксперимент был трудным и вбольшейстепени плохим, строчит: " Милые удовольствия, чистые, живые, легкие и ничем не омраченные ". И дальше: " Любовь, как я ее вижу, как я ее испытываю, разжигается перед иллюзорным образом достоинств любимой, и эта видимость рожает восторг добродетелью. Ибо понятие о добродетели неотделимо от представления о абсолютной даме ". Даже у Ретифа де ла Бретона удовольствие, желая оно и может быть буйным, постоянно - восхищение, мука и нежность. Вотан Сад рассмотрел в чувственности эгоизм, тиранию и грех. Только благодарячему он мог бы взятьвдолг особенное пространство в летописи чувственности собственного века, но он вывел из собственных прозрений еще наиболее значимые этические следствия. В идее, что Природа - зло, нет ничто новейшего. Саду несложно было отыскать доводы в выгоду тезиса, воплощенного в его эротической практике и иронически подтвержденного социумом, которое заключило его в тюрьму за соблюдение собственным инстинктам. Но от предшественников его различает то, что, обнаружив царящее в Природе зло, они противопоставляли ему нравственность, основанную на Боге и сообществе, тогда как Сад, желая и отрицал первую дробь повального кредо " Природа блага, подражайте ей ", как это ни парадоксально, сберег вторую. Пример природы просит воспроизведения, даже ежели ее законы - это законы нелюбви и разрушения. ныне нам следует пристально разглядеть, каким образом он направил новейший культ против его любителей. Сад разнообразно разумел известие человека к Природе. На мой взор, эти различия объясняются не столько ходом диалектики, насколько неуверенностью его мышления, которое то удерживает его дерзость, то дает ей совершенную свободу. Когда Сад элементарно пробует наспех подыскать себе извинение, он обращается к механистическому взору на мир. Как утверждал Ламетри, деяния человека не подлежат нравственной оценке: " Мы повинны в следовании нашим простым желаниям не наиболее, чем Нил, несущий свои воды, или море, вздымающее волны ". Так же и Сад, ища извинений, ассоциирует себя с растениями, животными и даже физиологическими веществами. " В ее( Природы) руках я только приспособление, которым она распоряжается по личному усмотрению ". Хотя он непрерывно скрывается за схожими утверждениями, они не выражают его настоящих идей. Во-первых, натура для него не безразличный устройство. Ее модификации предоставляют нам базу допустить, что ею правит сердитый гений. На самом деле Природа жестока, и кровожадна, и одержима духом разрушения. Она " хотела бы совершенного уничтожения всех живых существ, чтоб, формируя новейшие, насладиться своим могуществом ". И тем не наименее человек не ее раб. В " Алине и Валькуре " Сад уже заявлял, что способен выхватить у Природы свою свободу и обернуть ее против нее же. " Давайте отважимся свершить принуждение над данной странной Природой, завладеть художеством восторгаться ею ". А в " Жюльетте " он заявляет еще решительней: " Раз человек создан, он наиболее не зависит от Природы; раз уж Природа кинула его, она наиболее не владеет над ним власти ". Человек не должен повиноваться природному порядку, таккак тот ему совсем чужд. Поэтому он волен в собственном нравственном выборе, который ему никто не вправе навязывать. Тогда отчего из всех раскрытых перед ним путей Сад избрал тот, который чрез копирование Природе ведет к преступлению? Чтобы ответствовать на этот вопрос, необходимо учесть всю систему его взоров. Истинная мишень данной системы - обелить " правонарушения ", от которых Сад никогда и не задумывался отказываться. Когда он пробует обосновать, что вольнодумец вправе подавлять дам, он восклицает: " Разве Природа, наделив нас силой, нужной для такого, чтоб подчинить их нашим желаниям, не доказала, что мы владеет на это преимущество? " Сад винит законы, какие навязало нам сообщество, в искусственности. Он ассоциирует их с законами, какие могло бы придумать сообщество слепцов. " Все эти повинности мнимы, таккак условны. Подобным образом человек приспособил законы к собственным жалким познаниям, жалким хитростям и жалким нуждам, - но все это не владеет нималейшего дела к реальности... Глядя на Природу, несложно взятьвтолк, что все наши учреждения, сравнимо с нею, так низки и несовершенны, как законы сообщества слепцов - сравнимо с нашими законами ". Порой он грезил об идеальном сообществе, которое не отвергало бы его за особенные пристрастия. Он искренне считал, что такие склонности не представляют суровой угрозы для просвещенного сообщества. В одном из писем он заявляет: " Для страны опасны не представления или пороки правдивых лиц, а поведение публичных деятелей ". Дело в том, что деяния распутника не оказывают на сообщество сурового воздействия; они не наиболее, чем забава. Если сбросить запреты, придающие преступлению притягательность, похоть хозяйка собой пропадет. Возможно, он втомжедухе доверял, что в сообществе, уважающем оригинальность, и, следственно, способном признать его в качестве исключения, его пороки не будут активизировать такового осуждения. Во каждом случае, он был убежден, что человек, получающий наслаждение от такого, что хлещет бичом проститутку, наименее опасен для сообщества, чем генерал-откупщик. Однако совсем разумеется, что энтузиазм Сада к публичным преобразованиям носил кристально абстрактный нрав. Он был одержим своими проблемами, не намеревался изменяться и уж совершенно не находил согласия окружающих. Пороки обрекали его на одиночество. Ему нужно было обосновать неминуемость одиночества и преимущество зла. Ему просто было не обманывать, поэтому что он, разорившийся магнат, никогда не встречал схожих на себя людей. Хотя он не веровал в обобщения, он придавал собственному расположению важность метафизической неизбежности: " Человек одинок в мире ". " Все существа рождены одинокими и не нуждаются друг в приятеле ". Но человеку Сада не элементарно мирится с одиночеством; он заявляет его один против всех. Отсюда следует, что ценности неодинаковы не лишь для различных классов, но и для различных людей. " Все влечения имеют два смысла, Жюльетта: одно - чрезвычайно несправедливое, по понятию жертвы; иное - исключительно верное для ее мучителя. И это основное возражение непреодолимо, ибо оно - хозяйка правда ". Попытки людей примирить свои рвения в попытках найти совместный энтузиазм, постоянно фальшивы. Ибо не есть другой действительности, несчитая замкнутого в себе человека, агрессивного любому, кто покусится на его самостоятельность. Свободный человек не в состоянии выбрать благо элементарно поэтому, что его нет ни на пустых небесах, ни на лишенной верности Земле, ни на идеальном горизонте; его нереально отыскать нигде. Зло празднует всюду, и имеется только один путь отстоять себя перед ним: взять его. Несмотря на собственный пессимизм, Сад яростно отрицает идею покорности. Вот отчего он осуждает лицемерную кротость, носящую звучное имя добродетели, глупую кротость царящему в сообществе злу. Подчиняясь, человек кидает не лишь себя, но и свою свободу. Сад с легкостью обосновывает, что целомудрие и умеренность неоправданны даже с точки зрения полезности. Предрассудки, клеймящие кровосмешение, гомосексуализм и остальные сексуальные " странности ", преследуют одну мишень: повредить личность, навязав ей глупый конформизм. Добродетель не заслуживает ни восхищения, ни признательности, ибо она не лишь не подходит потребностям верховного блага, но служит интересам тех, кто обожает выдвигать его напоказ. По логике вещей, Сад обязан был придти к этому выводу. Но ежели человек управляется лишь собственным энтузиазмом, тогда стоит ли ненавидеть добродетель? Чем она ужаснее порока? Сад с жаром даетответ на этот вопрос. Когда отличие отдается добродетели, он восклицает: " Какая скованность! Какой лед! Ничто не вызывает во мне переживания, ничего не волнует... Я узнаю тебя, и это - наслаждение? Насколько привлекательней иная сторона! Какой пожар эмоций! Какой трепет во всех членах! " И снова: " Счастье приносит только то, что волнует, а волнует только грех ". С точки зрения распространенного в то время гедонизма, это веский довод. Здесь разрешено лишь оспорить, что Сад обобщает собственный свой эксперимент. Возможно, остальные люди способны восторгаться Добром? Сад отклоняет этот эклектизм. Добродетель может доставить лишь мнимое счастье: " подлинное блаженство чувствуют лишь при участии эмоций, а добродетель не удовлетворяет ни одно из них ". Подобное предложение может начать сомнение, таккак Сад преобразовал фантазия в источник порока; но недостаток, питаясь вымыслами, преподает нам определенную правду, а подтверждением его подлинности служит оргазм, т. е. определенное чувство; тогда как иллюзии, питающие добродетель, никогда не приносят человеку настоящего удовлетворения. Согласно философии, которую Сад одолжил у собственного времени, единым мерилом действительности является чувство, и ежели добродетель не волнует нималейшего ощущения, так это поэтому, что у нее нет никакой настоящей базы. Сравнивая добродетель и недостаток, Сад наиболее светло разъясняет, что владеет в виду: "... первая имеется что-то иллюзорное и вымышленное; 2-ой - что-то истинное, настоящее; первая основана на предрассудках, 2-ой - на рассудке; первая при посредничестве гордыни, самом неправильном из наших эмоций, может на миг вынудить наше сердечко забиться чуток посильнее; иной доставляет подлинное сердечное удовольствие, воспламеняя все наши ощущения... " Химерическая, воображаемая добродетель включает нас в мир призраков, тогда как окончательная ассоциация порока с плотью свидетельствует о его подлинности. Терзать свою жертву следует в состоянии неизменного напряжения, подругому влечение, остывая, обернется угрызениями совести, какие скрывают в себе смертельную угроза. На крайней ступени сознательного нравственного разложения человек освобождается не лишь от предрассудков и позора, но и от ужаса. Его покой сродни невозмутимости старого мудреца, считавшего тщетным все то, что от нас не зависит. Однако мудрец ограничивался негативной охраной от мучения. Мрачный скепсис Сада обещает положительное счастье. Так, Кер-де-фер выдвигает последующую кандидатуру: " Либо грех, которое дает нам счастье, или эшафот, который выручает нас от несчастья ". Человек, способный превратить поражение в победу, не знает ужаса. Ему нечего страшиться, поэтому что для него не есть отвратительного финала. Грубая оболочка происходящего не занимает его. Его тревожит только смысл событий, которое зависит лишь от него самого. Тот, кого колотят бичом или принуждают, может быть как рабом, так и государем собственного ката. Амбивалентность мучения и удовольствия, унижения и гордыни дает вольнодумцу администрация над происходящим. Так, Жюльетте удается превратить в удовольствие те же пытки, какие повергают в уныние Жюстину. Обычно содержание событий не владеет огромного смысла, в расплата принимаются только намерения их соучастников. Так гедонизм заканчивается безразличием, что подкрепляет парадоксальную ассоциация садизма со стоицизмом. Обещанное счастье оборачивается хладнокровием. " Я был счастлив, драгоценная, с тех пор как я совсем равнодушно совершал всевозможные правонарушения ", - произносит Брессак. Жестокость стает перед нами в новеньком свете: как аскеза. " Человек, научившийся быть равнодушным к посторонним страданиям, делается нечувствительным к собственному личному ". Таким образом, целью делается уже не побуждение, но безразличие. Конечно, новоиспеченному вольнодумцу нужны мощные чувства, помогающие ему осмыслить настоящий значение существования. Однако потом он может наслаждаться чистой формой правонарушения. Преступлению свойствен " величавый и возвышенный нрав, постоянно и во всем превосходящий печальные красоты добродетели ". С суровостью Канта, имеющей совместный источник в пуританской традиции., Сад соображает вольный акт лишь как акт, вольный от всех переживаний. Оказавшись во власти чувств, мы теряем свою самостоятельность, снова становясь рабами Природы. Этот актуальный отбор раскрыт любому человеку, самостоятельно от такого, в каком расположении он располагаться. В гареме монаха, где мучается Жюстина, одной из жертв удается осилить судьбу, проявив незаурядную силу нрава. Она закалывает свою подругу с таковой безжалостностью, что вызывает восторг владельцев и делается королевой гарема. Тот, кто мирится с значением жертвы, мучается малодушием и недостоин жалости. " Что всеобщего может быть у человека, готового на все, с тем, кто не отваживается ни на что? " Противопоставление данных 2-ух слов заслуживает интереса. По понятию Сада, тот, кто смеет, тот и может. В его творениях практически все преступники погибают насильственной гибелью, но им удается превратить родное поражение в победа. На самом деле погибель - не худшая из неудач, и какую бы судьбу Сад не готовил свои героям, он дозволяет им выполнить заложенные в них способности. Подобный оптимизм идет от аристократизма Сада, включающего преподавание о предназначении во всей его неумолимой суровости. Те характеристики нрава, какие разрешают немногим избранным властвовать над стадом обреченных, являются для Сада чем-то вроде благодати. Жюльетта вначале была спасена, а Жюстина - обречена. Наиболее убедительные доводы против позиции Сада разрешено выдвинуть от имени человека; таккак человек полностью реален, и грех наносит ему настоящий вред. Именно в этом вопросе Сад держится последних воззрений: для меня подлинно только то, что относится к моему эксперименту; мне далеко внутреннее пребывание остальных людей. А так как оно меня не затрагивает, то и не может прикладывать на меня никаких обещаний. " Нас совсем не трогают мучения остальных людей; что у нас всеобщего с данными страданиями? " И опять: " Нет нималейшего схожести меж тем, что чувствуют остальные и что ощущаем мы. Нас оставляют равнодушными беспощадные мучения остальных и волнует малейшее личное наслаждение ". Гедонистический сексуализм восемнадцатого века мог рекомендовать человеку одно: " находить милые ощущения и чувства ". Этим подчеркивалось, что человек в сущности одинок. В " Жюстине " Сад рисует доктора, собирающегося разделить свою дочь во имя грядущей науки и, следственно, населенияземли. С точки зрения неясного грядущего, населениеземли в его очах владеет определенную важность; но что такое человек, сведенный только к обычному пребыванию? Голый факт, недостаточный каждой ценности, волнующий меня не наиболее, чем скончавшийся гранит. " Мой близкий для меня ничего; он не владеет ко мне нималейшего дела ". Люди не представляют для деспота никакой угрозы, не грозя сути его бытия. И все же наружный мир, из которого он исключен, нервирует его. Он стремится в него просочиться. Сад непрерывно выделяет, что извращенца волнуют не столько мучения жертвы, насколько рассудок власти над ней. Его треволнения не имеют ничто всеобщего с отвлеченным демоническим наслаждением. Замышляя черные дела, он наблюдает, как его воля делается долей иного человека. А так как погибель надежнее жизни, а мучения - счастья, то, совершая принуждение и смертоубийство, он берет обнаружение данной секреты на себя. Ему недостаточно наброситься на обезумевшую жертву под видом судьбы. Открываясь жертве, истязатель принуждает ее сообщить о собственной воле криками и мольбами. Но ежели жертва не соображает значения происходящего, она не стоит мучений. Ее убивают или забывают. Жертва владеет преимущество взбунтоваться против тирана: убежать, кончать с собой или одолеть. Палач достигает от жертвы 1-го: чтоб, выбирая меж протестом и покорностью, мятежом или смирением, жертва в всяком случае поняла, что ее судьба - это воля тирана. Тогда ее объединяют с властителем теснейшие узы. Палач и жертва образуют реальную пару. Бывает, жертва, смирившись со собственной долей, делается сообщником тирана. Она превращает мучение в удовольствие, стыд - в гордость, действуя попутно с мучителем. Для него это наилучшая заслуга. " Для вольнодумца нет большего удовольствия, чем захватить прозелита ". Совращение невинного существа, безусловно, является демоническим актом, но, учитывая амбивалентность зла, разрешено полагать его настоящим обращением, завоеванием еще 1-го союзника. Совершая принуждение над жертвой, мы вынуждаем ее признать родное одиночество, а следственно, понять правду, примиряющую ее с противником. Мучитель и жертва с удивлением, почтением и даже восхищением выяснят о собственном объединении. Как верно указывалось, меж распутниками Сада нет крепких связей, их отношениям непрерывно сопутствует интенсивность. Однако то, что эгоизм постоянно празднует над дружбой, не отбирает у крайней действительности. Нуарсейль никогда не забывает напомнить Жюльетте, что их связывает лишь наслаждение, которое он приобретает в ее фирмы, но это наслаждение предполагает конкретные дела. Каждый обретает в лице иного союзника, чувствуя сразу и свободу от обещаний, и побуждение. Групповые оргии рождают у вольнодумцев Сада эмоция настоящей общности. Каждый принимает себя и свои деяния очами остальных. Я чувствую свою плоть в плоти иного, означает, мой близкий вправду есть для меня. Поразительный факт сосуществования традиционно ускользает от нашего сознания, но мы можем воспользоваться его секретной, аналогично Александру, разрубившему гордиев узел: мы можем объединиться друг с ином в половом акте. " Что за ребус человек! - Конечно, мой друг, вот отчего остроумный человек произносит, что проще насладиться им, чем взятьвтолк его ". Эротизм выступает у Сада в качестве исключительно достоверного средства общения. Пародируя Клоделя, разрешено заявить, что у Сада " член - кратчайший путь меж 2-мя душами ". Сочувствовать Саду - означает изменять его. Ведь он желал нашего мучения, покорности и погибели; и любой раз, когда мы встаем на сторону малыша, чье гортань разрезал сексуальный маньяк, мы выступаем против Сада. Но он не запрещал нам защищаться. Он признает преимущество отца отомстить за принуждение над его ребенком или даже предупредить его с поддержкой убийства. Он просит 1-го: чтоб в борьбе непримиримых интересов любой хлопотал лишь о себе. Он одобряет вендетту, но осуждает суд. Мы можем уничтожить, но не осуждать. Претензии арбитра раздражают Сада посильнее претензий тирана; ибо безжалостный действует лишь от собственного лица, а судья пробует предоставить личное мировоззрение за совместный закон. Его стремления построены на лжи. Ведь любой человек замкнут в собственной скорлупе и не способен работать посредником меж изолированными людьми, от которых он сам изолирован. Пытаясь избежать житейских конфликтов, мы уходим в мир иллюзий, а жизнь уходит от нас. Воображая, что мы себя оберегаем, мы себя разрушаем. Огромная награда Сада в том, что он бунтует против абстракций и отчуждения, уводящих от истины о человеке. Никто не был привязан к конкретному наиболее страстно. Он никогда не числился с " всеобщим соображением ", которым лениво наслаждаются посредственности. Он был привержен лишь истинам, извлеченным из очевидности личного эксперимента. Поэтому затмил сексуализм собственного времени, превратив его в этику подлинности. Это не значит, что нас обязано удовлетворять предложенное им заключение. Желание Сада ухватить саму сущность человечного существования чрез свою собственную ситуацию - источник его силы и его беспомощности. Он не видел иного пути, несчитая собственного бунта. Он знал лишь одну кандидатуру: абстрактную нравственность или грех. Отрицая любую значимость человечной жизни, он санкционировал принуждение. Однако бессмысленное принуждение утрачивает свою притягательность, а безжалостный внезапно открывает свою незначительность. Заслуга Сада не лишь в том, что он во всеуслышание заявил о том, в чем любой со позором сознается самому себе, но и в том, что он не смирился. Он выбрал жестокость безразличию. Вот отчего сейчас, когда человек знает, что стал жертвой не столько чьих-то пороков, насколько благих целей, творения Сада снова вызывают энтузиазм. Противостоять рискованному публичному оптимизму означает стать на сторону Сада. В одиночестве тюремной камеры он пережил этическую ночь, схожую тому интеллектуальному мраку, в который погрузил себя Декарт. В различие от крайнего, Сад не проверил озарения, зато подверг сомнению все обыкновенные ответы. Если мы доверяем когда-либо справиться человечное одиночество, мы не обязаны делать вид, что его не есть. Иначе вместо гарантированных счастья и верности восторжествует зло. Сад, до конца испивший чашу эгоизма, несправедливости и ничтожества, требует на правде собственных переживаний. Высшая важность его свидетельств в том, что они лишают нас душевного равновесия. Сад принуждает нас пристально пересмотреть главную проблему нашего времени: истину об отношении человека к человеку. Заключение: В итоге собственного изучения на тему " дамы философы " я сделала вывод, что не в одной энциклопедии не упоминаеться о какой- или даме философе. Хотя они были, имеется и будут. В литературе почаще только упоминается Гипатия. Но таккак не одна Гипатия была философом! Есть ещё Анжела Девис, Бэлл Хукс, Донна Хараувэй, Юлия Кристева, Люс Иригарей, Рози Брайдотти, Адриан Пайпер, Сьюзанн Лангер. И не наименее выдающиеся философы, такие как Ханна Арендт, Мэри Уолстонкрафт, Кристина Пизанская, Рената Салецл, Сьюзанн Сонтаг, Олимпия де Гуж Аспасия * Ипатия, Гертруда Гиммельфарб, Симона Вейль, Пиама Павловна Гайденко и красавица Стенгерс. В собственном реферате я поведала, не о всех, но о неких из них. Литература: 1. Браун Л. Женский вопрос. М., 1906, с. 71-73. 2. Кечерджи-Шаповалова М. В. Женское перемещение в России и за границей. СПб., 1902, с. 13. 3. Серебрякова Г. Женщины Французской революции. М., 1956. 4. Women in revolutionary paris 1789-1795: selected documents translated with notes and commentary by daline gay levy, harriet branson applewhite, mary durham johnson. University of illinois, urbana, 1979, pp. 64-65, 87-96, 254-259. Buck claire. Women's guide to literature throughout the world from sappho to atwood, women's writings through the ages. Bungay, suffolk, bloomsbury 5. Publishing ltd., 1992. Перевод Е. Лучининой и В. УспенскойРедакция В. Успенской 6. Симона де Бовуар. Надо ли жечь Сада? Эрос. Сборник. - М., 1991, с. 216-243. 7. Перевод Ж. Горбылевой статьи " des signes au sujet " выполнен по изданию: julia kristeva. Les nouvelles maladies de i'ame. - paris: fayard, 1993. C. 191-201. 8. Cf. Raymond e. Brown, la communaute du disciple bien-aime, paris, 1983. Превосходное изучение из недавних работ, касающихся Евангелия от Иоанна, принадлежит xavier leon-dufour, " l'evangile de jean ", bulletin d'exegese dunoweau-testament in recherche des sciences religieuses, avril-juin 1985, n2, p. 245-280. 9. Цитаты из Нового Завета приводятся по Библии, изданной Московской Патриархиейпо благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия ii. Российское библейское сообщество, Москва, 1993( Прим. переводчика). 10. ( запечатывать) - деноминативный глагол от ( печать, след, символ). Этимология данных определений буквально не выяснена. Некоторые авторывыявляют в них значение " треснуть ", " порвать ", " разломать "( печать, заставляющаярастрескаться глину или воск, когда ее прикладывают) или " отапливать ", " съеживать ", обретая в существительном значение " трещина ". Насилие, взлом исозидание чрез деформацию могли бы быть втомжедухе включенными в это семантическоеполе, которое не было бы, следственно, чуждым к тому, что касается " влечений ". Тем не наименее " внедрение печати исполнялось до греков в эгейском мире ", невозможно исключить и повторение( cf. P. Ex. Chantraine, dictionnaireetymologique de la langue grecque). 296 Ю. КристеваВ латинском варианте в данной фразе 6-ой головы Евангелия от Иоанна вводится " signavil ", из которого и взято смысл " sens "( значение) в глаголе " sceller "( скреплять печатью), исключающее остальные вероятные смысла. Можно прибавить еще и использование этого термина у Григория Назианзина в значении " крещения " в сопоставлении с Павлом: " В Нем и вы, услышав словечко правды, благовествование вашего спасения, и уверовав в Него, запечатлены обетованнымСвятым Духом "( Еф. 1, 13). Thesaurus craecae linguae отмечает, что чрез Стфрссуч, может обозначатьсяобрезание евреев как символ союза с Богом Авраама. 4. Некоторые уже высказывалиутверждение о космическом нраве откровения Иоанна: Иисус прибывает от Бога( Ин 8, 42; 3, 19) или пойдет с небес( Ин. 6, 38); он прибывает в мир( Ин. 3, 19; 12, 46; 6, 14; 11, 27 и т. д.); он ворачивается туда, откуда произошел( 14, 2; 12, 28; 13, 1; и т. д.); он воскресает после Пасхи( 14, 16, 16-22 и т. д.)( С(. Virgiliopasquetto, incarnazione e communione con dio, rome, 1982, cite par leon-dufour, p. 257). Абсолютная сигнификация представляется в облике космического пути, процесса, который разворачивается и в котором разрешено раздумывать как обозначения, действительно методы перемещений. 11. Перевод Ж. Горбылевой статьи " lire la bible " выполнен по изданию: julia kristeva. Les nouvelles maladies de i'ame. - paris: fayard, 1993. C. 173-189. 12. The idea of purity in ancient judaism, leiden, e. J. Brill, 1973. 13. Cf. Mary douglas, de la souillure, maspero, 1971. 14. Cf. J. Soler, " semiotique de la nourriture dans la bible " in annales, juillet-aout 1973, p. 93 sqq. 15. Цитаты из Ветхого Завета приводятся по Библии, изданной МосковскойПатриархией по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея РусиАлексия ii. Российское библейское сообщество, Москва, 1993( Прим. переводчика). 16. Е. М. Zuesse, " taboo and the divine order " in journal of the american academyof religion, 1974, t. Xlii. ј 3, p. 482-501. 17. Cf. J. Kristeva, pouvoirs de 1'horreur, essai sur i'abjection, seuil, 1980. 18. S. Freud, " le moi et le ca " in essais de psychanalyse, p. 200. 19. Cf. J. Kristeva, " l'abjet d'amour " in confrontation, ј 6, 1981, p. 123-125, repris in histoires d'amour, denoel, 1983, p. 53-65, folio " essais ", gallimard, 1985. 20. Cf. J. Kristeva, " herethique de 1'amour ", in tel quel, ј 74, hiver 1977, repris dans " stabat mater ", in hisloires d'amour, op. Oil.. P. 295-327. 21. " Theodosianl libri xvi... " Berlin, 1905, 1, 2, стр. 729. 22. Там же, стр. 850. 23. Тамже, стр. 851. 24. Socratis scholastici ecclesias-tica historia. Oxford, 1853. 25. Geppert f. Die quellen des kirchenhistorikers socrates scholasticus. Leipzig. 1898, s. 131; Meyer w. A. Hypatia von alaxandria. Heidelberg, 1886, s. 2. 26. Synesius cyrenaeus. Epistolae j. P. Migne, patrologiae graecae tomus lxvi. Paris, 1859. Письма Синезия к Гипатии применены в работе А. А. Остроумова " Синезий Птолемаидсний ". Москва. 27. " Церковная деяния ", книжка viii, голова 9. Philostorgius kirchengeschichte. Leipzig, 1913, s. Iii. 28. Suidae lexicon graece et latine recensuit 0. Bernhardy. Halis et braunswigae, t. 1-2, 1834-1853. 29. Photius. „biblloteque ", t. 1-3. Paris, 1862. 30. To жe у Свиды ii, 2, pp. 1312-1313. 11. Joannis malalae chronographia. Bonn, 1831. Книга xiv, p. 359. 31. Все источники перечислены в ст. " Hypatia " - „paulys real-encyclopadie der classischen alterturnswissenschaft ". B. Ix. Stuttgart, 1916. Там же указана главная беллетристика. Из бессчетных иностранных работ вособенности главны работы Р. Гохе, В. А. Майера и И. Р. Асмуса. 32. " Церковная деяния ", книжка vii, голова 15. В российском переводе, изданном Петербургской духовной академией, это пространство преднамеренно искажено. Убийство Гипатии-де " причинило много скорби и Кириллу и александрийской церкви "( Петербург, 1850, стр. 526). Эта фальсификация сохранена и в издании 1912 года( Саратов, стр. 389). 33. " Жития святых ". Книга десятая. Москва, 1908, стр. 159-160. 34. П. Ф. Преображенский. В мире древних идей и образов. М., 1965, стр. 158. 35. Соч.: Франкенштейн, или Современный Прометей: римлянин/ Пер. З. Александровой; 36. Предисл. А. Елистратовой. М.: Худож. лит., 1965. 244 с. .: Елистратова А. Предисловие// Шелли М. Франкенштейн, или Современный Прометей. М., 1965. С. 3-23; 37. Спарк М. Мери Шелли/ Пер. Т. Казавчинской// Эти неясные англичанки: [Сб. ]/ Сост. и предисл. Е. Ю. Гениевой. М., 1992. С. 232-362. [85] 38. " НЛО " 2003, №64 39. Steiner george. Sainte simone — simone weil// steiner george. No passion spent. London; Boston, 1997. Р. 179. 40. Зонтаг С. Симона Вайль// Зонтаг С. Мысль как влечение. М., 1997. С. 19. 41. Чоран Э. После конца летописи. СПб., 2002. С. 191. 42. Главным образом, она произносит об этом в собственной работе " Укоренение "( " l’enracinement ", 1943). 43. Здесь и дальше повальное — как распространенное на всех и должное быть для всех равнозначимым. 44. Понятие Бога в вейлевской философии идентично мнению " безусловного блага "( фр. — bien absolu), отсюда — размышления о абсолютном нраве священного. 45. Перевод с фр. А. Шмаиной-Великановой46. Данный список оценок и черт был предложен в докладе А. Шмаиной-Великановой на вечере памяти С. Вейль, состоявшемся 27 сентября 2003 г. в Музее и публичном центре им. А. Д. Сахарова. 47. 2001 Журнальный зал в РЖ, " Русский журнал " | Адрес для писем: mailto: zhz@russ. Ru По всем вопросам обходиться к Татьяне Тихоновой и Сергею Костырко | О проекте [1] lougee c. Le paradis de femmes: women, salons, and social stratification in seventeenth-century france. Princeton univ. Press, 1976. [2] Браун Л. Женский вопрос. М., 1906. С. 71. [3] Л. Таттл строчит, что она убежала от супруга и деток в Париж в 1788 г.( см.: Tuttle l. Encyclopedia of feminism. Longman, 1986. Р. 130). [4] Браун Л. Указ соч. С. 72-73. [5] См., кпримеру: women in revolutionary paris 1789-1795: selected documents translated with notes and commentary by daline gay levy, harriet branson applewhite, mary durham johnson. University of illinois, urbana, 1979, pp. 64-65, 87-96, 254-259.#Кто такие классификация звезд? История происхождения : отзывы, общие сведения, использование - 8592; История Германии. Оглавление Следующее Предыдущее Главная страничка

Tags: , Тайны искусство классификация звезд искусство классификация звезд книга искусство классификация звезд обучение любовное искусство классификация звезд гейша искусство обольщения искусство японских гейш искусство классификация звезд смотреть онлайн секреты классификация звезд искусство японской любви научиться искусству классификация звезд искусство классификация звезд видео классификация звезд искусство соблазнения искусство обольщения мужчин гейшами искусство гейш в любви гейша секрет секрет обольщение. Посмотрите видео ниже, где следовательно, как менялась ее наружность. Источник:... .

Десять великих женщин-философов: женщины женщины-мыслички Radio 4's «Greatest Philosopher» опрос дал топ-20 для всех мужчин. Но ведь философия - это абсолютно свободная от женщин зона? Напротив, настаивает Камилла Палья - и вот 10, чтобы доказать суть Среда 13 июля 2005 года 23:00 BST5 комментариев 3K Нажмите , чтобы следовать The Independent Online Я чувствую, что женщины в целом менее комфортно, чем мужчины, в обитающем суровом, холодном аналитическом пространстве, таком как тот, который включает философия. Женщины в целом - и есть очевидные исключения - больше обращаются к практическим, личным вопросам. Дело не в том, что они по своей природе не обладают талантом или способностью к философии или высшей математике, а скорее, что они более не желают, чем мужчины, посвящать свою жизнь холодному пространству, из которого естественное и человеческое существовали. Теперь, когда женщины наконец получили доступ к высшему образованию, мы ждем, чего они могут достичь в тех областях, где люди отличились, прежде всего в философии. На данный момент, однако, жанр философии не процветает; систематические рассуждения больше не имеют престижа или культурной ценности, которые когда-то были. Весь путь, который мы приближаем к миру, изменился. Философия когда-то утверждала, что она предлагает строгий метод поиска смысла жизни, и это была драгоценная замена догматической религии. Но в наше время религия среди образованных классов в Европе и Северной Америке потеряла почву, и интеллектуалы пренебрегают основной человеческой потребностью найти ответы. Философы сейчас на пороге. Философия усугубляется репутацией и ростом - это академическое упражнение. Последним по-настоящему важным движением в мире философии был экзистенциализм, в послевоенный Париж Жан-Поль Сартр, Альберт Камю и Симона де Бовуар. С тех пор существуют теории языка, но без глубокого понимания лучшей философии. Постструкционализм и постмодернизм, благодаря их скользкому релятивизму, разрушили концепцию философии. Никто не заботится о философах - культурная критика вышла на первый план. В настоящее время доминируют СМИ и блестящая поп-культура, и людям нужна помощь в переговорах и выживания. Новое устройство диагностики выходит из авто механики Angry Uberfix MD Они приняли ту же картину в течение 40 лет. Не плачь, когда увидишь последний! Ammmazing-Woman.com Топ 12 самых дорогих колледжей в мире Topexpensive.com от Taboola Рекламные ссылки Термин «женский философ» даже не имеет смысла для меня. Симона де Бовуар была мыслителем, а не философом. Философ для меня - это тот, кто убирается из повседневных забот и манипулирует терминами и понятиями, такими как счетчики на сетке или шахматной доске. И Симона де Бовуар, и Айн Рэнд, еще один мой любимый, имеют свою очень влиятельную систему мышления, и поэтому они принадлежат к любому списку великих философов. Сочетание теории, социальных наблюдений и комментариев Рэнда было очень оригинальным, хотя мы видим ее романтические источники. Ее система обширна и сложна и заслуживает того, чтобы ее включили в учебную программу по философии. «Магнум opus» Симона де Бовуара, «Второй секс» (который очень сильно повлиял на меня в юности), демонстрирует ее гибридное сознание. Это не соответствует строгому определению философии, потому что это объединение абстрактной мысли, истории и антропологии - реальных фактов. Вероятно, проблема жанра, почему обе эти женщины отсутствуют в списке. Но Платон тоже был писателем драматической фантастики, так что это не было основанием для увольнения Рэнд. В любом случае термин «философ» является passé, и его следует покинуть. Мыслитель современности должен быть отчасти абстрактным и отчасти практичным. Вчера Карл Маркс, победитель опроса Radio 4, действительно был по-настоящему серьезным мыслителем. Он не был пленником абстракции и всегда следил за обществом и его эволюцией. Но для меня его неудачи исходили из его безразличия к личности и его безжалостной привилегии группы. Было утомительно постоянно винить в себе все случаи жизни женщин в отношении сексизма и дискриминации со стороны мужчин. Сегодняшнее отсутствие крупных женщин-философов связано не с нехваткой таланта, а с крахом философии. Философия, как традиционно практикуется, может быть мертвым жанром. Это эпоха Интернета, в которой мы постоянно наводнены информацией фрагментами. Каждый человек на компьютере приступает к поиску и изготовлению своей личности. Веб-имитирует человеческую неврологию, и это фундаментально изменяет мозги молодых людей. Интернет, для хорошего или плохого, мгновенен. Философия принадлежит к исчезнувшей эпохе гораздо более медленного и риторически формального расследования. Сегодняшние философы теперь являются антикварами. Автор - профессор гуманитарных наук Университета искусств, Филадельфия. Ее последняя книга «Break, Blow, Burn: Camille Paglia читает сорок три лучших стихотворения мира» сейчас (£ 11.50, Pantheon) Ханна Арендт: 1906-1975 Германский еврейский философ, который учился у Хайдеггера (с которым у нее также были короткие отношения), прежде чем был заключен в гестапо в 1933 году за ее работу по антисемитской пропаганде. Она убежала и бежала в Париж; семь лет спустя, после падения Франции, она переехала в США. Первоначальные интересы в экзистенциализме и в мысли Святого Августина уступили место более политическому сознанию. Она известна как «Происхождение тоталитаризма» (1951), а также за ее освидетельствование над судом Адольфа Эйхмана (опубликованное впервые в «Нью-Йорке», а затем в ее книге 1963 года «Эйхман в Иерусалиме: доклад о банальности зла»). Ее оправдание смертной казни в деле Эйхмана состояло в том, что, поскольку Эйхман не хотел разделять землю с евреями, у еврейского государства не было причин делиться с ним землей. Первые два тома ее спроектированной трехтомной «Жизни Разума» были опубликованы посмертно, как и ее «Размышления о политической философии Канта». Ипатия Александрии: C370-415AD Последователь Плотиния, который развил неоплатонизм в Александрии от 400 до ее смерти в 415 году. Она была настолько известна, видимо, что переписка, адресованная только «Философу», как говорят, дошла до нее. Также считается ведущим математиком и астрономом, она, как полагают, преподавала идеи, касающиеся разных уровней реальности и способности человечества понимать их. Кажется, она верила, что все в естественном мире исходит от «одного» - и что люди не обладают умственной способностью полностью осознать реальность. Ее последующая неясность, вероятно, отражает тот факт, что ни одна из ее работ не сохранилась (хотя письма от ученика). Однако представляется, что ее влияние заставило христианскую общину города почувствовать угрозу - возможно, отчасти из-за ее акцента на ценности науки. Она была разорвана до смерти христианской толпой (включая монахов, вооруженных раковинами устриц). Поклоняющиеся почитают ее как философского мученика, сравнимого с Сократом. Симона де Бовуар: 1908-1986 Незаслуженно омраченный ее любовником Жан-Полем Сартром, Бовуар развил образование в традиционной философии (она написала диссертацию на Лейбница) в более радикальные исследования феминизма и экзистенциализма. Некоторые из ее идей - о человеческой свободе, например, о «бытие для себя» и «бытие в себе» - перекрывались с Сартрами, но ее лучшая философская работа, такая как «Этика неоднозначности» (1948) была важна сама по себе, как и ее возвышающаяся работа феминистской идеологии «Второй секс» (1949). В «Взаимном сексе» Бовуар утверждает, что женщины задерживались на протяжении всей истории, полагая, что они являются «отклонением» от мужской нормы - предположением, которое должно быть нарушено, если феминизм преуспеет. Элизабет Ансамб: 1919-2001 Оксбриджский ученый, в основном занимающийся определением фактической природы таких явлений, как ум и нравственность, Гертруда Элизабет Маргарет Ансамб была названа выдающимся британским философом 20-го века. У нее были интеллектуальные корни не только в классической философии, но и в римском католицизме и в современной философии Витгенштейна и Фреге. Друг Витгенштейна, она произвела окончательный (и еще не заверенный) перевод своих «Философских исследований» в 1953 году, а также «Вступление в Трактат Витгенштейна» в 1959 году. Ее намерение (1957) считается основополагающим документом современной «теории действия». Аналитик-философ исключительной строгости, она, как утверждается, однажды сказала Адж Айер: «Если бы вы не говорили так быстро, люди не думали, что вы так умны»; Энн, Леди Конвей: 1631-1679 Английский последователь Декарта с интересом к каббале, а затем к квакеров. Рожденная Энн Финч, она изучала философию во второй половине - через своего брата - под Генри Море в Кембридже. Ее секс отменил ее от изучения предмета, но она переписывалась с Море большей частью своей относительно короткой жизни - она ​​умерла в возрасте 47 лет. Она была озабочена вопросом о существе - она ​​сомневалась в существовании инертной материи - она ​​разработала теорию природы на основе Бога как интегрированный ментальный и материальный порядок («жизнь и фигура - это разные атрибуты одного вещества»), состоящие из отдельных " монады». В этом она ожидала Лейбница, который признал ее как влияние. Ее одна сохранившаяся работа «Принципы самой древней и современной философии» была опубликована посмертно (и анонимно) в 1690 году. Энн Конвей страдала тяжелой мигренью и, как говорят, считала операцию, известную как трепаннинг, как возможное лекарство. Сара Маргарет Фуллер: 1810-1850 Родившийся в США феминист и защитник трансцендентального идеализма, чья женщина девятнадцатого века была первым крупным феминистским манифестом Америки. Ученик Эмерсона, она преподавала в Род-Айленде и Бостоне, прежде чем переехать в Европу в 1846 году и выйти замуж за итальянского аристократа. Вместе со своим мужем и сыном она утонула с Огненного острова, Нью-Йорк, после бегства от итальянской революции. Сьюзан Хаак: 1945- Британский профессор философии и права в Университете Майами. Обитает сложный конец спектра, предлагая эпистемологическую теорию, называемую конфедерацией, своего рода Третий путь между основополагающим и когерентным. (Если вам нужно спросить, вы не поймете.) Работы включают в себя: Deviant Logic (1974), «Философия логики» (1978) и «Защита науки - в пределах разума между наукой и цинизмом» (2003). Мэри Уолстонкрафт: 1759-1797 Английский феминистский и эгалитарный, связанный с Томасом Пейн и Уильямом Годвином (ее мужем). «Оправдание прав мужчин» (1790) доказывало против работорговли; «Оправдание прав женщин» (1792) делало то, что говорилось на куртке. Описанный брак как «юридическая проституция». Оппозиционная монархия, церковь и военные. Умер после родов будущей Мэри Шелли. Айн Рэнд: 1905-1982 Спорный русский писатель и философ, «радикальный капиталист», произведения которого популярны у молодых тори (и Камиль Палья). Переехала в США в 1924 году и разработала философию индивидуализма, которую она назвала Объективизмом («философия для жизни на земле»). Самые известные работы: «Фонтанхед» (1935) и «Атлас пожал плечами» (1957). Появился в мемуаре Тобиаса Вольфа, и в фильме 1999 года о ее жизни играла Хелен Миррен. Дама Мэри Уорнок: 1924- Мэри Уорнок значительно больше влияет на то, как британское общество думает о себе, чем о любом живом мужчиновом философе. Она является чемпионом права женщины на философствование. Ветеран королевских комиссий и комитетов по расследованию, она опубликовала (в числе других) «Исповедь философии» (1992) и «Женщины-философы» (1996)..

.

ВОЗВРАЩЕНИЕ Кто такие классификация звезд? а К ЖИЗНИ

«Кто такие классификация звезд??»

Товарищи! Кто такие классификация звезд? НАПИСАНО:

Звезда текст с полезной информацией или ещё какой-то ерундой ИСТОРИИ ЖЕНЩИН-ФИЛОСОФОВ И УЧЕНЫХ История женщин-философов простирается до самой истории философии. Ценные писания от философов-женщин, начиная с древности, и непрерывная традиция от эпохи Возрождения до сегодняшнего дня, являются доказательством важного вклада женщин в философию. Такие имена, как Аспазия, Ипатия, Элизабет Богемия, Эмили Дю Шатле, Эдит Штайн и Герда Вальтер, представляют собой лишь небольшую часть женщин, философские мысли которых повлияли на историю философии до наших дней. Центр подчеркивает, что эта долговременная и богатая традиция женщин-философов быть должным образом интегрирована как в образовательную систему, так и в академический мир.Кто такие классификация звезд?

или ещё какой-то ерундой информацией текст с полезной скролящийся вниз

скачать бесплатно без регистрации нет за исключением регистрации. Сверху сайте размещаются великолепно Кто такие классификация звезд?

«Кто такие классификация звезд?»

«Кто такие классификация звезд?» ПОСЛЕДНЕЕ ОБНОВЛЕНИЕ: 1-3-2017 Кто такие классификация звезд? , символический рассказ, обычно неизвестного происхождения и по крайней мере отчасти традиционный, который якобы связывает фактические события и особенно связан с религиозными убеждениями. Он отличается от символического поведения (культового, ритуального) и символических мест или объектов (храмов, икон). Кто такие классификация звезд?ы - это конкретные рассказы о богах или сверхчеловеческих существах, участвующих в чрезвычайных событиях или обстоятельствах за время, которое неуточнено, но которое понимается как существующее помимо обычного человеческого опыта. Термин « мифология» означает изучение мифа и тела мифов, принадлежащих к определенной религиозной традиции. Этот фильм 1973 года, Как со всеми религиозными Символизм , есть ... (100 из 24 735 слов) года.

Читать далее...

Tags: Кто такие классификация звезд?. Посмотрите видео ниже, где следовательно, как менялась ее наружность. Источник:... .

Эдит Стейн посетила кружок мыслителей, агглютинировавших вокруг феноменологии, став помощником ее основателя, философа Эдмунда Гуссерля ( фото: раскрытие информации)